Элина Смагина
Липецкие истории
На остановке
Остановка. Подхожу не спеша. Неизвестно откуда появляется бомжеватого вида неизвестно кто. Мужчина? И да, и нет. Старик? Скорее нет, но возраст абсолютно не угадывается. Что-то когда-то бывшее человеком.
– Девушка…
Побарываю в себе желание сделать хотя бы шаг назад. Помню о том, кем он когда-то был (все-таки «он» или просто… так).
– Простите, ради бога, вы не подскажете, как мне проехать… Я забыл, куда мне… На что мне надо садиться.
– А куда проехать? – смотрю внимательно. Сколько времени надо, чтобы разглядеть человека. А человека в человеке. Не вопросы. Просто смотрю и вижу старое, поношенное пальто, больше похожее на тулуп, но длинное, до голени. И видно, что старое, но без дырок. И все остальное: и шапка-ушанка, и непонятная обувь, и торчащий свитер. Но при этом… Да, конечно, старое и просто неухоженное, но вполне еще ничего. По крайней мере, подходит его возрасту. А сколько ему лет? Сорок? Пятьдесят? При всех моих усилиях не могу определить. Он нетрезв, но не алкаш, как у нас принято их называть (кого их?), но и пьет не первый день.
И все это в доли секунды, потому что он перескакивает с одного на другое в своем сбивчивом рассказе.
– Простите меня, а вы не знаете… Здесь есть поблизости пивной киоск?
Оглядываюсь. Есть. Там, между домами через дорогу.
– Есть. Там должен быть. Между магазином и вон тем киоском.
– А он там точно есть?
Точно-то точно, а вот где именно, не могу вспомнить. Я сотни раз проходила мимо него, а где стоит, сказать не могу. Отсюда его не видно, да и темно уже.
– Ну вы перейдите через дорогу, а там спросите. Вам покажут.
– Нет, это далеко. Я, боюсь, не дойду. Я был у друга… Нет… У одного мужика, и мы выпили… А что еще остается. Он тоже бывший военный. И я… тоже. Я ведь Афган прошел, до этого тоже везде был, а вернулся, а жена вышла замуж за другого. А я подполковник. Я и Афган, и… А теперь вот… А я там на двадцать рублей пиво куплю?
Вот этого я даже предположить не могу.
– А сколько у вас пенсия?
– Пенсия. 1830 или 50. Так вот государство о нас заботится. Да, жена, понятно… А потом что делать… Пить. Далеко. Не дойду.
– А вам куда ехать?
Думает. Но кажется, что называет первое, что видел на автобусах.
– На трак… На НЛМК.
– Это вам на 22-й надо, – подъезжает транспорт. – Это мой.
– А, ну спасибо вам, простите меня, ради бога…
Ну если только ради…
Липецк, 2008
Ворон
Она прислонилась лбом к холодному стеклу балконного окна. В стекле отражались летние грозовые тучи. Плотной серой массой они закрыли солнце и небо. Свет не поступал в комнату, но Она продолжала стоять, прижавшись к стеклу. Она ждала дождь.
Через минуту он пошел. Капли стекали по ее отражению на стекле.
И тут раздался стук в дверь. Два глухих удара.
Она вышла в коридор и посмотрела на входную дверь. Она живет с матерью, гости к ним не ходят, у матери ключи. Страх и любопытство спутались и повисли где-то внутри.
Два глухих удара повторились, точно воспроизведя ритм ее сердца.
Мелькнула мысль: «Постучит третий раз, открою». И словно в ответ на ее мысль резкий и нетерпеливый стук.
Она открыла дверь. На пороге стоял молодой человек. Высокий, русый, в черной мокрой одежде.
– Я ваш сосед сверху, – он говорил отрывисто и просто сверлил ее темными глазами. – Я забыл зонт и ключи от дома. Промок, идти больше не к кому. Можно, я у вас посижу?
Больше похоже не на человеческую речь, а на телеграмму. Но страха не было, были только его темные глаза.
– Проходите.
Он ссутулился и прошел в квартиру, как-то странно перебирая ногами. Сел на кресло в зале. Она села на диван. Он продолжал сверлить ее взглядом.
Она начинала чувствовать волнение, которое сжалось в комок в животе.
– Дождь, – она повернула голову в сторону окна.
Он не отреагировал.
– Чаю. Можно?
– Да, сейчас. Я поставлю чайник.
Прошло минут десять. Все это время она провела на кухне, пытаясь выйти из оцепенения. Дождь постепенно затихал.
– Вот чай. Может, печенье?
– Нет. Спасибо. Мне пора.
Он встал и как-то странно, полубоком направился к двери.
– Как пора? Вы же только пришли, – вдруг появилась масса мыслей, хотелось задержать, сказать что-нибудь такое…
– Сейчас моя мама придет.
Он обернулся, просто просканировав ее глазами. Она почувствовала, что краснеет.
– Вот именно.
И он ушел. Она закрыла дверь. Села пить чай.
В замке повернулся ключ, и мама с сумками и огромным зонтом протиснулась в узкую прихожую.
– Ух, и поливает, а говорили, что этим летом дождя не будет.
Она продолжила пить чай, а мать пошла переодеваться, но внезапно при входе в зал остановилась и недоуменно на нее посмотрела:
– Ты что, подушки стирала?
– Нет, с чего ты взяла?
– Какими-то перьями пахнет. Мокрыми. К нам приходил, что ли, кто?
– Да. Сосед сверху.
– С какого верху. С чердака? Голубь, что ли? – мать расхохоталась и пошла переодеваться.
И правда. С какого верху? Они же живут в пятиэтажке на последнем этаже. Сердце замерло и ухнуло вниз к пяткам.
А на ветке напротив окна сидел ворон и внимательно смотрел на девушку, которая, прислонившись к холодной от плитки стене, замерла с почти остывшей чашкой чая.
Липецк, 2008
Студёнки
«Это странное слово Камчатка» – пел Цой в своей песне. То же самое приходит на ум относительно Студёнок. Вы проходите мимо Педа. Идете прямо. Проходите по маленькому мосту. Можете немного постоять на нем и посмотреть на журчащий внизу ручеек – ну как не ручеек, а так, скопление водички. Переходите этот мостик и попадаете непосредственно на Студёнки. Сама по себе улица Студеновская начинается немного раньше моста, но именно Студенки (которые произошли от названия улицы) начинаются здесь и образовывают определенное уединённое место.
Территориальные рамки Студёнок определяются для меня от моста и до конца желтых домов, расположенных по левой стороне.
Студенки в моем понимании – это рай и абсолютно уникальное место. Рай, потому что здесь тихо. Вечером в частном секторе или во дворе дома жгут то ли листву, то ли еще что-то и все Студёнки пронизываются запахом
