Дхаран
Ясное весеннее утро незаметно перетекало в жаркий день, когда трое мудрецов после ежедневного купания в реке Шарду степенно облачались в свои одежды.
Беспокойная горная река, приносящая на берег со свежих осыпей в ущельях Гималаев едва окатанные чёрные камни, здесь разливается прохладным неспешным течением. В прибрежных травах и камышах скрипят вездесущие цикады. Прозрачные стрекозы зависают над неподвижным водяным зеркалом, высматривая добычу. Изящные водомерки, хищные водные скорпионы и пузатые жуки-плавунцы, населяющие мелководье, ловко проскальзывают между листьями и цветами желтых кувшинок, деловито направляясь каждый по своим делам.
Когда солнце начало по-дневному припекать, мудрецы с некоторым сожалением оторвались от созерцания этой мирной картины и двинулись по тропинке, ведущей в город, к развернувшемуся уже базару.
Дхаран, где они провели всю прошедшую зиму, уютно расположился в ложбине, зажатой с трёх сторон предгорьями великого хребта Махабхарат, у самой кромки плодородных равнин Тераи. Единственная дорога, идущая с юга, вела торговые караваны из долины через местный рынок дальше к горным селениям, забираясь всё выше к зазубренным вершинам Малых Гималаев и оттуда, уже по крутым скользким склонам – в Катманду.
Базар был в самом разгаре: лавочники, ремесленники, чайханщики и покупатели кричали и торговались, перебирали и перекладывали свежие овощи, пересыпали рис и бобы, щупали ткани, нюхали специи и вяленую рыбу.
Поодаль от этой увлечённой пёстрой толпы, у рыночных ворот, на обычном для попрошаек месте, в придорожной пыли сидели дети: мальчик – подросток и девочка лет трёх в замызганном красном платье.
Мудрец, что шел последним, споткнулся и застыл в полушаге от них, как вкопанный, а всмотревшись, издал неожиданно громкий гортанный звук, заставивший двоих других обернуться, а базарный шум на мгновение затихнуть.
Его остановившийся взгляд упирался в мальчика, сидевшего закрыв глаза, привалившись к колесу повозки. Запыленное лицо и голые руки ребёнка были покрыты волдырями, он что-то бормотал и, похоже, был без сознания. Девочка, игравшая здесь же разноцветными камешками, подняла на подошедших мудрецов отстраненный взгляд. На её левой щеке выступала характерная, покрытая потрескавшейся корочкой, округлая ранка.
«Добро пожаловать, уважаемый гость оспа…»– почти неслышно выдохнул один из них.
Мудрецы развернули телегу так, чтобы больные дети оказались в тени, а людской поток, огибавший их вместе с повозкой, оказался как можно дальше, и сошлись в тесный круг – посовещаться.
«Базарная площадь многолюдна. За утро здесь побывали десятки людей и болезнь уже не остановить. Все, кто есть в Дхаране, переболеют. Те, кому суждено, покинут нас. Те, кто должен ещё остаться – выздоровеют,– сказал первый мудрец,– и мы не можем отличить одних от других своим человеческим разумением.»
«Мы будем носить красное и молиться капризной богине Мариатале, чтобы она отпустила нас из своих цепких объятий и позволила спасти жителей Дхарана.» – произнес второй.
Третий мудрец думал дольше всех: «Мы не можем оставить этих детей без помощи. Если вы не готовы вступить в борьбу с чёрной оспой, можете найти себе на время другое жильё, – он был бледен и возбуждён, – Очень скоро болезнь начнёт собирать дань с Дхарана, но в наших силах не пустить её дальше в горы. У нас мало времени.» Два других с готовностью кивнули.
Через минуту один из мудрецов быстрым шагом направился в совет старейшин, другой – в лавку за лекарственными травами, а третий – за носилками для больного.
«Не понимаю, о чём ты просишь? – самый уважаемый из старейшин, хотя и не был старше всех, зато был самым хитроумным, – то, что мы все непременно заболеем, я уразумел. А вот почему мы должны запереться в обреченном городе, рискуя остаться без помощи и пищи, и какая в этом польза? Изложи ещё раз,»– он не был напуган, только озадачен.
«Дети принесли болезнь в Дхаран из долины. Путь в горы на сотни миль здесь один. Если мы не выпустим оспу на дорогу в Катманду, мы спасем еще множество жизней.
Ещё, я думаю, что самое сильное в человеческом теле – это Дух. А Дух питается смыслом. Если жители Дхарана услышат своими сердцами призыв к спасению других, то и противостояние болезни для каждого из них будет более стойким.
И, конечно, не последнюю роль может сыграть совет старейшин, мужественно принявший такое сложное решение и показавший всей стране, а то и миру, подвиг сострадания.» При последних словах Мудрец отступил на шаг и уважительно склонил голову.
«Благодарю за своевременное предупреждение, Мудрейший. Не задерживаю тебя более. О дальнейшем я распоряжусь.»
Через полчаса на горной дороге, на самом солнцепёке уже стояла охрана. А местные силачи уже катили по склону огромные камни, чтобы перекрыть ими подступы к замершему в ожидании Дхарану.
Тем временем, два других мудреца, обернув лица душной тканью, уже несли мальчика в свой дом, чтобы поскорее начать лечение. Девочка шла сама, уцепившись одной рукой за носилки, а другой крепко прижимая к груди цветные камешки, единственные свои игрушки.
Когда третий мудрец вернулся, дом был похож на лазарет: в котелке на кухне дымился травяной отвар, распространяя по дому обнадеживающий запах мяты и чабреца. Мальчик лежал на тюфяке с холодной повязкой на голове, а девочка стояла в корыте, первый мудрец бережно снимал с неё лохмотья, а второй внимательно осматривал хрупкое немытое тельце. Она стояла, не двигаясь, безразлично глядя на происходящее, механически поднимая и опуская руки.
«Удивительно, – заключил мудрец после осмотра,– на её теле больше нет ни язв, ни даже сыпи. Будет разумно предположить, что её тело успешно борется с болезнью. А значит, заразившиеся от неё получит ослабленную оспу, а не такую яростную, как у её брата.»
«Чёрная оспа чрезвычайно прилипчива, и как бы мы ни старались, у нас есть не больше пары дней, чтобы что-то предпринять,» – сказал второй.
«В Месопотамии я учился у арабского лекаря, – подал голос третий. Он сосредоточенно отрывал длинные полосы белой ткани от застиранной простыни и аккуратно скатывал их в бинты для повязок, – их врачеватели давно практикуют прививание оспы лёгкой формы, чтобы воспитать устойчивость человека к тяжёлой. Я могу провести процедуру. Это несложно. Но прививание не даёт абсолютного результата. Некоторые всё же умирают.»
«Что же, или некоторая вероятность выжить или некоторая вероятность умереть. Для меня выбор очевиден, – второй мудрец решительно поднялся,– что нужно приготовить?»
Первый мудрец тоже подобрался: «Каждый человек вправе бороться за свою жизнь, хотя судьба его всё равно в руках богов. Когда-то я читал, что так прививают девочек, чтобы сохранить их красоту для пополнения гарема, – он вдруг спохватился, – а как же ты?»
«Кто-то должен ухаживать за всеми вами, пока болезнь не отступит. У меня здоровое тело и сильный дух. Возможно, я даже переболел оспой в юности, и вообще не заболею,» – задумчиво сказал третий.
«Но на твоем теле нет оспенных отметин,– начал первый и осёкся,– опять твоё «Кто-то должен»? – теплый отвар полился из большого чайника на детские плечи, – я пока не буду мыть лицо, чтобы раньше времени не потревожить ранку.»
Вскоре девочка была завернута в самый маленький халат, укрывавший её, как одеяло, ящик с хирургическими инструментами открыт, а двое мудрецов обнажили плечи для прививки.
В два крошечных надреза на каждом левом плече Мудрец поместил по одной чешуйке со щеки ребёнка и крепко забинтовал. Оставалось ждать и молиться.
Первую сыпь заметили у одного из мудрецов к рассвету, когда он переливал кроваво-красный настой толченого черного риса. К концу следующего дня оба уже не могли встать. Жар, озноб, потом снова жар. Третий мудрец сбивался с ног подавая воду, обтирая пот, меняя повязки и мокрые простыни.
Малышка сидела на полу в одном из углов, перебирая свои драгоценные камешки, с интересом наблюдая за замысловатой игрой, в которую играл этот взрослый насупленный человек, изредка ловя на себе взгляд его внимательных серых глаз.
