Денис Ватутин
Красное Зеркало. Легенда вулкана
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
В пылу победы не чувствуешь всех ужасов войны. Только в леденящем душу ознобе поражения сознаешь их до конца.
Артур Конан Дойл
Женщину теряешь так же, как свой батальон: из-за ошибки в расчетах, приказа, который невыполним, и немыслимо тяжких условий. И еще из-за своего скотства…
Эрнест Хемингуэй
Те, кто видит сны наяву в ясный день, всегда идут гораздо дальше тех, кто видит сны, только засыпая по ночам.
Эдгар Аллан По
– Контакт! Вводите адреналин… Пульс нитевидный… Синтез – тридцать процентов… Готово… Газ… Дайте газ…
Я висел под потолком овальной белой комнаты… Что? Страшно? Да…
Лицо бородатого седовласого мужчины склонилось надо мной.
– Ты в порядке?!
– Сатана здесь? – словно сквозь ватную кашу спросил я.
– Тут… там… в коридоре… – Мужчина в простыне нервничал.
– Скажи: а инопланетяне есть?
– Сынок, какие инопланетяне? Что ты ерунду… ой… прости… Посейдон разбушевался… Я не успел… не успел… Прости… Посейдон пока спит… а Тифон работает… он работает на нас…
Я смотрел на седого могучего старца, который разговаривал с постелью и одновременно будто затылком говорил со мной, висящим под потолком…
– Тетя Марта тебе гостинцев передавала…
Запах формалина и хлора…
– …Говорят, еще три недели…
– А мы с мамой купили тебе робота – как настоящий: ходит, глазами сверкает, и лазер у него светится…
– Да ну их, этих роботов, в реактор…
– Защищает от дурного глаза…
– Хочу космическую ракету! С пушками! И видеокамеру, как у того дяденьки…
– Вот когда выздоровеешь…
Я открыл глаза, и темнота ушла…
Медленно, сквозь мутно-серую пелену проступала картинка, как в старинной кювете с проявителем: тогда изображения делали вручную.
На бюро стояла коричневая дугообразная лампа, словно созданная из прессованной ржавчины, бросавшая луч на поверхность.
Эта поверхность из орехового шпона, эта столешница, напоминала рельеф местности, снятый с большой высоты, со спутника… Какие-то промоины, горизонтали высот, впадины и озера. Выцветшие структуры царапин. Глубина линзы из морилки и лака, местами прорезанная черными угольными бороздами ожогов от жала раскаленного паяльника.
Казалось, будто я смотрел сквозь ржавое осеннее марево на дно змеящегося резвого ручейка. Плыл и дрожал воздух.
Звуки и запахи мягкими ростками врезались в меня.
Я услышал шум… и запах: мазутно-земельный, пропитавшийся дымом…
Шел дождь… пахло сырой осенью.
Воздух был свербяще-свежим: в ноздри резко и бесцеремонно врезался озон и гниль.
Все в одночасье стало сырым и холодным. Сквозь туман пепельных облаков изредка проступали вспышки ионных зарниц.
Телескоп покоился в футляре, окно было закрыто, и только форточка дышала этим темным и забродившим воздухом.
В комнате царил какой-то нежилой хирургический порядок: все вещи вклинивались друг в друга, словно зубья шестеренок, будто детали электронной платы.
Казалось бы, все это естественно: обычное дело… Священная круговерть…
С кухни донесся зловещий вой на четыре тона – это закипел старинный дедушкин чайник. Раньше меня этот звук заставлял вздрогнуть, а теперь – ничего, привык. Даже нравится.
Я привычным жестом вытащил из пачки сигарету, взяв разогретый паяльник и прикурив от его жала, – красно-оранжевыми трещинами разошелся кончик сигареты.
Стало теплее… Запахло незнакомым ватным дымом.
И вдруг раздался переливистый звонок в дверь, выбивший меня из равновесия. Я встряхнул головой, увеличивая приток крови к мозгу, поскольку был еще во сне.
Не зная, куда бежать прежде – на кухню или к двери, – я решил, что к двери предпочтительнее: незваный гость, услышав первобытный вой, поймет, что потревожил…
И под вой чайника я открыл дверь…
На пороге стоял мужчина в черной шляпе, с которой капала вода, и в мокром черном плаще. Он блестел под скудными лампами лестничной клетки, отражая все сорок ватт призрачной ионизации.
– Ты меня пустишь? – Он вскинул черные густые брови.
– Заходи. – Я неожиданно для себя улыбнулся. – А где папа?
– У него сейчас трудности… Ты же знаешь. А я ему помогаю с эгидой. – Он раскрыл зонтик, поставив его в углу, и повесил шляпу на крючок в прихожей – с нее скатились жемчужины маленьких капель. – Я уберу, – сказал он торопливо.
– Нет, я. – Продолжая улыбаться, я открыл дверь туалета и вытащил ногой тряпку.
Он прошел на кухню в одних носках, оставляя за собой мокрые следы, и вой чайника утих.
– Ты до сих пор не пользуешься пьезо? – раздался голос с кухни.
– Да, – я возил тряпкой по полу, – привычка, понимаешь.
Через пару минут мы сидели в креслах и курили.
– Не ждал меня, наверное? – Сиреневые губы надломились в усмешке.
– Да вас кто разберет… – начал было я.
– Ой! – Он комично схватился за сердце, вернувшись в коридор. – На себя посмотри, родственник…
– Зачем ты пришел? – спросил я, наливая себе портвейна.
– А как ты думаешь? – Он сделал губами мертвую сизую дугу.
– Хватит! – Я впервые повысил голос. – Вы, мои милые, психа из меня сделали…
– Твоими же руками! – Он ударил по коленям.
– Все! – крикнул я, закашлявшись дымом. – Слышать ничего не хочу! Ты тут на кой?!
Он выпустил дымное облако гаванской сигары и медленно ответил:
– Ты, кажется, хотел… ну ладно, просил. – Он взял бутылку пива и небрежно сковырнул пробку пальцем. – В общем, у тебя было дело?
Я потупился.
– Ну да, – ответил я нехотя, – от тебя не…
– Не… – улыбаясь, ответил он.
– Ну… ты мне объясни… – Я затянулся и хлебнул портвейна. – Вся эта хрень – это прикол?
– Фи, мон дью! – Он поморщился. – Что за выражения! Прикол! Кого-то пытались приколоть?
– Да! – выкрикнул я. – Меня! Тебе мало?! ТЫ!!
– Спокойно… спокойно. – Он вынул из кармана деньги.
Они были мокрыми… разбухшие бумажные банкноты…
Нелепой раскисшей тряпкой он выбросил их в форточку.
– Прости… – я сконфузился, – я просто хотел узнать…
– Ну? – Он вопросительно сощурился.
– Скажи… Каким образом можно вынести это священное сумасшествие, напоминающее танцы и кривляния юродивого?..
Я допил свой портвейн, и пустая бутылка отлетела к куче себе подобных, звонко стукнувшись донышком…
– Прости, мой мальчик, – он, призадумавшись, улыбался, – видишь ли… А как тебе вообще все это кажется?
Он внезапно расцвел: таким я еще его не видел… Он покрылся парчовым черным халатом, рядом с его ногой показалась породистая борзая.
– Ты, собственно, чем недоволен? – спросил он повелительным тоном. – Учился, веселился, женился и работал? Ругался с женой! Пил и мечтал! Даже в кино снимался! Что не так? Приключений захотелось? От земных проблем захотел сбежать?
– Я просто хотел чего-то другого…
– Все вы, люди, всегда хотите чего-то другого, вовсе не того, что у вас есть под носом! – Он сердито нахмурился. – Но не все этого заслуживают, и не всем это надо на самом деле. Вы живете иллюзиями, мальчик мой, и ради иллюзий совершаете глупые и страшные вещи! Что ты сегодня хотел от меня услышать?
– Осень – это своеобразный итог, какая-то черта, когда вспоминается множество событий, происшедших за год, и не только.
Я пытался все ему объяснить…
Я начал забывать все самое страшное, и вместе с ним стало как-то уходить все самое лучшее. Оставалось все самое серое… Странно…
Мы прогуливались по осеннему скверу, и меня охватывало чувство потери чего-то очень важного, не лета… не солнца… какого-то смысла… Я еще злился на себя за то, что чувство это казалось мне банальной обидой: она не хотела идти со мной под руку… от меня сильно пахнет перегаром и табаком…
Иногда наступает момент, когда попадаешь в некий лимбус, чистилище, нулевой меридиан, где можно сохранить игру и подумать над развитием сюжета. Распутье…
А если изменить все? Если научиться чувствовать иначе? По-другому?
– А что именно по-другому? – Он внимательно прищурился.
– А ради чего я тут умираю? – Я хлопнул себя ладонью в грудь. – Ради любопытства? Ради того, чтобы не поддаться безделью и скуке? А может быть, чтобы стать умнее? Я и тупым побуду с удовольствием…
Я не могу понять себя? А разве я понимаю остальных?
– Мне все ясно, – сказал он медленно.
