Макс Острогин
ИКРА БУДУЩЕГО
«Огни в небе. Самолет. Мир. Где-то он есть… Не близко, если близко, я бы знал. Кто-нибудь бы да знал… Мы ведь думали, что все, только мы остались. Человек всегда полагает, что мир крутится вокруг него, и если у него ноготь врос, то все вокруг должны хромать. Но где-то он ведь есть, другой мир, — откуда-то самолет при¬летал. Наверное, очень издалека. Может, из-за моря, с другого конца света, планета большая и круглая, пешком не обойти. А почему они нас тогда не выручают? Почему… Ну да, понятно, это ведь очень просто. Зараза. У нас тут все мрут направо-налево, может, тем, внешним людям сюда нельзя, может… Мало их. Самим тяжело. Ведь как отсюда полыхнуло, так и по всему шару разлетелось, кто знает, что у них там вообще… Никто ведь ничего не знает, никто, лишь бы выжить, лишь бы не сожрали…»
Глава 1
Маша хочет каши
— Вот, — Егор положил на стол лопату. — Все, что удалось найти.
Я потрогал ухо.
— Это заразно, — сказала Алиса. — Я так и знала. Теперь мы все вымрем от глупости. Меня предупреждали, что это заразно, но я не прислушалась, я очень доверчивая девушка… Прыщ, а ты не заметил, что она пластмассовая?
— Других не было, — сварливо ответил Егор. — Пять этажей обыскал, только это…
Я взял лопату. На самом деле пластмассовая. Ручка розовая, а совок синий.
Или не синий… Зрение продолжало гулять, иногда совершенно вдруг погружая мир в черно-белую глухоту, иногда всплывая в привычную норму и совсем уж иногда разукрашивая предметы необычно яркими и жгучими расцветками. Сейчас, кажется, норма, совок все-таки синий…
Лопатка.
Небольших размеров, игрушечная, наверное. Бесполезная вещь. С точки зрения нашего дня — что ей откопаешь? Разве что сахар в чае размешать, хотя тоже не пригодится, нет ни чая, ни сахара, кончились. Бестолковая вещь. Хотя… Надо учиться смотреть на реальность с точки зрения вечности, тогда бессмысленность отступает и у игрушечной лопаты обнаруживается огромная польза. Ею дети играют. Ею строят песочные города, крепости из снега, загружают гравий в пластмассовые самосвалы, бьют по голове обнаглевшего ровесника, и эти занятия оправдывают на первый взгляд пустое лопатное существование.
Вообще, в нашей ситуации любая лопата ничтожна. Куда прокапываться? Как прокапываться?
— А ложек там не нашлось? — поинтересовалась Алиса.
— Каких? — не понял Егор.
— Столовых. Ложка — такая кругленькая, с ручкой. А еще лучше чайных. Мы бы ими стали копать. Подумаешь, полкилометра, подумаешь, километр, подумаешь, не знаем, в какую сторону, сил у нас хоть отбавляй! Поздравляю тебя, Рыбинск, ты воспитал достойного преемника. Ученик превзошел учителя, ура. Дело твое не пропадет, идиотизм будет распространяться и дальше, радуйся…
Алиса сделала паузу, дыхания набрать, продолжила:
— Рыбинск, ты вот как считаешь, идиотизм — это врожденное или заразное? Мне кажется, что врожденное, но, глядя на вас обоих, я начинаю в этом сомневаться. Возможно, это все-таки инфекция, все, кто дышит одним с вами воздухом, просто обречены на неминуемое поглупение. Вот мне все время хочется спать, вероятно, это оттого, что я заразилась, говорят, что все гении спят мало, а думают много, а мне все время спать хочется…
Алиса поднялась из-за стола, отправилась в угол, стала зарываться в ковры и газеты. Она много спит, это правда. Пусть спит, не надо организму мешать.
— Других лопат нет, — сказал Егор. — Откуда тут лопатам взяться, люди без лопат жили раньше.
— В машинах надо было смотреть, — сказала Алиса. — Лучше в грузовиках.
Это она правильно. В багажниках часто лопаты находились, точно.
— А что ж ты раньше-то не сказала? — обиженно спросил Егор. — До снега?
— А меня никто не спрашивал. Тут же у нас есть командир…
Алиса кивнула в мою сторону.
— Вот пусть он за нас и думает, он у нас вообще, гораздый. Для него лопата не проблема, у них в Рыбинске с лопатой на свет появляются. Рождается такой маленький, зелененький, а папка ему раз — и сразу лопату дарит. И говорит, вот тебе лопата, а вот весь мир, иди, завоевывай.
Егор поглядел на меня.
— Она шутница большая, я тебя предупреждал.
— Да… А что теперь делать?
— Не переживай, — успокоила Алиса. — Наш Дэв что-нибудь придумает.
— Что тут придумаешь… — махнул рукой Егор. — Уже по третий этаж засыпало. Я говорил, что надо быстрей идти, быстрей! Как снег начался, так сразу понятно было, что это все неспроста! Никогда такого снега не видел! Я говорил — давайте пойдем, поспешим, вы же сами не хотели! Сейчас бы в слоне уже сидели…
— Нас в твоем слоне уже завалило бы, — ответил я. — Погребло с тормашками, раздавило бы. Радуйся, что мы заблудились.
— Заблудились… — хмыкнула Алиса. — Радуйся… Нас скоро засыплет, чему радоваться?! Сколько здесь этажей?
— Девять, — ответил Егор.
— А засыпано три? Ну что же, у нас еще куча времени, можно не поторапливаться. Только жрать нечего. От вашей червивой лапши меня тошнит, если честно. Да и кончилась она уже! Только не надо предлагать мне крыс, я не из Рыбинска, я лучше с голода сдохну…
Крысы. Если бы… Никаких крыс, я проверял подвал. Крысы не дуры — давно сбежали. Из всех одна Чапа осталась. Она, кстати, не похудела совсем, жрет проводку с большим вдохновением. Егор, глядя на это, тоже пробовал, не понравилось, а Алиса смеялась.
Голод — это серьезно. Мы сидим здесь шестой, кажется, день и почти все уже съели. Потому что в первый день метели слишком обожрались, подмели почти половину припасов. Сгоряча, не подумав. До слона рукой подать, припасы не берегли… На следующее утро первый этаж оказался завален, и выбраться было уже нельзя. Я рассчитывал, что снегопад прекратится — первый снег никогда не ложится надолго, за ним всегда следует оттепель. Только оттепели не случилось. Снег не прекращался, напротив, становился все гуще, и ветер сильнее, приходилось ждать.
Я чувствовал себя лучше. Раны на ноге подсыхали, ухо тоже, ничего, жить можно.
Я отдохнул, руки почти не дрожали… Еще бы пожрать хорошенько…
Мы прятались от непогоды в старом девятиэтажном доме. Дом оказался разграблен, никакой провизии, зато много мебели, использовали ее как дрова. А на первом этаже книжный магазин. Большой, умеренно разворованный. Конечно, полезного там мало осталось, в основном альбомы с разными художниками. А книжную мнучую самую востребованную бумагу давно использовали, она и мягкая, и горит лучше, белым чистым огнем. Раз в день быстро спускались в книжный, обследовали полки. И почитать, и для хозяйства. Я всегда брал наугад, так интереснее, Егор доставал для Алисы тяжеленные альбомы, таскал их наверх, кряхтя и отплевываясь, Алиса их листала в задумчивости.
В книжном уж слишком холодно, долго не просидишь, на верхних этажах теплее, хотя все равно морозяка. Стекол в большинстве квартир не сохранилось, по комнатам гулял ветер, и мы сидели в гостиной, где отсутствовали окна. Накидали на пол ковров, на стены тоже, ковры оказались синтетические, и моль за прошедшие годы их не сожрала. Довольно теплые. С утра мы плавили снег, пили чай, дожевывали лапшу. Молчали, потом отправлялись бродить по дому, искать полезное, от подвала до чердака.
Так проходили дни.
Вроде бы на пятый я вспомнил про диван. Только на пятый, время зимой замедлилось, почти остановилось, застыло, как смола, голод тоже способствовал его тягучести.
— На седьмом этаже диван, — сказал я.
— И что? — спросила Алиса. — Он волшебный? Мы на нем перенесемся в мир до катастрофы? Или в грядущее без уродов?
— Он кожаный. Если сунуть его на улицу, то лак на коже потрескается и ее можно попробовать сварить…
Алиса обидно рассмеялась.
— Приятно чувствовать себя в старой компании, — сказала она. — Пожиратели диванов, запекатели блох, сушильщики червей, вы милые люди, люди. Не, вы как хотите, а диван я есть не буду. Ни вымоченный, ни вымороженный, сами ешьте, без меня. Жертвую.
Я поглядел на Егора. Особого неприятия, судя по его лицу, идея с диваном не вызывала. Можно попробовать. Хотя сам я не очень уверен — дивану за сотню лет где-то, скорее всего все питательные вещества давно выветрились. Но все равно ничего другого нет.
— Пойдешь?
Егор кивнул.
Открыли дверь, вышли на площадку. Я свернул факел из обоев и занавесок, двинулись вперед. Карбидку не зажигал, берег, кто знает…
— Такого снегопада никогда не было, — сказал Егор. — Я не помню. Снега всегда очень мало выпадало, мороз вместо него. Сугробы выше роста не наметало.
— Поэтому так и получилось. Мало, мало, а потом сразу много. Неудивительно.
— Почему неудивительно?
— Последние дни, — сказал я. — Сначала эти смерчи, потом засуха и землетрясения. Теперь вот снег и мороз. А когда все это растает, будет потоп. И железная саранча какая-нибудь. Все по порядку, пока совсем ничего не останется. И никого. Помнишь, этот ученый, Гейнц? Слишком дерзкий был. Хотел посмотреть в глаза Господа. Вот и посмотрел… Знаешь, я вот не очень люблю, когда мне в глаза пялятся, злюсь от этого очень. Так что это Гнев. И знак — если не перестанете подглядывать — хуже будет. Нам стоит поторопиться к этой самой кнопке.
