Верблюд прерывисто вздохнул, бросив на стол ручку и закрыв тетрадь. Момент, когда он почувствовал острое желание сделать это, совпал с тем, когда за окном пронесся другой поезд, двигавшийся в обратную сторону. Сидящий напротив Эрнесто, внимательно проследивший за составом, но так никого и не увидев в промелькнувших окнах, обратил свое внимание на соседа.
– Не пишется?
Верблюд устало обхватил голову руками.
– Осточертело…
– Что именно?
– Это. Вот это вот все, – он обвел взглядом вагон. Увидев непонимание в глазах спутника, он решил объясниться. – Поезд в никуда. Одна и та же станция. Те же пассажиры и проводницы. Вот откуда в таких условиях взяться музе?
Эрнесто, который и вправду был похож на тезку по фамилии Че Гевара (а может, им и являлся в действительности) невинно пожал плечами.
– Напиши тогда о…
– Обо всех написал. О каждом, кто есть на этом поезде.
Бородач искренне удивился.
– Даже о машинисте?
– Еще двадцать лет назад.
Эрнесто откинулся на спинку сидения.
– Слушай, точно, ты же показывал мне…
Верблюд яростно закивал.
– Говорю тебе, эта поездка буквально высосала из меня все вдохновение. Даже медитация уже не помогает!
Эрнесто растерянно развел руками.
– Может, начнешь рисовать?
– И без меня тут художников полно, не стану же я… – он махнул рукой, не договорив начатое и уставившись в окно, за которым монотонно двигался самый скучный пейзаж, какой только можно представить – зеленые луга с многочисленными лесополосами из хвойных и лиственных деревьев. Не было даже озер, рек, гор или дорог. Кто-то из пассажиров однажды заявил, что видел один и тот же куст три раза, а значит согласно Данте, они проехали три круга ада, и осталось всего четыре, после чего все закончится. Но это было уже очень давно, а тот самый «умник» успел увидеть знакомый куст уже пятьсот двадцать пять раз.
– Может, чаю? – революционер участливо постучал по алюминиевой кружке, мельком взглянув на проходящую мимо по коридору плацкарта школьницу в больших наушниках. Верблюд несколько секунд глядел на стол невидящим взглядом, после чего медленно встал.
– Пойду, посмотрю, когда следующая остановка.
– Вроде же в…
– Я сам посмотрю!
Пройдя мимо купе с двумя ортодоксальными евреями, молодой японкой с рыдающей девочкой, компанией юношей, играющих в карты под песни Queen, супругами из Англии, кудрявым гитаристом с щетиной и рыжим котом, молчаливыми мускулистыми французскими военными, бабушкой и внучкой с побережья Норвегии, угандийским стариком-шаманом и толстым гиком с пачкой комиксов за пазухой, мужчина оказался в конце вагона.
Сам Верблюд имени своего не помнил, как и остальные, и прозвище получил из-за каравана «кораблей пустыни» на серой футболке. Здесь, у расписания остановок, его встретила легким взрывом надутой жвачки та самая школьница. Убрав огненные волосы за спину, она настойчиво стучалась в комнату проводниц.
– Через пять минут, – бросила она, увидев палец Верблюда на бумажке. Тот лишь устало сжал руку в кулак. – Извини. Ты хотел лично взглянуть…
Мужчина скривил губы в прощающей ухмылке и вопросительно посмотрел на спутницу и дверь. Девочка возмущенно мотнула головой.
– Уже который год прошу у них чистое белье, а меня игнорят. Такое ощущение, что мы на каком-то восточно-европейском поезде – сервис просто бесит.
– Так ведь так и есть…
– В смысле?
– Видишь эту надпись? «РЖД». Это «Российские Железные Дороги».
– Ты гонишь…
– А ты не знала? – Верблюд вскинул брови.
– Черт, нет, я думала, именно так и должен выглядеть поезд в Ад. Типа, что это уникальный дизайн и все такое.
– Ну вот…
– Охренеть, и я узнаю это спустя столько времени. Мог бы и раньше сказать – ты же из России.
– Да многим говорил…
– Но не мне.
– Уж извини.
Рыжеволосая устало улыбнулась, по-новому рассматривая трехбуквенную аббревиатуру.
– Как же вы, русские, ездите в таких?
– Привыкли.
В наступившей тишине послышался щелчок, после чего дверь перед школьницей открылась, явив стройную высокую блондинку в юбке-карандаше и белой блузке.
– Что вы хотели? – голос был юный и немного дерзкий.
– Немного уважения с вашей стороны, дорогуша. Я, конечно, понимаю, мы тут не к райским кущам едем, но раз уж постелили белье, будьте добры сменить его. Мне уже просто неприятно лежать на вонючих простынях.
– Смена белья производится по прибытии к вокзалу.
– Так он когда еще будет!
– Ждите.
– Чего ждать? Второго пришествия Спасителя нашего?
– Насколько мне известно, Божий сын не планирует нисходить на землю в ближайшее время. Смотрите расписание.
– Вы прекрасно знаете, что там нет никакого вокзала.
– Скоро появится, – проводница закрыла дверь, не дав школьнице продолжить спор.
– Белье дайте, черти!
Стукнув напоследок по двери, девочка-подросток сдула нависшую над глазами прядь волос. Верблюд, следивший за разговором, скрестил руки на груди.
– Не устала еще просить?
– У меня встречный вопрос: в ваших поездах такие же хамоватые проводники?
– Вообще-то, в основном, да…
– Прелесть.
Тем временем поезд начал замедлять движение, приближаясь к очередной, но по сути той же самой станции, где их жала одна и та же торговая лавка под полосатым тентом и неизменным продавцом.
– Российские Железные Дороги, подумать только, – Рыжая фыркнула, праздно оглядывая окрестности.
К этому моменту произошло уже абсолютно все, что могло произойти. Пассажиры выпрыгивали между станциями из окон – и тут же материализовывались на своем месте. Пытались захватить поезд – но машинист был бессмертен, а управление составом не отзывалось на действия мертвецов. Убегали со станции – чтобы всего через сутки снова выйти к ней. Кололи себя и друг друга ножами – безрезультатно.
В конце концов, большинство смирилось с положением дел, хотя некоторые позволяли себе вольности. Кто-то развлекался тем, что выходил на станции и ждал «следующего» поезда. Кто-то выбирался на крышу. Кто-то просто время от времени устраивал геноцид среди пассажиров – от скуки. За то время, что Верблюд провел здесь, пассажиры успели пережить сотни войн, тысячи оргий и бесчисленное число попыток построить в этих условиях своего рода цивилизацию. В конечном итоге, по крайней мере, пока что, здесь установилась атмосфера обыкновенной, хотя и не в меру чудной, поездки вроде рейса Москва-Владивосток, помноженной по продолжительности на миллиарды миллиардов.
О том же, что поезд следует в преисподнюю, каждый из присутствующих знал с самого начала, просто по умолчанию. Другое дело, что не каждый помнил свою земную жизнь, и соответственно зачастую собственное имя и причины гибели. Верблюд, будучи когда-то писателем, ради пресловутой забавы уже сменил десятки амплуа, примерим образы как выдуманные им лично, так и созданные другими авторами. Сейчас он даже не мог с твердостью сказать
