Анна и Петр Владимирские
Шоу на крови
Я гляжу ей вслед — Ничего в ней нет,
А я все гляжу — Глаз не отвожу.
Лев Ошанин
Нас ждет новая встреча с Верой Лученко, психотерапевтом по профессии и проницательным детективом по призванию. Авторы уже не раз рассказывали нам, в чем же ее тайна, как ей, обычному человеку, пусть даже не с самыми обычными способностями, удается разгадать очередную загадку. И мы даже на какое-то время принимали это объяснение.
Но все же каждый раз, подобно доктору Ватсону, восхищаемся тем, что именно ей, а не нам, читателям, удается сложить фрагменты мозаики и получить в результате стройную и логичную, хоть и совсем неприглядную картину.
В чем же успех Веры?
Она умна? Безусловно. Но умных людей немало. Она наблюдательна? Вне всякого сомнения. Однако и наблюдательных вокруг хватает, особенно среди женщин. Она обладает паранормальными способностями? Конечно. Но и это не объяснение — ведь немало рядом с нами и тех, кто гордо именует себя сенситивом… Так в чем же дело?
А дело-то как раз в том, что все вышеперечисленное — лишь инструменты, если можно так выразиться, которыми пользуется человек, чтобы стоящую перед ним загадку разгадать. Ведь самое-то главное, что движет Верой в этой жизни, — сердце, именно его она слышит и именно ему отвечает на волнующие его вопросы.
И все? Неужели все так просто?
Нет, не все… И не так просто. Вера смотрит на мир непредвзято, насколько это вообще возможно, она старается очистить свой разум от штампов и подойти к любой проблеме так, будто слышит о ней впервые. К сожалению, это крайне редко удается нам в обыденной нашей жизни. И, говоря по совести, самой Вере тоже удается не всегда. Но в силу своих профессиональных умений она это замечает.
Кроме того, она уверена, что добро всегда остается добром, независимо от мотивации. Пусть ты сделал доброе дело, рассчитывая на вознаграждение, или чтобы заглушить голос совести, или потому, что это не потребовало многих сил… Пусть — в любом случае ты сделал доброе дело…
Но к чему все эти рассуждения? Ведь и человека-то такого нет, все это лишь буйная фантазия авторов. Именно они сегодня отправляют Веру в отпуск, а завтра Андрея в далекую командировку, именно они заставляют жить с опостылевшим мужем и встречать пылкого возлюбленного.
Быть может, в чем-то такое мнение справедливо. Но лишь отчасти. Ибо давно известно, что мысль материальна. И потому я нисколько не удивлюсь, если завтра встречу в книжном, к примеру, магазине, невысокую женщину с мудрыми глазами, в идеально сшитом костюме, которой будет достаточно нескольких слов, чтобы ответить на все мои незаданные вопросы. Не удивлюсь именно потому, что Вера Лученко давно уже перестала быть только героиней детективов. Она теперь живет самой настоящей жизнью самого обычного человека, живет и удивляет авторов тем, что опять смогла влипнуть в очередную историю, опять едва не погибла, но зато вывела на чистую воду очередного преступника или, наоборот, смогла удержать от непоправимой ошибки честно заблуждающегося человека.
И именно в этом ее, Веры, самый большой секрет! Она живая! Она настоящая — она наша современница, она мучима нашими проблемами, она радуется нашим радостям и пытается сделать так, чтобы их, радостей, было больше, а гнева, боли, грязи все-таки чуть меньше.
Вот поэтому романы о Вере Лученко всегда так интересны — не супергероиня, не сверхкомпьютер, а живой, обычный человек разгадывает загадки и при этом остается таким же, как мы все, не возносясь на пьедестал и не взирая оттуда надменно или гордо.
И нам, благодарным и любопытным читателям, остается только одно — ждать, какая беда упадет на голову мудрой и такой терпеливой Веры Лученко. И пытаться предугадать, какое она найдет решение…
Так, как это происходит в жизни — в жизни любого из нас.
1
НОЧНЫЕ ФАНТАСМАГОРИИ
Может ли обычная экскурсия быть сексуальной? На эту трепетную тему спорили сотрудники массового отдела. В бабском коллективе всегда так. Сидят-сидят тихо, а потом возьмут да и отчебучат какую-нибудь страннину. Все потому, что девчонки подобрались одна к одной, за словом не то что в карман не полезут — на секунду не задумаются. Все слова у них прямо во рту рождаются и сами выпрыгивают. И, хотя спор о сексуальной экскурсии носил чисто теоретический характер, девчата очень обрадовались, когда очередь вести экскурсию для группы из Кривого Рога выпала Флоре Элькиной. Жизнерадостные коллеги напутствовали ее на ратный труд, именуя нежным прозвищем, созвучным редкому имени:
— Давай, Фауна! Покажи криворожицам столичный блеск!
Музей изобразительного искусства, где работала Фауна с коллегами, в принципе располагал к проведению экскурсии в любом ключе. В историческом или мифологическом, искусствоведческом, эротическом или психологическом — да в каком угодно. Его не зря называли «Малым Эрмитажем» — было за что. Но об этом потом. А пока Флора-Фауна начала экскурсию в античном дворике, где стояли копии знаменитых греческих скульптур. Обычно все ее рассказы звучали невыносимо сиропно.
— Обрацице внимание на Венеру Милосскую, богиню любви! — направляла Фауна указку на мраморную копию.
Криворожцы без особого энтузиазма посмотрели на Венеру, цветом напоминавшую желтушную больную.
— Это идеал женской красоты! — настаивала Элькина.
Однако экскурсантов намного больше привлекала копия Давида работы Микеланджело. Оно и понятно, женщинам — а их в группе было большинство, — естественно, больше хотелось смотреть на мужчину. Дамы неопределенного возраста в обтягивающих джинсах на мощных бедрах и мешком висевших на тяжелых бюстах футболках, они приехали в столицу за культурными впечатлениями. И здесь, в музее, им наконец-таки показали настоящего мужика! Правда, самое интересное в нем было почему-то стыдливо прикрыто листиком. Можно пожалеть, что они не бывали во Флоренции, где Давид ничем не прикрыт. Но даже и прикрытый, впечатление этот Давид все равно производил.
Почувствовав психологическое состояние группы, Флора решила познакомить их с другими шедеврами европейского искусства, не зацикливаясь на античности.
— Пройдземцэ на второй этаж! — предложила она.
— А мы сюда еще вернемся?.. — робко шепнула в пространство очень полная экскурсантка с короткой примятой стрижкой.
На втором этаже Фауна сразу повела их к картине, что называется, бившей наповал неиспорченную впечатлениями провинциальную душу. Это было огромное полотно «Орфей и вакханки». Пока она делала обязательное нудное вступление про итальянскую живопись, женщины с интересом рассматривали картину. Закончив вступление, Флора обратилась к сюжету живописного холста.
— Посмотрице на это типичное произведзение итальянского барокко! — призвала она группу, сверкнув хромированной указкой. Она держала ее в руке с оттопыренным мизинчиком. — Орфей — это легендарный певец, надзеленный волшебным даром восхицицельного, божесцвенного пения. Его неземным голосом заслушивались даже свирепые звери. Грозные львы и безжалосцные тигры оставляли в покое свои жертвы. Дзеревья тянулись к Орфею! Лисьцья и цветы, расцения и бабочки стремились целовать его в уста. И когда он оказался среди вакханок и стал играць для них, они настолько очаровались восхицицельным пением юноши, что потребовали от него выбрать любую из них в жены. Но Орфей не мог этого сдзелаць! Ведзь он любил Эвридзику, свою безвременно погибшую жену. Он надеялся забраць ее из царства Аида. Но опьяневшие и обезумевшие от виноградного вина вакханки настойчиво требовали его любви. И когда Орфей решицельно отказал им, они насмерць забили его каменьями!
Криворожские туристки слушали, открыв рты.
— Умирая, он сказал… — Элькина сделала драматическую паузу.
Но в этот патетический момент — можно сказать, миг Флориного триумфа — за окном музея прогремел грубый мужской голос:
— Колян! Етит твою мать! Ты рубероид даешь?!
Еще секунду назад потрясенные высоким пафосом искусства, провинциальные экскурсантки опустились на бренную землю. Они весело хихикали, демонстрируя золотые и железные зубки. За окнами музея шло строительство. Так беззастенчивая реальность вторглась в святая святых и испортила Флоркину экскурсию…
* * *
В парке напротив музея на скамье сидел человек. В тот час в знаменитом городском парке сидело, стояло и прохаживалось достаточно много праздного народу, но лишь этот внимательно вглядывался в центральный вход музея, рассматривая входящих и выходящих людей. Ровно в пятнадцать тридцать подъехали три интуристовских автобуса и сразу заполнили собой все пространство, встав один за другим на узкой улочке. Из первого высыпала веселая толпа французских лицеистов. Они моментально запрудили крыльцо музея, их громкое щебетание разнеслось по маленькой музейной улице и перекинулось в аллеи парка. Некоторые интуристовские парочки самозабвенно целовались. Им было все равно, где целоваться, — почему бы и не на экскурсии? Чем музей не место для любви?
