Несбит Эдит
Заговоренная Жизнь
Жил на свете принц, чей отец обанкротился и потерял все, что имел корону, королевство, деньги, драгоценности и даже друзей. А произошло это потому, что король обожал механику и постоянно мастерил действующие модели всяческих своих изобретений, так что на дела государственные времени у него не оставалось. А ведь прямая обязанность королей — заниматься государственными делами и ничем иным. Засим его уволили. Во французской истории был один монарх, обожавший механику, в особенности часовые механизмы; он тоже потерял все, что имел, включая голову [1]. Однако герой нашей истории голову сохранил, и, лишившись возможности издавать законы, продолжал создавать машины. А поскольку машины ему удавались куда лучше, чем законы, король вскорости открыл свое дело, кстати, весьма прибыльное, и смог купить дом в другом королевстве, и поселился там вместе с женой и сыном. Дом этот представлял собою одну из тех очаровательных вилл, что названы в честь королевы Анны (той самой монархини, чью смерть столь часто поминают и столь справедливо оплакивают до сих пор)[2]: входная дверь украшена витражами, садовая дорожка выложена цветными плитками, фронтоны там, где во фронтонах нет ни малейшей надобности, сад засажен восхитительными геранями и кальцеоляриями, а фасад — из прелестного красного кирпича. На заднюю стенку дома кирпич пустили желтый, потому что желтый цвет не так бросается в глаза.
Король, королева и принц жили очень счастливо. Королева срезала увядшие герани золотыми ножничками и вышивала всякие милые пустячки для благотворительных базаров. Принц ходил в школу Красных Мундиров, а король занимался коммерцией. В должное время принц обучен был отцовскому ремеслу, и надо сказать, что подмастерья прилежнее свет не видывал; ни малейшего отношения не имел сей отрок к ленивым подмастерьям, что играют в расшибалочку на могильных плитах, как можно видеть на картине мистера Хогарта[3].
Когда принцу исполнился двадцать один год, мать призвала сына к себе. Она отложила в сторону бювар, на котором вышивала сложный узор из левкоев и настурций для Школьного Благотворительного Базара, и молвила:
— Возлюбленный сын мой, в день своего совершеннолетия ты получил все подобающие такому случаю подарки: серебряную сигаретницу и спичечницу, роскошный набор щеток с твоими инициалами на ручках, кожаный саквояж «гладстон»[4], также богато украшенный инициалами, полное собрание сочинений Теккерея и Диккенса, ручку с золотым пером, и благословение любящих родителей. Но есть для тебя еще один подарок.
— Вы слишком великодушны, матушка, — пробормотал принц, теребя расшитый настурциями шелк.
— Оставь шелк в покое и слушай, — одернула его королева. — Когда ты родился, фея, твоя крестная, вручила тебе исключительно ценный подарок Заговоренную Жизнь. Пока ты хранишь ее в надежном месте, ничто тебе не повредит.
— Здорово! — воскликнул принц. — Так значит, ты вполне могла отпустить меня в море, когда мне хотелось стать юнгой. Со мною бы ровным счетом ничего не случилось. — Конечно, милый, — сказала Королева, — но осторожность никогда не помешает. Все эти годы о твоей жизни заботилась я, но теперь ты стал достаточно взрослым, чтобы взять жизнь в свои руки. Советую тебе хранить ее в надежном месте. Ценные вещи при себе носить не стоит.
И она протянула сыну Заговоренную Жизнь, и принц принял дар, и поцеловал мать, и поблагодарил ее, а затем ушел и спрятал сокровище. Он вынул из стены дома кирпич, затолкал талисман в образовавшееся отверстие и водворил кирпич на место. Кирпичи в стенах вилл Королевы Анны обычно легко вынимаются.
Поскольку отец принца был королем Богемии, само собою разумеется, что принца нарекли родовым именем Флоризель; однако сам король, занявшись коммерцией, взял себе псевдоним Рекс Блумсбери, а его прославленная Компания по производству Скоростных Лифтов получила название «Р. Блумсбери и К», засим принц известен был как Ф. Блумсбери: сей вариант, максимально приближенный к «Флоризелю, принцу Богемскому» казался Королю достаточно безопасным. С прискорбием приходится сообщить, что в раннем детстве и даже в отрочестве мать называла принца Флоззи.
Надо сказать, что король той страны, где жил Флоризель, был монархом весьма предприимчивым. Потому, как только он услышал, что на свете существуют лифты — а произошло это очень и очень нескоро, ибо королей по возможности стараются держать в неведении касательно всего на свете, — он заказал одну из самых роскошных и дорогостоящих моделей для своего дворца. На следующий день один из дворцовых лакеев подал Его Величеству визитную карточку, на которой значилось: «Мистер Ф. Блумсбери, Р. Блумсбери и К».
— Впустить, — приказал король.
— Доброе утро, сир, — поздоровался Флоризель, поклонившись с безупречной грацией, выдающей урожденного принца.
— Доброе утро, молодой человек, — отвечал король. — Как там насчет лифта?
— Да, сир. Могу ли я узнать, на какую сумму Ваше Величество рассчитыва…
— О, цена значения не имеет, — отмахнулся король, — все равно заплатят налогоплательщики.
— Тогда я бы посоветовал класс А… «Аргентинелла», абсолютно уникальная модель: белые атласные подушки, дерево и слоновая кость, с инкрустацией из жемчуга, опалов и серебра.
— Золота, — ответствовал король кратко.
— Только не в сочетании с жемчугом и слоновой костью, — твердо сказал Флоризель. Юноша отличался безупречным вкусом. — Вариант с использованием золота — мы называем его «Анрирадия» — предусматривает инкрустацию сапфирами, изумрудами и черными бриллиантами.
— Я предпочту золото, — решил король, — но вы можете установить небольшой отдельный лифт в апартаментах принцессы. Сдается мне, модель «Аргентинелла» придется ей по вкусу. «Просто и мило,» — говорится в вашем циркуляре.
Флоризель принял заказ, и вскорости искрящийся золотом, изумрудами и сапфирами лифт был изготовлен и встроен. Придворные пришли в восхищение и первое время только и делали, что катались на лифте вверх-вниз, так что уже спустя неделю голубые атласные подушки пришлось заменить.
Затем принц занялся установкой второго лифта (модель «Аргентинелла»), и принцесса Кандида собственной персоной пришла посмотреть на работы; она и Флоризель встретились, и глаза их встретились, и руки тоже, потому что принц схватил Кандиду за руки и оттащил в сторону с того самого места, куда как раз опускался тяжелый стальной брус.
— Вы спасли мне жизнь, — молвила принцесса.
Но Флоризель утратил дар речи. Сердце его неистово колотилось, причем явно где-то в горле, а не на своем законном месте под жилетом.
— Кто вы? — спросила принцесса.
— Инженер, — ответил Флоризель.
— Неужели? — сказала принцесса. — А я подумала, что вы принц. Вы похожи на принца куда больше, чем любой из знакомых мне юношей королевского рода.
— Я жалею, что не принц, — признался Флоризель, — хотя еще три минуты назад мне это не приходило в голову.
Принцесса улыбнулась, затем нахмурилась, и поспешила уйти.
А Флоризель вернулся в офис, где отец его, мистер Рекс Блумсбери восседал за письменным столом с особыми прорезями для ног.
Утро он проводил в офисе, а после полудня уходил в мастерские.
— Отец, — молвил Флоризель, — не знаю, что со мною теперь будет. О, я хотел бы быть принцем!
Король и королева Богемии так и не открыли сыну тайну его происхождения, ибо что толку быть принцем, если королевства-то нет?
Король, ныне известный под именем Р. Блумсбери, эсквайра, поглядел на сына сквозь очки.
— С какой стати?
— Потому что я взял да и влюбился по уши в принцессу Кандиду.
Отец задумчиво потер нос чернильной ручкой.
— Хм! — сказал он. — Высоко метишь. Боюсь, что выбор твой несколько опрометчив.
— О каком выборе может идти речь! — воскликнул принц в отчаянии. Выбора-то у меня и не было. Один ее взгляд — и я погиб! Или не знаешь, как это бывает? Я совсем не хотел влюбляться. Ох, отец, это такая мука! Что мне делать?
Помолчав и обдумав дело со всех сторон, отец ответствовал:
— Терпеть, полагаю.
— Но я не могу — мне необходимо видеть ее каждый день! Все остальное не имеет ни малейшего значения.
— Боже мой! — воскликнул отец.
— Нельзя ли мне переодеться принцем и попытаться хоть чуть-чуть ей понравиться?
— Переодевание, тобою предложенное, в данный момент выходит за рамки наших финансовых возможностей.
— Тогда я переоденусь лифтером, — решил Флоризель.
И, более того, сделал это. Отец его не вмешивался. Он полагал, что молодые люди сами должны улаживать свои сердечные дела.
Засим, когда лифт был готов, а принцесса и ее придворные дамы столпились вокруг, дабы опробовать новинку, в кабине обнаружился Флоризель, одетый в белые атласные лосины до колен и куртку с перламутровыми пуговицами. На башмаках его поблескивала серебряные пряжки, а на лацкане куртки, там, куда на свадьбах прикалывают цветок, красовалась булавка с опалом.
