Лелевич Г
Стихотворения
В СМОЛЬНОМ
I.
С испугом пялит старый СмольныйГлаза своих несчетных ламп.Глядят с усмешкой недовольнойРяды вельмож из старых рам.
Бурлит в каналах коридоров,Как океан, людской хаос,И мерит всех сверлящим взоромЗастывший часовой-матрос.
И кто-то, дряблый и сутулый,К окну угрюмому прильнув,Внимает пушечному гулуИ ловит залпов трескотню.
И вспышкой взгляда раздвигаяЛюдское море пред собой,Герольд невиданного раяИ зачинатель мировой, —
Гранитен, светел неизменен,Как рулевой средь бурных вод,Еще вчера опальный ЛенинК трибуне медленно идет.
II.
Немая тьма октябрьской ночиСквозь окна силится вползти,Но Смольный пламенный клокочет,Гудит, волнуется, блестит.
Присев в сторонке на кушетке.Обдумывает сложный план, —Как волк, бессильный в прочной клетке, —Трепещущий и бледный Дан.
И, отстегнув шинели ворот,С приказом срочным в рукавеНесется посланец с «Авроры»Назад — к надувшейся Неве.
А рядом, львиною прическойК стеклу оконному склонясь,В минутном обмороке — Троцкий,Три ночи не смыкавший глаз.
Под окнами, пугая вышкой —Усталый сгорбленный старик, —Страдая гулкою одышкой,Хрипит угрюмый броневик.
И вдаль по телеграфным струнамЛетит известье в вышине:«Сегодня красная коммунаРодилась в буре и огне».
КОММУНЭРА ОБ АГИТАТОРЕ
Окончив бурный митинг на заводе,Где он толпу, как старый кормчий, вел,Сквозь тьму и вой осенней непогоды —Глубокой ночью он домой пришел.
Издерганный, голодный, утомленный.Он на кровать свалился, сам не свой.Как вдруг звонок тревожный телефонаЗахохотал над сонной головой.
В ряду казарм, не удержав ни пункта,Ему звонит дрожащий военком,Что взвился флаг бессмысленного бунтаНад темным и обманутым полком.
И по глухим заснувшим переулкамЕго промчал с хрипением мотор,Туда, вперед, навстречу залпам гулким,Туда, где бунт ползет из тайных нор.
И вот казарм угрюмые громадыБлеснули жутко бельмами огней…Он видит море шашек и прикладовИ чей-то труп — внизу, у ступеней.
Один прыжок на стол окровавленный,И полилась прерывистая речь,А вкруг — мятеж, слепой и разоренный,И головы, отхваченные с плеч.
И торопясь привычный агитаторМетал слова в ревущую орду,И кто-то речь покрыл похабным матомИ плюнул пулей в красную звезду.
И выстрела грохочущие звукиВдруг оборвали жаркие слова.На липкий стол, с глухим зловещим стуком,Пробитая упала голова.
Но это недосказанное словоВсех обожгло, волнуясь и дрожа,И в первый раз прикрикнули суровоБойцы на атаманов мятежа.
И в день, когда над черным катафалкомПрощальных флагов реял красный шелк,За гробом шел, забыв свой ропот жалкий,Под красным знаменем мятежный полк.
МАШИНИСТ
Глаза усталостью ранены,Но силы труд не расшиб.И орден красного знамениК замасленной блузе пришит.
Идет, кряжистый, чумазый,Раскачиваясь на ходу.По дороге с красоткой черноглазойПерекинется шуткой вдруг.
А дома минутки в покое,Без дела не посидит.Приучил его бронепоездБыть всегда впереди.
Сколько раз от шальных ударов,Из-под ураганного огня,Невредимым сквозь вой снарядовБронепоезд он угонял!
В дни, когда острозубый голодГрыз рабочих, свиреп и крут,Сколько раз в голодающий городОн стрелою мчал продмаршрут!
Оттого-то — усталостью раненый —Не согнул он стальной души,И орден красного знамениК замасленной блузе пришит.
ПОЭТ
Поэтам «Молодой Гвардии»
посвящаю.
В общежитии закуренном рабфака,За посыпанным крошками столомМного клякс он сегодня накапал,Много строчек пустил на слом.
Пусть привычней дратва и шило,Чем бумага, перо и стихи!Разве даром революция спешилаЧутким слухом одарить глухих?
Пусть рука от работы заскорузла,И ногтям не знаком маникюр!Разве даром рабочая блузаВыходила в октябрьский штурм?
Может быть, перечеркнутые строчкиЗавтра грянут по Оби и Неве,Что пришел он, поэт-рабочнй,Пролетарский мастер-певец.
Может быть, Бухарин в восторгеПосвятит ему четкую статью,И профессор Петр Семенович КоганРастянет критический этюд.
А пока в общежитии рабфака,Над заваленным книгами столомМного клякс он в волненьи накапал,Много строчек пустил на слом.
ИЗ ДОРОЖНОГО БЛОК-НОТА
Покорно разлеглись поля,Открыв серпу ржаные груди…Разгоряченная земляСвой лоб вспотевший ветром студит…
Проселком меж смиренных нив,Не зная вихревого бега,Крестьянин, голову склонив,Бредет устало за телегой.
Бредет и спит, бредет и спит,В зените солнце спит бессильно.Под мерным шлепаньем копытЛениво спит проселок пыльный.
И вдруг, улегшуюся пыльВзвихрив белеющею тучей,Из города автомобильПромчался молнией летучей.
И сквозь бензиновый туман.Окутавши машину буркой,Мелькнули — в кобуре наганИ складки кожаной тужурки.
Дрожат поля, как от пальбы,И свист сирены резко-тонок…И мигом взвилась на дыбыКобыла тощая спросонок.
Едва сдержав ее полет,Дрожит проснувшийся крестьянинИ с перепуга крестит рот.Бензинным дымом одурманен.
А там — в неезжанность дорогАвто несется без оглядки,И впереди, как в лихорадке,Дрожит алеющий флажок.
ПО ВОЕННО-ГРУЗИНСКОЙ ДОРОГЕ
Мне в уши бьет немолчный говор вод,Немолчный, мощный, мрачный шум потока,А над волной широко и высокоЗеленый склон извилисто ползет.
Чуть изогнув атласные бока,Он льстиво льнет: ни дать, ни взять — приятель!Но, вырвавшись из бархатных об'ятий,Строй серых скал рванулся в облака.
И, в клубы туч зарывшись головой,Бросает взгляд бестрепетный и лютый…Так мы спешим на пост наш боевойИз липких лап бессильного уюта.
ЗИМА
И от ожогов стужи,Куда ни погляди,Оледенели лужи,Освежились дожди.
По всем речным просторамПускай хоть паровоз.Недаром комгосоромЗаведует мороз.
Искусен, юрок, ловокПокрыл мостами свет,Не клянча ассигновок,Не составляя смет.
И агитпроп недаромМорозу был вручен;Ведь даже белым барамНосы окрасил он.
Чтоб глаз заплывший нэпаРабочих не слепил,Витрины он свирепоУзором залепил.
А снег, в труде упорен,Усердием богат,В полях для хлебных зеренПостроил белый склад.
Врагам не до пртехи —Поднялась кутерьма.Зима сменяет вехи,Сама зима.
Хозяйственной работойСтарушка занялась,Взялася за болота,Туманы, слякоть, грязь.
Работайте примерно,Крепите синий лед,Из РКИ, наверноРевизия придет.
Как ни вертись, ни щелкай —Работу всю сполнаПроверит комсомолка Весна.
1925
