Олег Куратов
Диана
Посвящается нашим детям – самоубийцам, стрелкам и другим тронувшимся в эти Смутные Новейшие Времена.
Все персонажи и ситуации – плод фантазии автора.
©2018 г. О. В. Куратов. Все права резервированы.
Глава 1
Кто я такой?
Начались каникулы, и если бы не дядя Коля, не бывать бы не только этому дневнику, но и мне самому, такому, каков я есть сейчас, в данную минуту. Потому что он, можно сказать, принудил меня писать дневник, и вот я вляпался в это жуткое дело, и сразу почувствовал, что никогда его не брошу. Дело в том, что сказанное слово сильно отличается от себя самого, если оно написано. Я не знаток этих лингвистических фокусов, да и не собираюсь в них разбираться. Но факт есть факт – написанное, начертанное слово в тысячи раз богаче, сильнее и ответственнее, чем сказанное. Вижу и чувствую это сам, прочитав написанное.
Прочитай эти мысли наша училка по литературе (она у нас из молодых, либерал), она наверняка встала бы передо мной на колени. А может, даже сделала бы мне в благодарность минет. Хотя нет, насрать ей на мои знания, мои мнения и мою эрудицию!
Иногда я воображаю, что из написанного мной дневника получится книга, которую все будут читать и думать: вот сумел же пятнадцатилетний пацан написать именно то, о чём мы всё время думаем и говорим! И тогда все они "возьмутся за руки, друзья," как у знаменитого Окуджавы, будто бы воспринимавшего Москву волшебным игрушечным городом с синим троллейбусиком. И увидят, что никакой такой игрушечной Москвы не было, а была такая же, как сейчас, всепожирающая и всеразвращающая прорва, с ложью, взятками, сговорами, проститутками, обманами, и чудовищным лицемерием, и в бурлении всего этого, только втихую, участвовали все поголовно, без исключения, в том числе эти сраные шестидесятники-губошлёпы. Не только в губошлёпстве, конечно, дело, а в том, что в конце концов все они куда-то присосались, пристроились (кто за границу, кто в новые жёлтые журнальчики), и стали сосать народную кровушку вместе с теми, кто их травил. И замолчали, причмокивая от сладкого житья. Если говорить о музыке и поэзии большевистских времён, над всей этой шпаной в моём представлении возносятся только четыре по-настоящему великих фигуры: Окуджава, Галич, Высоцкий и выросший из них БГ (конечно, сейчас все они в архивах). А все остальные либо не дотянули до истинного величия, либо просто служили шавками, которые лают из-под забора в каком-нибудь захудалом дачном посёлке. И очень многие из этих шавок активно и щедро поддерживались властями и стали их настоящими агентами влияния с главным генералом, вкрадчивым фанфароном Визбором. Они отвлекали мечтательных, всепрощающих добрых-глупых людей от нехватки всего, от жизни впроголодь, жалкими бреднями о романтике походов, костров, геологов или о непорочных и пошлых ласках типа "Милая моя, солнышко лесное!" И власти щедро платили: давали им за это эфир, экран, арены, деньги, славу.
Так вот, именно дядя Коля, мой самый родной и понимающий человек, заставил меня вести дневник, чтобы, как он сказал, я поумнел ещё больше. Да, он держит меня за умника, но хочет, чтобы я был ещё умнее. Для этого он уговорил меня (а моих родителей разрешить) постоянно приходить к нему и пользоваться его огромной библиотекой. Он набил мою голову чужими мыслями так, что в мои пятнадцать лет я без труда смог бы потягаться литературными знаниями с настоящими толстыми, увешенными премиями и знаками отличий, профессионалами. Конечно, говорит он, через какие-нибудь десять лет все эти знания в моей голове переродятся так, что их будет не узнать, и они потребуют перепроверки, переосмысления, и тем самым тяга к книгам ещё больше увеличится. А это ему (а мне?) как раз и нужно.
Без ложной скромности скажу, что уже сейчас я – парень с головой, во всём "ищу корень", образован, читаю запоем всё, что мне порекомендует дядя Коля. Обдумываю, формирую собственное мировосприятие, то есть ясно вижу что все друг другу врут – и в школе, и на работе, и в политике. Всё держится на лжи и обмане. И ОТЕЦ, и МАМА, и дядя подтверждают: да, сейчас это так, а вот нас научили верить в "светлое будущее", нам легче. Я: а мы как же? – а они: выкручивайтесь, как хотите, адаптируйтесь.
Последние десять лет дядя оснастился компьютером, и всякими гаджетами больше меня, подключился к интернету и очень толково обучает меня уму-разуму в подходах к использованию IT (информационные технологии) для расширения общего кругозора. Хотя я считаюсь первым в школе по знаниям и умениям именно в области IT. Я ему благодарен – ведь в тысячу раз интереснее узнать об окружающем мире что-то новое вместо того, чтобы играть в эти дурацкие электронные игры, словно я всё ещё в детском садике, или дуть пиво, а, может, что и покрепче, как это делают многие мои однокашники.
Здесь следует задуматься: а так ли? Ведь то самое "интересное", о котором я упомянул, почти всегда негативно. То есть спорно с моральной стороны, со стороны добра и зла. Есть, конечно, и позитив, но он как-то быстро то ли забывается, то ли проскальзывает слишком незаметно. Примеры? Да вот хоть самый банальный: наш великий, величайший М. Ю. Лермонтов в своём величайшем романе "Герой нашего времени" пишет о женщинах:
– "А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!"
Каков наш кумир, а? Я, впервые прочитав этот перл, – к дяде! Как так? – классик, эстет, властитель дум, – и вдруг такое людоедство и цинизм? А дядя мне:
– Всё правильно! В этом-то и есть наслаждение страстной любовью, именно в срывании и выбрасывании! Ты там чуть дальше почитай и увидишь, что твой кумир (а он и мой тоже) находит ещё большее наслаждение в ПОДЧИНЕНИИ ДУШ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ, правда, на время, для забавы! знаешь, что говорит там Лермонтов о счастье? ЧТО СЧАСТЬЕ – ЭТО НАСЫЩЕННАЯ ГОРДОСТЬ. Ты почитай, почитай побольше и подольше, и поймёшь, что всё не так просто в нашем мире.
– А как же гуманизм, доброта, сострадание…?
– А вот это, дорогой Иван, для чего угодно, только не для любви. Помнишь, какую вину, какое сострадание, какую скорбь испытал тот же Печорин, когда загнал до смерти своего коня? Почти не пишет об этом, но как глубоко чувствует! Это – из любви к животному, но не к женщине. Страстная, плотская любовь – это другая сфера, далёкая от гуманизма. Во-первых, это либо нормальная и
