SilverVolf
В ДЕРЕВНЕ N
Я решал одну довольно-таки заковыристую шахматную задачу; дочь моих хозяев, у которых я арендовал убогую хибарку, пыталась общаться со мной. За всю эту суету мне была обещана скидка. Судите сами — не триста пятьдесят в месяц, а гораздо меньше.
Меня предупредили, что, присмотрев за девочкой, выполнив еще кое-какие хозяйственные дела — сами знаете, какие, мне дозволяется пожить в этом домике практически бесплатно. Родители Леночки — довольно чокнутые с моей точки зрения люди — все время тусовались на каких-то симпозиумах, конференциях и тому прочему фуфлу. Два с половиной месяца для семилетнего ребенка — не такой уж малый срок, и я был не прочь заняться воспитанием чада, будучи лишенным каких-бы то ни было отпрысков по той простой причине, что в моей жизни не нашлось ни одной женщины, способной согреть теплом своего сердца семью. К Леночке я испытывал, что называется, отцовские чувства — подлинный отец, как я заметил, не очень-то интересовался дочерью, предпочитая коротать вечера наедине с программами «Ворд», ФБЭ и бутылкой вина. Он, надо сказать, писал весьма недурные тексты. Я читал их. Жена его очень старалась быть порядочной супругой литератора и доводила до кондиции сочинения. А на дочь катастрофически не хватало времени. Что было делать людям, имеющим изрядное количество денег по моим меркам — и дочь. В некотором смысле она была для них обузой. Семя же моих невостребованных педагогических талантов упало в благодатную почву.
Семья была нудистской, и об этом, естественно, мне было заявлено сразу. Ни Юрия, ни Агнессы мне до сих пор не доводилось видеть нагишом — но послушайте-ка, какая история приключилаь у меня с их дочерью Ленкой.
Напрашивался ход ладьи е7, конечно, а потом стоило подтянуть ферзя на d7 — хорошо было бы поменять эти фигуры местами, но так уж сложилась позиция; белые атаковали, черные яростно защищались и явно собирались перейти в контратаку. Разумеется, рокировка была уже сделана (как и у меня), чернопольный слон меня изрядно напрягал. Это была очень сильная угроза. Увлекшись игрой, я совсем забыл, что не то чтобы играю сам с собой, а читаю нотацию известной партии 1937 года, известной любому начинающему шахматисту. Это была довольно быстрая игра — белые поставили черным мат на двадцать седьмом ходу. Хотя как посмотреть, как посмотреть…
Малолетняя голенькая девчоночка (на ней не было буквально ничего, кроме разбитых сандалий, потерявших цвет, и красноватой косынки, повязанной на голове весьма заурядным образом), насытившись своими дурацкими игрушками, подошла и аккуратно сдвинула фигуры и пешки на столешницу. Залюбовался стройным профилем в лучах предзакатного солнца. Ее образ, словно выточенный великим мастером, стоящий ко мне в профиль, отчетливо вырисовывался на фоне огородов, уходящих в линейную перспективу на манер великих художниов Возрождения. Но они, мастера, не очень-то вникали в красоту обнаженного детского тела. Впрочем, весьма спорно.
Леночке было приятно прогуливаться по территории дачи не то чтобы совсем без трусиков под платьем (это удовольствие она зарезервивовала для гнусного похабного города), а совсем голышом. Что ж, в семь лет такое позволить себе еще можно. Хоть и чуть поздновато.
Наблюдая за тем, как она возится на травке со своим изрядных размеров плюшевым Мирчо, краем глаза я сумел отметить, что Лена разок приподнялась и повернулась так, что мне удалось рассмотреть оба ее отверстия — хоть и общим планом. Разумеется, девочка обыграла это так, будто ничего и не было.
Итак, девочка была без комплексов и постоянно ходила практически обнаженной. Поймите меня правильно, я не педофил какой-нибудь, но вторую неделю у меня не было женщины. У Ленки же были такие замечательные полупопия — они слегонца раздвигались и манили меня, когда девочка, будто нарочно наклонялась над своей плюшевой игрушкой.
Теперь, подойдя и смахнув с доски фигуры и пешки, дитя запрыгнуло на меня и стало тереться своей игрушечной вульвочкой о грубую ткань джинсов. Надо ли объяснять, что у меня возникла некоторая эрекция. Честно говоря, я был в некотором недоумении: а что же дальше?
Пенис был весьма удачно вертикален; девочка терлась о него, скрытого загадочной золотистой «молнией», своим детским пизденышем. Наконец — о, время не заставило себя ждать — малышка охнула и как-то обмякла, прижавшись к моему торсу голеньким тельцем.
До чего же прекрасна была эта голая девочка. Мне безумно хотелось раздвинуть ее крошечные ножки, иногда тесно сомкнутые, как у честной гимназистки, а иногда немного расставленные — словно соблазняющие меня. Да что там говорить, она, конечно, не могла принять пенис внутрь; но, однако, соображала, с которой стороны хлеба намазано масло…
Я залюбовался голенькой писей ребенка — девчоночка стояла передо мной, нисколько не стесняясь, перекидывая из одного угла рта в другой былинку, и слегка потирая ножки друг о друга. Да, детское возбуждение…. Я наблюдал за ребенком.
Вот она сжала их, ножки. Потом расслабила. Леночка, похоже, мастурбировала передо мной, нисколько не стесняясь взрослого мужчины, будто я был малоумным однолеткой, относящимся к трусам как к некоей помехе. Ей нисколько не было стыдно.
А дальше были сплошные приключения. Забравшись на диван, Ленка демонстрировала мне отсутствие трусиков под платьицем, показывая гладкие детские губчонки. Она просто соблазняла меня. В какой-то момент мне это надоело и я стянул штанцы. Вид моей могуче стоящей колбасы вдохновил Лену. Она, впрочем, призадумалась, как эта штука будет находиться внутри нее.
Я попросил рассказать ее о нудизме: в чем, собственно, заключается идея и какова роль во всем этом детей.
— Когда мне было пять, я увидела, как мама лижет папе. Мне это безумно понравилось, и я просто спать не могла — все воображала, как буду его лямзать. Ночью я надевала школьное платье на голое тело и, расположив подол между ног, натягивала коричневую ткань между губок, представляя, как сосу. Казалось, головка отца заполняла весь мой рот.
Наконец-то папа поебал меня в попу. В письку тебе еще рано, сказал он. Пришлось смазать гелем, но все равно поначалу было больно. Папа медленно в меня входил, а мама, подрачивая, наблюдала за этим действием. Она очень это любила — дрочить, глядя, как папа меня наяривает. И мастурбации-то она меня научила, я вовсе не подглядела, как это делают старшие девочки. Мы вообще очень любим заниматься этим втроем. Я всегда сижу в середине, а по бокам — мама и папа. Папа надрачивает член, мама ласкает свои губки, ну и я не отстаю. Мне нравится, широко расставив ножки, закидывать
