Скрягин Александр
Тот, кто оказался прав
АЛЕКСАНДР СКРЯГИН
Тот, кто оказался прав
Гримо был не прав! Нет! Прав был я! Все получилось именно так, как я говорил! Ведь теперь даже трудно себе представить, что когда-то мы обходились без гленов!
Я смотрю на своего глена. Но что это? Он будто ухмыляется мне в лицо? Но ведь он не может этого делать! Не может! Ведь это только для контролеров и надсмотрщиков глены такие же живые люди, как и мы. Но я-то знаю, что глен - всего лишь кукла! Большая тряпичная кукла в натуральный человеческий размер с лицом, выкрашенным белилами, и туловищем, набитым старыми тряпками и картоном, которая привязана тонкими незаметными веревочками к ногам и поясу и потому беспрестанно дергающаяся от наших движений. Со стороны представляется, будто глен, стоя за верстаком, действительно что-то делает. Но это, конечно, не так.
И все же, мне кажется... Мне кажется, что... Нет, мне это просто кажется! .
Я вглядываюсь в черноту, окружающую непроницаемой стеной маленькое освещенное пространство вокруг наших верстаков, стоящих в два ряда друг против друга. Я чувствую, что это действительно стена, мягкая, бархатистая и отвратительно живая на ощупь, состоящая из бесчисленного множества омерзительных прозрачных непрерывно шевелящихся ресничек, в которых человек мягко утонет, как в гигантском слое мха. А там, за ресничками, внутренности этой черноты: желудок и покрытые слизью судорожно сокращающиеся сосуды, и там с человеком происходит что-то такое дикое и страшное, что нет сил и в то же время хочется представить.
...И все же прав оказался я! Не Гримо, нет! Я!
После того как контролеры объявили новый закон о том, что каждый работник не может делать в день больше одной тысячи коробков, мы собрались на совет. Контролеры объявили, больше тысячи коробков нельзя делать потому, что это вызывает перенапряжение наши,х сил и может плохо, сказаться на нашем здоровье. Так они говорили. Но настоящая причина была в другом. И мы это поняли.
За каждую тысячу коробков мы получали дневную норму: две луковицы, ломоть хлеба и кусочек, соленого сала величиной со спичечный коробок. А через десять дней, за десять тысяч коробков,- мы получали право подняться наверх и целый день провести там, где светит солнце и плещется о берег шипящее и прозрачное море. Мы могли лежать на шершавом, теплом и сухом песке, подставляя свои лица горячим желто-фиолетовым лучам, после которых наша влажная, белая и бархатистая от нездорового климата Пещеры кожа становилась сухой, упругой и начинала приобретать коричневатый оттенок, правда, едва заметный, ведь мы могли подставлять свое тело солнцу только раз в десять дней.
Зато этот день был похож на сказку!
На пляже вдоль моря стояли гимнастические снаряды и стойки, мы могли упражняться на них, и наши мускулы словно наливались радостью. Ожидание этой сказки давало нам силы! А опыт, накапливающийся за годы однообразного труда, позволял работать все быстрее. И вот настал день, когда Умелец сделал за десять дней не десять, а двадцать тысяч коробков! И смог провести там, наверху, не один, а целых два дня!
А вслед за ним это сделали и другие. Затем мы достигли и невероятного прежде рубежа в тридцать и сорок тысяч коробков, а Умелец однажды сделал сто! Сто тысяч! И за это целых десять дней был наверху! Купался в море, гулял по белым песчаным холмам, валялся на пляже. И хотя от отдыхавших аристократов, контролеров и надсмотрщиков его отделяла высокая - в три чело. веческих роста - сеть из стальной проволоки, он был почти как они!
Вот после этого аристократы, чтобы закрыть нам путь наверх, и придумали закон, который не разрешал склеивать больше одной тысячи спичечных коробков в день, и, значит, теперь мы могли получать в день только один свой рацион и только один раз в десять дней - не чаще - подниматься к солнцу.
Тогда мы все стали думать, что же нам теперь делать?..
Гримо сказал, что нам надо перебить надсмотрщиков и контролеров или заставить их самих работать внизу, а самим подняться наверх!
Но это был глупый план! Глупый, потому что неосуществимый! Гримо думал, что он один такой умный! А что стало с Бемом Языкастым, который ударил надсмотрщика? Он исчез! И не вернулся до сих пор! И, наверное, не вернется никогда! А куда делся Гам Лукавый? Не он ли кричал в ту ночь так, будто с ним делали что-то ужасное? И то же самое будет с нами! Так думал не я один, так говорили между собой многие! И это я сказал вслух! В первый раз мы разошлись, так ничего и не решив.
Но все-таки надо было что-то делать! И я придумал!
Я работал всю ночь, пока все спали. Когда мы собрались снова и Гримо сказал: "Может быть, мы и погибнем, но другого выхода у нас нет!", я ответил ему: "Есть!" И показал глена.
В глазах надсмотрщиков и контролеров глен ничем не отличается от нас. Смотрите, он такой же, как мы,- белый и румяный.
На нем такая же синяя мешковатая куртка, как и у нас. Конечно, глен не может работать. Но ведь за него можем работать мы!
Глен не может работать, зато глену не нужно и отдыхать. Ему не нужно ни солнце, ни сало, ни сухой песок! Ему не нужно ничего!
Ведь это кукла!
Сначала никто ничего не понял. Но я объяснил.
Каждый из нас не может склеивать больше тысячи коробков в день и больше десяти тысяч - за десять дней. Так говорит закон.
Но, если я все-таки склею за день две тысячи, а контролерам скажу, что половину из них сделал глен, то закон не будет нарушен.
Каждый из нас - я и глен - получит свою норму питания и выходной день наверху. Но на самом деле и сало и отдых - все достанется мне одному. Ведь глену ничего этого не нужно! А надсмотрщики и контролеры все равно не заметят, кто из нас поднялся наверх - живой человек или глен, ведь они нас даже не замечают, для них мы все - на одно лицо!
Мы будем работать за наших гленов, но мы будем за них и получать. Каждый из нас может иметь столько гленов, сколько норм он в силах выполнить!
Гримо все-таки продолжал стоять на своем. Но его почти никто не поддержал.
И все получилось так, как сказал я.
Рядом с нами стали за верстаками внешне ничем не отличимые от нас фигуры гленов, со стороны - для надсмотрщиков и контролеров будто работающие, а на самом деле - просто дергающиеся в такт с движениями наших тел. Через некоторое время мы все так привыкли к нашим гленам, что они стали для нас чемто вроде друзей. Я даже стал разговаривать с моим гленом, будто он живой, а не тряпичная кукла...
И все же, мне кажется... да, мне кажется... Я вижу, что они усмехаются и подмигивают мне своими глазами из зеленых бутылочных осколков!..
Но ведь этого же не может быть! Наверное, я просто устал. Дело в том, что затея с гленами все-таки имеет маленький недостаток: нельзя снижать двойную норму выработки, ведь это будет означать, что кто-то из нас - я или глен - не выполнил норму, а это сразу привлечет внимание контролеров и все может раскрыться! Я не Умелец, у меня только один глен, и все же работать даже за него одного мне трудно. Раньше я мог делать две нормы время от времени, теперь, после моего изобретения,- я должен делать это всегда. И трудно приходится не мне одному.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
