Гамильтон Эдмонд
Ну, и как там
Эдмонд Гамильтон
НУ, И КАК ТАМ?
Перевод с англ. И. Невструева
Выходя из госпиталя, я не хотел надевать мундир, но другой одежды со мной не было. Кроме того, я был счастлив, что меня наконец выписали. Однако, поднявшись на борт самолета, летящего в Лос-Анджелес, я тут же пожалел об этом.
Люди смотрели на меня и перешептывались, а стюардесса одарила меня лучезарной улыбкой. Видимо, она сообщила и пилоту, потому что тот вышел ко мне, пожал руку и сказал:
- Для вас такой полет просто семечки.
В самолет вошел низенький человек в очках, огляделся и сел в соседнее кресло. Ему было лет пятьдесят-шестьдесят. Несколько минут он беспокойно вертелся, прежде чем устроился удобно. Тогда он взглянул на меня, заметил мундир и бронзовый значок с цифрой 2.
- Да ведь вы из Второй Экспедиции! - сказал он, а потом добавил: - Вы же были на Марсе!
- Да, - ответил я. - Был.
Он восхищенно уставился на меня. Это не доставило мне особого удовольствия, но его любопытство было таким дружелюбным, что я не смог дать ему должного отпора.
- Ну, и как там? - спросил он.
Самолет набирал высоту, и я смотрел на убегающую назад аризонскую пустыню.
- По-другому, - ответил я. - Совсем по-другому.
Казалось, такой ответ его полностью удовлетворил.
- Верно, - произнес он. - Вы летите домой, мистер...
- Хэддон. Сержант Френк Хэддон.
- Вы возвращаетесь домой, сержант?
- Я живу в Огайо, а сейчас лечу в Лос-Анджелес, навестить кое-кого.
- Вот и хорошо. Надеюсь, вы неплохо повеселитесь, сержант. Вы это заслужили. Вы, парни, провернули великое дело. Я читал в газетах, что, если ООН организует еще пару экспедиций, у нас будут там целые города, регулярное пассажирское сообщение и тому подобное.
- Послушайте, - сказал я, - все это вздор. С тем же успехом можно построить пару городов здесь, в пустыне Мохаве. Единственная причина полетов на Марс - это уран.
Я видел, что он мне не поверил.
- Да, да, - сказал он. - Я знаю, это тоже имеет значение; уран нужен нам для электростанций, но ведь дело не только в нем, правда?
- Еще очень долго дело будет именно в нем, - ответил я.
- Но сержант, я сам читал...
Все остальное время я молчал. Прежде чем он кончил пересказывать мне статью из газеты, мы приземлились в Лос-Анджелесе. Когда мы вышли из самолета, он долго жал мне руку.
- Желаю приятно провести время, сержант! Вы это заслужили! Говорят, многие из вас не вернулись.
- Да, - сказал я. - Именно.
Добравшись до города, я почувствовал себя расстроенным, поэтому зашел в бар и выпил двойное виски. Немного помогло. Выйдя из бара, я поймал такси и велел отвезти меня в Сан-Габриэль. Таксист был тучный, с апоплексическим лицом.
- Садись, братишка, - сказал он. - Ого, а вы случаем не из тех, что были на Марсе?
- Точно, - признался я.
- Ну и ну! - чмокнул он. - Ну, и как там?
- Просто тяжелая работа, - ответил я.
- Верю, - заметил он, включаясь в движение. - Двадцать лет назад, во время Второй мировой, я сам был в армии, и по большей части это тоже была тяжелая работа. Похоже, ничего не изменилось.
- Но это была не военная экспедиция, - объяснил я. - Ее организовала ООН, а не армия, хотя командовали у нас офицеры и действовал общевойсковой устав.
- Это одно и тоже, - сказал таксист. - Можешь не рассказывать, как это бывает, братишка. Помню, в сорок втором... или сорок четвертом... когда я был в армии...
Откинувшись на сиденье, я смотрел сквозь стекло на Бульвар Хантинггон. Солнце светило мне прямо в лицо и здорово пекло, воздух был густой и душный. В Аризоне это еще можно было выдержать, но здесь было совершенно невозможно.
Таксист спросил точный адрес в Сан-Габриэле. Я вынул из кармана пачку писем и нашел конверт с фамилией "Мартин Валинес" и адресом на обратной стороне. Прочтя его таксисту, я вновь сунул письма в карман.
Сейчас я жалел, что вообще ответил на них.
Но как можно было не ответить, когда родственники Джо Валинеса написали мне в больницу? То же самое было и с девушкой Джими и семьей Уолтера. Я должен был ответить им и, не успев и глазом моргнуть, уже пообещал, что приеду их навестить. И если бы я не сдержал сейчас слова и поехал бы прямо в Огайо, то чувствовал бы себя последним мерзавцем. Напрасно я не решился на это.
Дом оказался в южной части Сан-Габриэля, в районе, который до сих пор сохранял в себе что-то мексиканское. Мы подъехали к деревянному продуктовому магазинчику, что служил фасадом небольшого домика, окруженного забором из штакетника аккуратное, но удивительно скромное место среди калифорнийских мраморов.
Я вошел в магазинчик. Высокий темноволосый мужчина посмотрел на меня, хрипловатым голосом выкрикнул женское имя, а потом вышел из-за прилавка и взял меня под руку.
- Сержант Хэддон, - сказал он. - Мы надеялись, что вы приедете. Из задней комнаты прибежала его жена. Для матери Джо она выглядела старовато, ведь тот был совсем мальчишкой, но может, такой ее сделали не годы, а тяжелая жизнь.
- Подай ему стул, - велела она Валинесу. - Видишь, он устал? Человек только что из больницы.
Я сел, глядя на банки с паприкой, стоящие за их спинами, а они все спрашивали, как я себя чувствую, счастлив ли я, что возвращаюсь домой, и выражали надежду, что я застану свою семью в добром здравии.
Они были деликатны и ни слова не упоминали о Джо, надеясь, что я расскажу о нем сам. А я не знал, о чем говорить, потому что почти не знал Джо: его включили в наше отделение недели за две до старта, а поскольку он стал нашей первой жертвой, я просто не успел узнать его поближе.
Однако нужно было как-то выходить из положения, и я сказал первое, что пришло мне в голову:
- Вам ведь написали, как погиб Джо, да?
Валинес печально покивал.
- Да. Нам написали, что он умер от шока через двадцать четыре часа после старта. Письмо было очень вежливым.
- Да, очень вежливым, - шепотом повторила его жена и, взглянув ни меня, кажется, поняла, что я не знаю, о чем говорить, потому что добавила: - Расскажите нам больше об этом... если вам не тяжело вспоминать.
Я мог рассказать им больше. О, я мог рассказать гораздо больше, если бы только захотел. Все это стояло у меня перед глазами, как фильм, который смотрел столько раз, что запомнил наизусть.
Я мог рассказать им о старте, который убил их сына. Длинные рады парней, спины в мундирах, исчезающие в ракете 04 и в остальных девятнадцати ракетах, яркие огни на плоскогорье, грохот двигателей, рев сирен и внутренность большой ракеты, где мы карабкались по трапам центральной шахты.
Весь этот фильм снова прокручивался перед моими глазами с необычайной отчетливостью - я опять был в Четырнадцатом Отсеке ракеты 04; уплывали минуты, отмеряемые тиканьем, стены дрожали каждый раз, когда взмывала вверх другая ракета, а мы, десять мужчин в гамаках, запертых в этой металлической коробке без окон, ждали своей очереди. Мы ждали, и вдруг гигантская рука вдавила нас в гамаки так, что перехватило дыхание, кровь прилила к голове, а желудок подскочил к горлу, несмотря на все таблетки, которыми нас напичкали. А потом послышался громовой смех невидимого гиганта: врр...врр...врр!!!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
