Богдан Костяной
Воин-паразит: Стать человеком
Глава 1. Пророчества и реальность
Одинокая фигура воина в красных доспехах, и того же цвета катаной, нависла над смертельно раненым, но всё ещё могущественным медведем. Косолапый был больше чем любой другой из его сородичей. Даже больше тех, кого люди звали лютомедведями.
Со спины, его можно было принять за небольшой пустырь, на котором дети крестьян играли в царя горы по вечерам. Он был огромен, метров десять в высоту и это только на четырёх лапах.
Зверь носил шубу из красно-рыжей, словно кленовые листья, шерсти, на которой прослеживались не просто пигментные пятна, а полноценные линии татуировок, как если бы медведь был одет в человеческую шкуру.
Идол Осеннего Леса — Балгор Мудрый, был помазанником самой богини Намины. Именно об этом свидетельствовали эскизы оставленные кистью сплетённой из самих восточных ветров, коими и правила последняя.
Но прямо сейчас это могучее создание лежало в океане собственной крови, которая как и у всякого божественного зверя была цвета золота высшей пробы. Реки драгоценного металла протекали по трещинам на земле, где несколько часов назад стоял густой лес.
Леса Карцера занимали первое место по числу так и не найденных тел среди всех возможных слоёв населения, народов и даже форм жизни. Сколько в них пропало охотников, дровосеков, рыцарей и даже королей невозможно было сосчитать в принципе. Но конкретно этот участок, Балгор старался облагородить так, чтобы, с одной стороны, не вмешиваться в естественный процесс жизнедеятельности местной пищевой цепочки, а с другой, не дать пролиться большей крови чем обычно и облегчить жизнь низшим её звеньям.
— Фух! Заставил ты меня побегать, Балгор, — произнёс одинокий воин с катаной.
В его зрачках играли языки пламени, а на голове вместо волос будто бы был разведён костёр. Со временем, конечно, эти черты стали развеиваться и тот принимал облик самого обычного мужчины лет 25 с красными волосами и голубыми глазами, а также с чуть более загорелой кожей чем у обычного человека.
Равин, Ипостась Огня окинул взглядом свою красную катану, уткнутую носом в землю. На ней было несколько зазубрин, что не радовало божество.
— Намина так просто это не оставит… — прохрипел древний зверь, — Скоро… придёт пора властвовать Осени…
— Да, дружок мой косолапый, но как видишь, сейчас у нас Лето. Моя пора. Ты знал это, когда перешёл мне дорогу, — Равин коварно улыбнулся. — Быть может я простил бы тебе твою дерзость по прошествии некоторого времени. Скажем Весной, между Зимой и Летом. Но ты пошёл на этот отчаянный поступок за пол года до моего срока. Я не мог оставить это так просто.
— Глупец… Как только Намина узнает, она вынесет это дело на совет…
— Очухайся, Балгор! Намина уже два полных цикла как моя жена! — перебил медведя Равин, — Женщины везде одинаковы, что здесь на земле, что на небесах, — Ипостась Огня хитро ухмыльнулся. — Любовь затмевает им разум и ослепляет взор. Даже если бы я принёс ей твою голову насаженную на свой меч, она бы не поверила и сделала вид, что ничего не произошло.
— Моя смерть не будет забыта… — с этими словами из пасти Балгора вышел сгусток золотой крови похожий на самородок.
— Всё так, дружище! Я буду первым оплакивать твою неожиданную смерть и даже выпью эликсира за твой упокой. Самые хвалебные песни о тебе сорвутся с моих уст и сама Лирика аккомпанирует мне своей лирой. Но только дело твоё… О нём никто так и не узнает. В этом ты, несомненно, проиграл, Балгор. — ответил Равин и поднял катану над головой.
— А-ха-ха-ха… Кха-кха! — судорожно рассмеялся медведь. — Ты должен быть старше и мудрее меня, Равин, но очевидно, что со зрением у тебя дела обстоят намного хуже старого медведя. Только слепой не увидит того, что ты дал запуск собственной гибели и она не будет такой славной как моя, как ни будут пытаться это исправить твои культисты после… Ха-ха-ха… — кровь сильным напором стала литься из горла медведя и ран на его могучем теле, — Внемли же мне, Равин, Ипостась огня — смерть тебе принесёт ничтожнейшее из созданий, в коем будет течь твоя кровь! — довольно смеясь, Балгор встал с земли и поднялся на задние лапы. — А теперь, закончим эту битву одним ударом, старый друг!
Зверь бросился в самоубийственном рывке, обнажая клыки и когти, на что Равин вынул катану из земли и взмахнул ей перед собой всего раз. И вот, божественный медведь уже стоял позади него, но рассечённый на две половины.
Ипостась Огня покосился на собственную щёку, где красовался один глубокий порез из которого тут же начала сочиться золотая кровь. Божество недовольно фыркнуло и через секунду рана полностью затянулась не оставив и следа. Выступившую кровь, Равин стряхнул на землю.
Рассечённый Балгор упал наземь, но взгляд его умирающих глаз так и не изменил направления взора. Он уставился на небольшой клочок почвы, где окружённый невидимым полем, пытался протиснуться сквозь него паразит.
Маленькое, презренное существо, похожее на таракана с двумя усиками-крючками, которыми он стремился всю жизнь заполучить хорошего носителя. Банально, чтобы суметь питаться нормальной пищей: мясом, овощами, фруктами.
Для него не существовало богов и титанов. Когда на поляне (сейчас это была просто выжженная на многие километры во все стороны почва) появился Равин, он автоматически пополз к нему, чтобы попытаться захватить власть над его телом.
Первая же атака Ипостаси Огня уничтожила всё живое вокруг. Деревья, звери, птицы, насекомые — всё обратилось в пепел. Всё, кроме, каким-то чудом, его одного.
Впрочем, паразит был также обречён. Ибо не имея возможности питаться экскрементами всех вышеописанных существ он рано или поздно умер бы голодной смертью.
Почему-то, Балгор, заранее понимая, что гибель его неминуема, закрыл презренную тварь от битвы. Видимо, в этом была какая-то божественная ирония.
«Сюда, малыш. Вот оно, вкусненькое, — это были последние мысли Балгора, которые он направил в микроскопический мозг паразита и дал тому цель в виде нескольких капель крови Равина, ещё не успевших впитаться в землю. — Это твой шанс разрушить оковы проклятого мира…»
Свет в глазах древнего зверя потух. Тело и кровь его стали затвердевать, превращаясь в некое подобие белого мрамора, что секундой позже, пылью развеялся по ветру.
* * *
Шёл дождь, размывая и без того непроходимую просёлочную дорогу. Это был довольно популярный тракт между
