Сэнь Соня
Химеры Апокалипсиса
'Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною,
чтобы воздать каждому по делам его'.
Откровение Святого Иоанна Богослова, 21 12
ГЛАВА 1
Лондон, 2066 год.
Я встретила этого примечательного англичанина в месте далеко не примечательном — подземке. После серий терактов, не миновавших и лондонское tube1, у 'приличных' граждан окончательно пропало всякое желание пользоваться метро. Теперь мир черных туннелей и грязно-серых платформ, местами выщербленных взрывами, полностью принадлежал низшему классу. Чернорабочие, беженцы, неимущие — 'трущобные крысы', как с брезгливой жалостью говорили в обществе. И хотя мой социальный статус отличался от положения этих изможденных, плохо одетых людей, я предпочитала метро. Отчасти из-за бунтарского духа, отчасти из-за странной любви к темным тайнам лондонских подземелий. Впрочем, в ту пору не я одна была охвачена духом бунтарства — новое поколение, выросшее уже на руинах прежнего мира, было головной болью общества. Аморальные, развращенные, не признававшие абсолютно никаких ценностей, рано повзрослевшие дети…
Я в который раз перечитывала невнятную статью о трагедии в 'Нью-Авалон', второй лунной колонии (строительство 'Авалона' также кончилось печально). Никак не могла вникнуть в детали странного происшествия, о котором сейчас говорил весь мир. 'Спонтанная разгерметизация защитного купола… уцелевших нет… ведется следствие… строительство третьей исследовательской станции-колонии отложено до выяснения обстоятельств…' Чушь какая-то. По одному из мнений экспертов, щит был отключен изнутри. Колония ученых-самоубийц? Халатность колонистов? Случайность? Диверсия? Вполне вероятно. Учитывая интернациональный состав поселенцев и враждебную обстановку в мире.
Продолжая пребывать в задумчивости, я было качнулась назад, намереваясь занять освободившееся место, но что-то потянуло меня за шею. Опустив газету, я недовольно уставилась на стоявшего ко мне спиной высокого худощавого мужчину. Уже тогда он меня удивил — хорошо одетый — в длинное черное пальто, кремовый вязаный шарф — и обутый в дорогие ботинки известной марки. Темные длинноватые волосы англичанина были аккуратными волнами зачесаны за уши и явно смазаны хорошим гелем. Да и пахло от него уж слишком благородно. Надо же, и в метро, с обычными смертными… Но об этом я подумала вскользь, так как обнаружилось, что один из дорогих ботинок 'джентльмена' стоит на кончике моего длиннющего разноцветного шарфа.
— Извините, — сказала я по-английски в широкую спину. Спина и не дрогнула. Ее обладатель был тоже погружен в какое-то чтиво.
Я сердито постучала кончиком пальца под лопаткой незнакомца. Мужчина вздрогнул и, наконец, оглянулся. Тут же обнаружилось, что его скорее следовало бы называть 'молодым человеком', потому как на вид ему было едва больше тридцати. Узкое выразительное лицо, глаза черные, насмешливые, с особенным прищуром, длинные пушистые ресницы. И брови вразлет, с изломом, как у Мефистофеля. Колоритный персонаж.
— Вы на моем шарфе стоите, — объяснила я и ткнула пальцем вниз.
— О, — спокойно произнес он и поднял ногу.
'О?!' — подумала я раздраженно. — 'И все? И никаких тебе 'Простите'?
Пока я оборачивала вокруг шеи злополучный нескончаемый шарф (очень популярного среди лондонской молодежи фасона), незнакомец следил за моими движениями с дружелюбным интересом и даже сделал попытку помочь, когда шарф зацепился за ворот френча. Я сердито дернулась.
— Вы не боитесь, что когда-нибудь этот шарф прищемит дверью вагона? — насмешливо спросил он на безупречном английском. — В моей практике был такой случай. Правда, тогда все обошлось небольшим растяжением…
— Шеи или шарфа? — съязвила я, чем вызвала мимолетную улыбку на его губах. 'В практике? Неужто врач? А что, похож…'
— А вы, я гляжу, не уроженка Лондона? — вопросом на вопрос ответил он. — И вообще не британка.
— И что с того?
— О, ничего. Просто хотел проверить, прав ли я.
— Зато в вас сразу видно истинного англичанина.
— Почему же? Чисто английский выговор?
— Чисто английское занудство.
— Ха-ха. Мы еще даже не знакомы, а уже начали ругаться.
— Ругаться? И не подумаю. Вы спросили, я ответила.
— Ну, хорошо. Так я могу спросить, как вас зовут?
— Можете.
— И?..
— Что 'и'? Вы спросили. Я же не обещала ответить.
Незнакомец растерянно захлопал глазами, переваривая русский юмор, потом весело хмыкнул.
— Забавная вы девушка.
Я было открыла рот, собираясь выдать нахалу достойный ответ, но язвительным словам так и не суждено было слететь с моего языка. Неожиданно вагон со страшной силой тряхнуло, что-то взвизгнуло, протяжно и оглушительно заскрипело, и пассажиров одной кучей швырнуло вперед. Многие не удержались на ногах, повалились на пол, раздались испуганные крики.
Мне повезло — я налетела на своего собеседника, пребольно впечатавшись носом в твердую грудь, и — о чудо! — мы оба устояли на ногах. Одной рукой мужчина вцепился в поручень, другой, точно тисками, обхватил мою талию и крепко прижал к себе.
— Вы в порядке? — обеспокоенно заглянул он мне в лицо, едва вагон перестал со скрежетом тормозить и мир вновь обрел четкость. Я как лягушка распласталась на широкой груди спасителя, обхватив его чуть ли не всеми четырьмя конечностями. Носки моих пыльных замшевых сапожек припечатали его дорогие, до блеска начищенные ботинки.
— Угумс, — промычала я, отстраняясь и зажимая обеими руками нос. Между пальцев сочилась кровь и капала на рукав его пальто — он продолжал поддерживать меня за плечо.
— Вот, держите, — он сунул мне аккуратно сложенный клетчатый носовой платок. Я прижала надушенную ткань к носу, чуть запрокинула голову. Вокруг ругались, охали, кряхтели. Где-то в конце вагона заходился испуганным плачем ребенок.
— Дайте взглянуть, — мужчина отстранил мою руку (сердито мыча, я пыталась его отпихнуть) и очень осторожно ощупал мою переносицу. Пальцы у него были длинные, тонкие и возмутительно холеные. Больно не было, только ноздри словно набили горячей ватой.
— Перелома нет, — успокоил он. — Жалко было бы, если б такое хорошенькое личико пострадало.
Я злобно хрюкнула сквозь платок, но незнакомец уже потерял ко мне интерес. Он с озабоченным видом смотрел за окно, за которым видно было платформу станции, с которой мы так и не уехали. Станция Святого Павла. У толпившихся на платформе людей лица были взволнованные, все смотрели куда-то вниз, на рельсы, показывали пальцами.
