Пролог
— Пожалуйста… пожалуйста не трогай ее! Я сделаю все, что захочешь!
Худенькая женщина тряслась от рвущихся из груди рыданий. Закрывала собой дверь детской, как будто хлипкая фанера могла остановить ублюдка, разрушившего ее жизнь.
Ответом стал тихий щелчок затвора, и бедняжка тихонько охнула, почувствовав животом холодный металл.
— Будешь брыкаться — и твоя дочурка лично увидит, как ее мама сгребает кишки в кучу. А потом я отдам девочку одному хорошему знакомому. Он как раз искал крошку для развлечений.
Мужчина слегка надавил пистолетом, словно ставя точку в коротком диалоге. И женщина замолкла. Закрыла рот ладонями, борясь с тошнотой и мольбами оставить их в покое.
Жесткий толчок снес в сторону, и во рту стало солоно от крови, но боли она не чувствовала — внутри кипела агония. Тихая, страшная… разрывала на части, наполняя диким страхом, но не за себя.
Девочка спала. Ее маленькая любимая зайка… Слезы капали одна за одной. Женщина утирала их ледяными пальцами и никак не могла заставить себя прекратить плакать. Не уберегла. Не спряталась достаточно хорошо… Господи, кто их сдал? Охрана? Кто-нибудь из прислуги?
Но она никому не говорила о своем положении. Сама, как только узнала, сбежала прочь, спасая себя и ребенка. И молилась, молилась изо всех сил, чтобы ее не нашли.
Мужчина вошел в детскую. Осмотрел тесное помещение, скромную мебель и рисунки на стене. Брезгливо поморщился. Зазнавшийся богатый ублюдок. Мразь, против которого она даже не пыль, а в сотню раз мельче.
Бесшумно присев перед девочкой, откинул в сторону локон, мешавший разглядеть черты лица. Искал сходство, да только тут его и в помине нет.
— Что ты с ней сделаешь? — всхлипнула, не выдержав агонии. Лучше бы ее пристрелили! Шесть лет назад, до того, как все произошло.
Ублюдок не ответил. Вместо этого без всякой нежности тряхнул ребенка за плечо, вынуждая открыть глаза. Зелёные, как у матери, но с одним отличием: золотые крапинки — то немногое, что досталось от отца.
— Ой, ты кто?
Сонный голосок звучал так настороженно... Женщина до боли заламывала пальцы, из последних сил пытаясь не напугать дочку истерикой. Он не тронет ее. Не решится. Потому что больше не может иметь детей, и каждый наследник дорог. Иначе бы не примчался сюда. Не стал даже смотреть в их сторону, позволив жить дальше.
— Называй меня папа, — проскрежетал ненавистный голос. — Собери ребенка. У тебя три минуты.
И сердце прыгнуло под горло, останавливая надрывный крик. Невероятным усилием воли женщина заставила себя улыбнуться и протянула руки к дочке.
— Доброе утро, солнышко. Давай… давай немного прогуляемся?
Девочка испуганно глянула мужчину и нырнула в объятья, которые теперь не могли дать ей защиты.
— Я не хочу.
— Надо, милая… Не бойся, все будет хорошо.
Глава 1
В горле стоял мерзкий привкус кислятины. Весь день без нормальной еды, от голода желудок повело, а вот не заставить себя куска съесть, как ни старайся.
— Еще минуточку, дорогая, поправим тут и тут…
Николь кое-как изобразила улыбку. Папаша натравил на нее лучших стилистов и модельеров. Товар должен выглядеть безупречно.
Вдоль позвоночника протянула нервная дрожь. Черт… Знала же, что этот день настанет. Совершеннолетнюю дочурку выпихнут в свет с ценником во весь рост. Вот она — именинница, налетай, смотри, но ручонки держи при себе. До поры до времени.
Проституточно-открытое платье и куча побрякушек из ювелирной коллекции кого-то там орали в голос о том, что нищебродам лучше утереть слюни. Только настоящие дельцы с кучей прибыли в кармане. А кто он: шейх, бизнесмен или извращенец, решивший обновить гарем — отцу без разницы. Боже, может, удастся добыть яд? От одной мысли, что придется лечь под какого-нибудь ублюдка во благо денежной империи их семейки, становилось тошно.
— Отлично, полюбуйтесь!
Ее ловко развернули к зеркалу. Вот черт…
Девушка напротив скривила пухленькие губки, но в зеленых глазах искрила паника. Да ее такую трахнут за первым же углом! Кожа нежненькая, щечки миленькие, бровки трогательно выгнуты… Только школьных чулок не хватает и бантика на голове, но вместо него карамельный водопад сколот невидимками и украшен жемчугом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Как вам? — не сдавался стилист.
Улыбка намертво к губам присохла, но сам напряжен, как струна. Такая честь — обхаживать дочурку самого господина Оржевски, одного из представителей Верхнего Парламента. А еще большая опасность — разговор у отца короткий. Пальцами щелкнет — и карьера бедняжки под откос пойдет, а то и самого в утиль отправят.
— Замечательно, — выдавила из себя.
Как раз то, что нужно для продажи. На мордашку — сама невинность, а черное платье-коктейль едва задницу прикрывает.
От мысли, что ее такой увидит Макс, подурнело с новой силой. Николь думать не хотела, какие эпитеты приготовил для нее братец. Наверняка шлюха — это самое безобидное. Он мастер на выдумки… Висок тихонько кольнуло — воспоминание о первом знакомстве: проломленная голова и неделька в коме.
Макс приветствовал единокровную сестру хлопком по спине, который отшвырнул шестилетнюю малышку на журнальный столик. Потом, конечно, ей принесли извинения, но только потому, что за плечом подростка черной тенью нависал отец. Больше Николь не трогали. По крайней мере, открыто.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла причина ее измотанных нервов. Пропавшие игрушки, порванные тетрадки, мерзкий шепоток в спину о том, что она выродок, грязная кровь… Так и есть.
— Выглядишь дешевкой, — криво ухмыльнулся Макс.
Как всегда, весь в темном, с показательно-небрежной прической и дорогущей тикалкой на запястье, он подпирал плечом косяк и не стеснялся лапать ее взглядом.
— Дешевки — твои соски насиликоненные, — огрызнулась больше по привычке, чем от обиды.
Господи, и что женщины в этом хамле находят? Но волевая мордашка и тугой кошелек — слишком сладкая наживка. И, разумеется, каждая думает, что она та самая, кто заставит бездушную тварь чувствовать нечто большее, чем желание потрахаться. И да, ему плевать на пристойное поведение. Не повезло папе с детками. Один — тупой любитель развлечений, вторая — плебейская кровь.
— Ты и ногтя их не стоишь, сестренка, — завелся с пол-оборота. — Шевели копытами — гости заждались.
Николь смолчала. Макса не переспорить — проверено. Взбесится за минуту, а потом выкинет какую-нибудь гадость. Зачем отец его сюда отправил? Не мог прислать охрану?
Мимо прошла, нарочно стараясь держаться подальше. Опять парфюмом облился с ног до головы, в носу свербит. Братец, на удивление, смолчал — пристроился позади, а у нее пальцы занемели от желания подол ниже одернуть.
Николь мысленно перевела дух. Надо собраться. Выглядеть трясущейся от страха обиженкой она не будет. И обязательно найдет лазейку из золотой клетки, сколько бы амбарных замков на нее ни навесили.
Шпильки цокали по мрамору слишком громко. Вокруг неслыханная роскошь. Хрустальные люстры, картины, мебель из красного дерева в стиле Роккоко… и ни капли уюта. За двенадцать лет этот особняк так и не стал ей домом. И в памяти до сих пор лицо матери. С неестественно широкой улыбкой и полными слез глазами. Сначала маленькая Николь не понимала, почему ее предали. Отдали какому-то незнакомому дяде, наобещав, что скоро заберут и так надо. Она плакала, обижалась и снова плакала… Звала, захлебываясь горько несправедливостью, но прозрение все же пришло. Со временем.
Стеклянный лифт распахнулся, как западня, в которую она должна добровольно сунуть голову. Так хотелось спуститься по лестнице, но целых два этажа — это же непозволительно много для статуса мисс Оржевски.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Отец ждал внизу. Высокий, с благородной проседью и абсолютно холодным взглядом. Весь, до кончиков начищенных ботинок, он излучал успех и богатство. А еще безнаказанность и жестокость. Иногда ей хотелось выпустить себе кровь только потому, что половина ДНК его. К счастью, на внешности это почти не отразилось. Может быть, лишь форма лба и крапинки, конечно. Крохотные пигментные пятнышки, похожие на золотые крупицы. В зелени ее глаз это бы выглядело чертовски красиво, если бы каждый раз не напоминало о родстве с чудовищем.
