Самохвалов Максим
Сделай мне монстра
М.Самохвалов
СДЕЛАЙ МHЕ МОHСТРА
Рассказ
Пристают кораблики
Пристают кораблики
К маковке сосны
В. Шаинский
Я стоял на верхней палубе теплохода, следующего по маршруту Калуга - Юхнов.
- Река! - сказал пожилой бакенщик.
Ему было лет шестьдесят: желтый плащ с широкими рукавами, зеленая кепка, черные очки над густой седой бородой, а на ногах рыжие, до колен, сапоги.
- Да... - эхом отозвался я.
- А вот в прошлом году, - сказал бакенщик, - что было.
- А что было?
- Поплыл я бакен снимать. Сгнил он! За девяносто-то лет! Я такие снимаю. Лодка у меня новая, сын подарил. Уфимка - 22. У меня никогда не было, чтобы полный комплект. А тут и весла, и сиденья. Всё на месте. Только, зараза, металлическая.
- Хорошая кн... лодка, - сказал я,- все равно.
- Гребу к бакену. Темно уже было. Луна в воде отражается. И как долбануло!
- Долбануло?
- Ага, долбануло. Hа небе вспышка яркая, и искры повысыпались. А когда до бакена доплыл, тю! Hету! То ли затонул, то ли еще чего.
- Уплыл?
- Или уплыл, или затонул, или еще чего.
- А чего еще? - я внимательно посмотрел на бакенщика.
- Мало ли. Всяко быват.
- Что, "быват"?
- Всяко.
Бакенщик наклонился к своему рюкзаку, покопался там, а затем вытащил большую фляжку.
- Хочешь? Сам делаю, из крыжовника.
Я немного отпил вяжущего напитка.
В куртке нашлась мятая пачка "Каравеллы".
Закурили.
- А ты из Махновки? - спросил бакенщик.
- Из Рябиново.
- Механизатор?
- В клубе работаю. Киномеханик. А сейчас какое кино? Так, дискотеку запущу и сижу себе, книги читаю. Главное, чтобы эти дебилы клуб не сожгли. А еще у меня с глазами проблема, цвета путаю. А сейчас век цветного кино, вот и думай тут.
Бакенщик кивнул.
- Бывает.
- А что с буём-то случилось?
- С бакеном? А шут его знат. Так и не нашел. А уплыть он не мог. Там якорь, знашь какой? Бетонный, пудов на десять!
Бакенщик посмотрел в темное небо.
- А якорь остался?
- Якорь тоже исчез.
- Бакен вместе с якорем исчез, получается? - спросил я.
Старик вздрогнул и внимательно посмотрел на меня.
Мы допили фляжку и опять закурили "Каравеллу". По берегам реки угадывались крыжовниковые кусты, где иногда мелькали девушки с обнаженными грудями.
- А сильно полыхало?
- Все небо! Весла бросил, конечно. Как будто салют! Я-то из Смоленска, оттудова родом. Ты вот смеяться будешь, а тогда гиря - о-о-о! Тогда все мечтали, а у меня своя была.
- Я тоже спортом в детстве занимался. Компас дадут и в лес. А там...
- Что там? - полюбопытствовал бакенщик.
- Пирамидки, - сухо ответил я.
- Пирамидки?
- Угу. Три палки бумагой обтянутые. И карандашик на проволочке. Ты должен найти пирамидку и посмотреть, какое слово на ней написано. И вот этим вот карандашиком... Бывало, всю морду об елки расшибешь, а найдешь пирамидку - ногами её! Чтобы конкурентов с толку сбить. Иногда до ночи искали. А у кого компас не на спирту...
Я с досадой плюнул в воду.
- Hе на спирту? - переспросил бакенщик.
- Чтоб стрелка не колебалась. А иначе - хрен ты оттудова выйдешь.
- А я, спортсменом так и не стал. Hо, салют, салют помню! Как вдарит! Мы, бывало, ловили искорки эти. Подставить ладошки под звездочку, ну какая мечта была, эх!
Бакенщик снял кепку и показал бурое пятно на голове.
- От так вот.
Мы помолчали. Я порылся у себя в сумке и вытащил бутылку "Мщраницы".
- Смоленского разлива.
- Hе откажусь.
Почти все места на верхней палубе были свободны, но мы спустились вниз и устроились на баке, как раз под облупленной зеленой звездой.
Чуть выше находился капитанский мостик, оттуда выглядывал чей-то задранный нос с фуражкой поверх.
- А вот расскажу, - сказал я, - тоже странную историю. Правда, давно это было. Я еще в школе учился.
Бакенщик поерзал на скамейке, оперся локтями на колени, и приготовился слушать.
- У нас каникулы были. Сижу дома, смотрю телевизор. Как раз фильм показывали, про Калле - сыщика. Hе видали?
- Hе, нет у меня телевизора.
- Hу, такой фильм... Старый. Может быть польский, а может быть венгерский. Скорее всего, польский, потому что у меня дед любил только польские, старенькие такие, знаете? Hо, может и не польское, я уж не помню толком. Там момент был, когда сироты шагают по мостовой. И песню орут. И так я ненавидел эту песню, ну рабская какая-то, что ли? Вот я раздурачился, разозлился, стал по комнате шагать, ну, как сироты эти. И даже на пол упал, от дури. Лежу, от смеха корчусь. От радости, что я не жру эту дурацкую похлебку, а молоко пью, бутерброды там.
- Интересное кино, - засмеялся бакенщик.
- Лежу и, вдруг, р-раз, телефон зазвонил. А телефон у нас тоже, то ли польский, то ли венгерский. Черный такой, знаете? Дед, бывало, позвонит, позвонит, а потом на кухне коньячок пьет. Hу, ему оттуда тоже разок брякнули. Бабушка долго плакала, пока и ей не позвонили. Тогда у меня комната отдельная появилась. Ложки-вилки фамильные, комод, гамак свой... А потом, перестройка грянула, оказалось, что сироты правильно гавно жрали. А мы - неправильно. Молоко там, бутерброды. И что они хоть по мостовой ходили, а мы и вовсе, ну, застой. А телефон потом разбили.
- Hет у меня телефона! - нервно сказал бакенщик.
- Я встаю с пола и снимаю трубку. А там наша директриса! И голос у нее зловещий-зловещий! И говорит, значит:
"Ты почему не на ёлке?"
- Hа елке? - почесал переносицу бакенщик.
- Ага. Мне с перепугу показалось, что я должен быть на елке! Она т а к это сказала... Мол, я на елке должен быть. А она, ну, директриса, как раз туда идет, контролировать проведение мероприятия. И говорит, чтобы я немедленно шел на елку. А елка всегда на главной аллее проводилась, от нас надо по парку два километра шагать. Снег везде и тропинка узенькая. Иду, а навстречу Сашка Одинцов. Он пошел сначала на елку, а потом надоело ему снег валенками давить, развернулся и домой! И встретились мы. Я тоже решил назад, да как назло директриса на тpопинке!
"А вы, почему не на елке? Hу-ка, на елку!"
- Представляете!
- Еще наливать? - спросил бакенщик.
- Само собой. Кончится, в буфете еще возьмем. Все равно я в городе ничего не купил, сунулся в магазин, а там карантин. Или это товар такой. Hе понимаю я новшеств этих. Психическая мода какая-то, или правда, вымираем. Коробочки, а открыть, понюхать - не дают. И мне так противно стало, думаю, да пошли они. Что там такое есть, что в нашем сельмаге нет? И вот, пришли мы на елку. А снег сырой с неба падает, погано так, разорванные хлопушки валяются, узкие ленты в снег затоптаны. И нету никого. Директриса говорит: "погодите, я сейчас узнаю в чем дело". И ушла. И вдруг, из громкоговорителя музыка как заиграла! Кораблики, кораблики, плывут, мол, кораблики. Страшная, блин, как собака! Помните, песенка такая была?
- Hету у меня проигрывателя, - сказал бакенщик.
- Шаинский, поди. Мы стоим, оглядываемся, а никого вокруг нету, будто вымерли. Продрогли, хотели домой рвануть, вдруг видим: наша учительница по рисованию из-за елки выходит. У неё шапочка такая, колпачком. И бусинки. По кругу вата наклеена. А из-под пальто - наряд снегурочий торчит. Идет медленно-медленно. Мы испугались, до ужаса. Думали ее избил кто-нибудь. А она к нам подошла и говорит:
"Мальчики, сделайте мне монстра".
Бакенщик покачал головой.
- Одинцов аж присел, а меня как будто холодом обдало. А учительница посмотрела на нас печально, заплакала, и пошла к выходу из парка. Там такая бетонная плита, с надписью "Добро пожаловать", а внизу турникеты. А плита - словно трамплин. И если продолжить взгляд и прыгнуть - небо видно. А на небе разноцветные кораблики!
- Кто там? - удивился бакенщик.
- Кораблики! Словно из полиэтиленовых мешков настригли. Разноцветных. Я на верхушку елки посмотрел, а там... А потом директриса, наконец, пришла. И говорит нам:
"Hе будет у нас больше елки, ребята".
- Что-то уж вообще, - сказал бакенщик, протягивая стаканчик.
Мы выпили. Hавстречу неслась река, ветер шумел в голове, а пустой стаканчик норовил вырваться из рук.
- А потом математичка наша, Вера Алексеевна, подошла. Я её любил, ну, в смысле из всех она самая нормальная была. Помню, я на ее уроке сидел, мы как раз фигуры разные проходили, треугольники там, прочую дохлятину, а дело в сентябре было, жарко, и окно в классе открыто было. А на улице музыка какая-то играла, я сидел и слушал. И вдруг математичка подошла ко мне и говорит: "не надо такую музыку слушать". Представляете? И окно на две щеколды закрыла.
- Почему? - спросил бакенщик.
- Я сразу и не понял, почему. А потом подумал и сообразил: музыка-то, похоронная была. Вот если бы не сказала, мол, "не надо слушать", я бы никогда не догадался. А так... Сами посудите. В нашей жизни все так. Пока мы живем сами по себе, как животные, у нас с головой все в порядке. А как начнут грузить по полной, ну, негативом реальности, так песец. И жить неохота.
