Гидеон Эйлат Расколотый идол Глава I «Сыщик, ловец, жонглер»
Весь Шадизар знал о том, что Ахамур Байса Саламбен Давгаль Умбрия Лучимия по прозвищу Пузо держит в кулаке все южные кварталы и добрую половину восточных.
И весь Шадизар уважал его за это и завидовал, как говорится, доброй завистью.
Ибо Шадизар испокон века благожелательно относился к мерзавцам.
— И все-таки, почтенный Ахамур, — говорил ему хромой горбатый гость душным вечером в просторной беседке посреди роскошного сада, — я никак не возьму в толк, почему тебя устраивает только… гм… волевое решение. Почему нельзя просто взять и договориться?
Пузо крякнул и почесал макушку, под которой вдруг зашевелилось нечто наподобие мысли. Но если это и была мысль, она не спешила продраться к голосовым связкам сквозь напластования жира.
— На твоем месте, — продолжал ростовщик по имени Паквид Губар, не менее одиозная личность в Шадизаре, чем Пузо, — я бы не спешил рубить сплеча.
Пузо выковырнул из зубов волоконце копченого мяса. Он давно уже мог позволить себе самые дорогие и изысканные яства, но суровая молодость, отданная беспощадной борьбе за выживание, привила ему вкус к сытной и простой пище. Впрочем, для гостей он всегда приказывал ставить гол деликатесные блюда. Но если кто-нибудь к этим блюдам притрагивался, Ахамур, сам о том не подозревая менялся в лице.
Паквид Губар давно это подметил и, являясь к Пузу с визитом, ел то же, что и хозяин.
— Послушай меня, ростовщик. — Ахамур наклонился в сторону собеседника, огромный живот, словно только и ждал этого момента, растекся к столу и целиком накрыл миску с копченым кроликом и соусом. — В моем деле «договориться» значит вовсе не то же самое, что в твоем. Ежели я нынче решаю с кем-нибудь договориться, то завтра ищи его за городскими воротами, во рву с мертвяками.
Губар слегка побледнел и поспешил уступчиво кивнуть
— Да, я, конечно, не это имел в виду.
При этом он подумал:
«Хвала богам, что у нас с тобой разные сферы интересов. Не надо ничего делить, а значит, «договариваться». Из тебя никогда не получится ростовщик, и ты сам прекрасно это знаешь. Ты не способен дождаться, когда деньги, пущенные в дело, начнут давать прибыль. Если утром дашь кому-нибудь под процент, то уже вечером твои громилы побегут выколачивать долг и походя перережут должнику глотку. Ты живешь сегодняшним днем, все, что добываешь, тут же пускаешь на ветер. А из меня никогда не получился бы такой авторитетный главарь банды, как ты, хотя связей с мошенниками у меня не меньше, чем у тебя. Все дело в том, что воры ценят первобытную силу и лихость, а вовсе не мозги».
Кожа на широком лбу Ахамура сложилась в толстые складки. Он думал. В муках рождал мысль.
— Я дожил до преклонных лет, — заговорил он наконец, — и добился своего положения только потому, что ни разу не нарушил три закона моей жизни. — С этими словами он поднял палец. — Закон первый: никогда никому уступай. — Рядом с указательным пальцем выпрямился средний. — Закон второй: не уступай никому никогда. И, наконец, третий закон. — Выпрямился и безымянный палец. — Ежели кому-нибудь уступишь, цена тебе — кусок дерьма.
Чтобы следовать этим правилам, нужна поистине железная воля, — льстиво подтвердил Губар, — но ведь речь идет о совершенно особом случае…
Ахамур потупился и раздраженно пожевал губами. Он слыл человеком необычайно вспыльчивым и жестоким, и под его неотрывным взглядом Губар обеспокоенно заерзал.
Видимо, снова придя к какому-то решению, Пузо откинулся на спинку кресла и хлопнул в ладоши. Бесшумно и стремительно, как летучая мышь, появился мажордом самого что ни на есть злодейского вида.
— Этого сюда, как его…
— Качвара, твоя светлость?
— Ага, его. Вот память, чтоб ее!
«Твоя светлость, — мысленно усмехнулся Паквид Губаp. — Герцог он у ворья, ни больше ни меньше. Тоже мне, иерархия». Он вспомнил герб на карете Пуза — лубочная золотая канарейка на ажурном поле — и похолодел. Ему конец, если хоть один мускул на лице дрогнет. Пузо очень легко обижается и никому не прощает обиды. Но беспокоился ростовщик напрасно — лицо его не выдало. Оно давно само по себе научилось хранить каменную безмятежность.
«Может, и за себя похлопотать? — подумал Губар. — Пусть воры и мне присвоят какой-нибудь титул, я ведь им не чужой все-таки. Ну да, держи карман… В преступном мире, как ни удивительно, деньги значат гораздо меньше, чем в нем свете. Проще купить самый обыкновенный баронский титул у короля. А здесь важнее всего авторитет».
— Как рука? — поинтересовался Пузо.
Паквид благодарно улыбнулся, поднял правую руку, сжал кулак, растопырил короткие пальцы. На запястье багровели два рубца (он совсем недавно снял повязку), но кисть действовала исправно.
— Хорошие лекари способны творить чудеса. — За хорошие деньги.
Пузо кивнул. Было непонятно, порадовала его эта новость или нет.
Двое рослых слуг, волосатых, как гориллы, привели беседку Качвара. Насмерть перепуганный штафирка вил упасть на колени и бессвязно молил о пощаде. Гориллам приходилось то и дело хватать его за шиворот и ставить на ноги. Пузо равнодушно посмотрел на него и перевел взгляд на гостя.
— Ты любишь смотреть, как подыхают презренные собаки? — спросил он.
— Я нахожу это зрелище весьма увлекательным, — тактично отозвался ростовщик.
Этот пес вряд ли околеет привлекательно. Он просто трусливая мразь. — Пузо посмотрел на горилл. — Выпустите ему потроха. Но сначала подставьте таз, я не люблю ужинать в свинарнике.
Под вопли умирающего Качвара он отдал должное великолепно приготовленному мясу, свежей пшеничной лепешке с медом и терпкому красному вину. Губар с такой жадностью поглощал те же яства, чем привел хозяина дома в миролюбивое расположение духа.
— Никто не мешал этой размазне, — пояснил он, когда гориллы уволокли мертвеца, — быть хорошим и живым слугой.
От него всего-то требовалось — исполнить мое поручение. Не спорю, кому-то оно могло показаться сложным Так ведь Качвар даже палец о палец не ударил! Сразу отказаться не посмел — дрожал за свою шкуру. Предпочел клятвенно обещать, что живо обтяпает дельце, даже заявил, что ему это раз плюнуть. И вульгарно попытался сбежать. Знаешь, как я его нашел?
Паквид изобразил на лице живой интерес.
— Явился мой приятель и все рассказал, — проворчал Пузо. — И при этом он так мерзко хихикал! Пока ты науськиваешь на меня таких шавок, сказал он, я не поставлю на твою шкуру и ломаного гроша. Спокойной ночи i новых неприятностей. — Он скрипнул зубами и вымол будто харкнул: — Ненавижу!
