Василевич Алена
Вернисаж
Алена Василевич
Вернисаж
Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
Целую неделю мы с сестрёнкой спорили, ссорились и однажды даже подрались. Никак не могли решить, какой подарок лучше сделать маме в её день, Восьмое марта.
Сестра сказала:
- Я вышью маме салфетку. А на салфетке - котик лакает молоко из тарелки.
Вот! Котик лакает молоко. На салфетке! А потом этой салфеткой будут накрывать хлебницу...
- Ну, знаешь ли, я с твоим котиком есть хлеб из одной хлебницы не собираюсь! - возмутился я.
- А я тебе и не собираюсь его дарить, - насмешливо проговорила сестрёнка.
- Ясно, не мне, а маме. Но всё равно...
- А вот и не всё равно! Маме любой мой подарок понравится. Что захочу, то и подарю!
Она упёрлась на своём - не помогла даже сетка (обычная капроновая сетка, с которой мы ходим в магазин!). Сетка эта не раз служила мне, когда мама оставляла нас вдвоём с сестрёнкой и на меня возлагалась задача воспитания... А сегодня у меня не было времени заниматься её воспитанием: до праздника оставался всего один день, а подарка всё ещё не было...
И я пустился на хитрость. Сделал вид, что глубоко задумался, помолчал некоторое время, потом с самым серьёзным выражением лица обратился к упрямой сестре:
- Котик лакает молоко из тарелки - конечно, это неплохо. Но ведь и в прошлом году ты тоже вышивала маме котика.
- Нет, в прошлом году я вышивала зайчика!
- Гм-м... Вот видишь. А в детском саду у тебя тоже был зайчик?
- Нет, в детском саду, когда я была в старшей группе, я вышила для мамы вишенки. А в младшей группе вырезала красивый зелёный кружочек и наклеила на него малюсенькие красные кружочки... Не веришь, могу показать. Все мои подарки лежат в мамином столе. Мама говорит, что она их сохранит и отдаст мне, когда я вырасту большая...
Переспорить мою сестрёнку невозможно. Невозможно её и уговорить не делать того, что никому неинтересно.
- Ладно, ладно, - попытался я прервать Натку.
Но разве вы её остановите! Я и оглянуться не успел - сестра разложила передо мной папку со своими "сокровищами", как она называет собственное рукоделие.
Подумаешь! Тоже мне "сокровища"!
Письмо маме, когда мама лежала в больнице. Буквы печатные - и все шиворот-навыворот:
МАМА Я БЕЗ ТЕБЯ СКУЧАЮ
Непонятно, почему мама не порвала и не выбросила до сих пор эти каракули!
Кроме всяких вышивок и аппликаций были среди "сокровищ" и рисунки сестры. Ваза, похожая на ведро. Стол - все четыре ножки по одну сторону... Ну, а дальше пошли всякие зайчики, вишенки, котики... А вот локон волос, перевязанный шёлковой ленточкой: локон остригли у Натки, когда ей исполнился ровно год...
Я едва сдерживался: зачем маме понадобилось хранить этот хлам? Да ещё прибавить к этому мусору какого-то котика, который лакает молоко... Салфетка! Конечно, маме неудобно сказать Натке, что ей надоели вышитые котики и зайчики... Бедная мама!
Я, например... Я тоже делаю маме подарки на праздники. Правда, в прошлом году на 8 Марта я как-то и сам не знаю почему, но забыл про мамин день. А в день рождения мамы принёс из школы записку от учительницы. Подумаешь, на уроке дёрнул за косу Лорку-зубрилу, а учительница заметила... Зато уж теперь я решил сделать маме необыкновенный подарок! Только нужно придумать - какой же?..
- Знаешь, я не буду вышивать котика, - сказала вдруг сестрёнка, пряча в стол свои "сокровища". - Я передумала!
- А что ты будешь?
- Я подарю маме рисунок. Красивый-красивый. Как в музее, где картины.
- Рисунок?! - Я даже подпрыгнул от неожиданности.
И как это мне в голову не пришло! Мама ведь очень любит, когда мы рисуем и играем. (Натка играет на скрипке, я тоже немножко умею на баяне, но мама говорит, что я ленюсь.)
В прошлое воскресенье мы ходили с мамой в музей. Сколько там картин разных увидели! Возвращаясь домой, мама и сказала нам:
- Видите, дети, какую радость нам сегодня доставил музей.
Так почему же не доставить маме новую радость? Я ведь тоже могу подарить ей рисунок. И уж наверняка не хуже, чем у Натки, выйдет...
- Я нарисую маме птичку! - объявила сестра из другой комнаты.
Она уже раскладывала на столе бумагу и краски. Я не выдержал и крикнул:
- Подумаешь, задавака! И отдай, пожалуйста, мои краски. Я тоже собираюсь рисовать...
- Жадина!
- Я говорю, отдай!
- А вот и не отдам!
Ничего больше не говоря, я направился в переднюю, где обычно на гвоздике висит наша капроновая сетка-авоська.
- Всё равно не отдам! Всё равно! - захныкала Натка.
- Плакса-вакса-гуталин! На носу горячий блин! - передразнил я сестрёнку, как и всегда, когда воспитывал её.
- А ты... А ты!..
Но и мне и Натке вдруг надоело ссориться. Мы вместе засели за рисование. Ладно, пусть у неё будет птичка, зато я нарисую картину - зимний лес.
Через пять минут Натка спросила у меня:
- Ты скоро закончишь?
И так потом повторялось без конца: "Ты скоро... Ты скоро..."
Краем глаза я видел, что сама она стирала что-то резинкой, потом рисовала опять кисточкой, потом снова стирала и опять принималась рисовать.
Натка раскраснелась так, что казалось, будто она и щёки раскрасила акварельными красками. И вспотела вся - так старалась.
А у меня...
Я тоже старался. Но мой зимний лес получился таким зелёным и пёстрым, каким он не бывает даже летом. Я взял другой лист бумаги и нарисовал на нём одну-единственную ёлку. Подумаешь!.. Вот ёлка, а рядом нарисую пень, засыпанный снегом. Пень у меня вроде получился. Мне понравилось! Я нарисовал ещё один пень и тоже присыпал снегом. А вокруг - ещё и ещё... Я увлёкся и не заметил, как вышел у меня не зимний, а вырубленный лес...
- Ты скоро нарисуешь? - снова спросила у меня сестрёнка, размахивая своим рисунком над головой, как флагом. - А у меня уже сушится!..
- Скоро, - ответил я, хотя, по правде сказать, не знал, что мне делать со своими пнями дальше.
- У меня ноги не получаются... - пожаловалась Натка. - Может, ты мне нарисуешь ноги, Вовочка?
Ага, когда ей нужны ноги, так я уже и Вовочка!
- Давай сюда! - сказал я.
Интересно всё же, что там она изобразила.
Натка подала мне свой рисунок.
- Вот видишь, всё хорошо, только ноги у меня...
- Ноги у тебя... А что это за птица?
- Голубь.
- Голубь? Какой же это голубь? Это же ворона!
- Сам ты ворона! - накинулась на меня Натка, но тотчас спохватилась: ещё одно оскорбление - и я откажусь пририсовывать ее птице лапки.
- И вовсе не ворона! И вовсе голубь! Как у нашего дяди Коли. Серенький, - ища примирения, заговорила Натка.
- Серенький... А клюв?
Клюв у Наткиного голубя и в самом деле был великоват - длинный и толстый.
- А хвост?
И хвост скорее смахивал на вороний.
- Эх ты, художница! Давай покажу, как рисуют настоящие художники! - И я взял у Натки кисточку.
Р-раз... Д-два-а... Р-раз... Птица встала на небольшие серые лапки. Вот сейчас она сделает несколько торопливых коротеньких шажков.
- Ой, какой красивенький! Какой красивенький! - захлопала в ладоши Натка.
Она до того восхищалась голубем, что меня злость взяла. Нарисовала какую-то ворону, а форсу сколько! Да если б не мои лапки, то взглянуть было бы противно на её голубя...
- Подумаешь, задавака! "Вороне где-то бог послал кусочек сыру..."
Я ждал, что Натка сейчас набросится на меня, будет сердиться и даже заплачет... А она вдруг как засмеётся:
- Ой, как хорошо! Ой, как хорошо! А я не знала, как мне назвать свою картину!.. Ты мне, Вовочка, дорисуешь ёлку - ёлки у тебя вон как хорошо получаются, - сыр я уже сама нарисую!..
И Натка взялась за "сыр"... За мой "сыр": ведь это я ей его подсказал.
А сам я сидел над своим лесом и всё подрисовывал новые пни, засыпанные снегом.
"Вот тебе и зимний лес", - думал я.
Оно, конечно, лучше было бы взять новый лист бумаги и, как говорит наш учитель в школе, поменять тему...
Разделавшись быстро с "сыром", сестрёнка, довольная своей картиной, обратила наконец внимание на мою вырубленную поляну...
- Что это у тебя - одни пни? - Глаза у неё широко распахнулись от удивления, губы вытянулись в трубочку. И вдруг, помолчав, она давай хохотать. Повалилась на диван и катается от смеха. - Ой, помру. Ой, помру!..
- И ничего тут смешного нет, - обиделся я, закрывая свои пеньки чистым листом бумаги. - Думаешь, твоя ворона...
- Знаешь, Вовка... Знаешь, как нужно твою картину назвать? - сквозь смех проговорила Натка.
- Ну как? - не ожидая от неё ничего хорошего, всё же спросил я.
Натка снова упала на диван, заливаясь смехом.
- "Плакала... плакала Саша... как лес вырубали..."
- Натка, ты - гений! - захлопал я в ладоши.
И тут же аккуратно сделал подпись под рисунком: "Плакала Саша, как лес вырубали".
На следующий день мы встретили маму с работы ещё на пороге. Приняли у неё из рук тяжёлую сумку и даже сдержались, не спросили, как обычно: "А что ты нам принесла?"
Мы помогли маме раздеться и торжественно, под руки, повели её в комнату. А там, на самом видном месте, висели в рамках наши рисунки.
