Ольга Райская
Звезда Сарханов
Пролог
Все мое невезение началось той майской ночью… Точнее, оно началось много и много раньше. Но его пик, его вершина, его эпицентр выпал на тот злосчастный день, вернее ночь.
Мне не спалось. Я искрутилась, изрядно сбив простыни и намотав на себя одеяло, то раскрываясь от жары и включая кондиционер, то наоборот кутаясь и выключая. И вот, казалось бы, Морфей своими крыльями почти коснулся моего бренного чела, как вдруг! Проникая через броню тройной стеклопакетной защиты, в относительную тишину квартиры, ворвался звук. Ооо, это даже был не звук. Это была дрожь, вибрация и буханье басов из приемника машины, припаркованной внизу на проспекте у ненавистного всеми жильцами нашего дома круглосуточного автомагазина «Веселый бампер». И сколько бы ни боролись активисты дома, в лице неутомимой и вездесущей Аглаи Митрофановны! Сколько бы не отправляли петиций в мэрию, общества по борьбе с… депутатам и прочим «компетентным» органам — магазин был, успешно существовал и частенько по ночам давал встряхнуться населению дома громкой музыкой, дамским смехом и визгами. А порой и брутальными мужскими матами ночных мотыльков Северной столицы.
Лежала я, слушала отдаленное «тыц-тыц-тыц бао…» и размышляла о вселенской несправедливости и галактическом западле минут 20. Во мне росла злость, вскипала жажда справедливости. Тяжко вздохнув, посмотрела на часы в мобильном телефоне — 2.56. Откинув одеяло, прошлепала босыми ногами на кухню, по дороге ехидно улыбнувшись своему всклокоченному отражению в большом старинном зеркале. Открыв створки холодильника, окинула внимательным взором спектр наименований на предмет стратегического вооружения. Гнилых помидоров, конечно, не было, пришлось остановить выбор на последних двух яйцах, одиноко жавшихся на полке. Решительно встряхнула растрепанной гривой, протопала обратно в комнату и распахнула окно. В комнату ворвались запахи ночного города и ненавистное «тыц-тыц-тыц бао…». Прицеливалась я недолго и с интервалом в 5 секунд отправила оба снаряда в объект моего бешенства, оказавшийся черной «бэхой». Снизу послышались два, практически синхронных, звука «кляк… кляк…», а затем музыка стала отчетливей и громче из-за открывающейся дверцы и вдруг стихла…
Я во все глаза, свесившись с широкого подоконника, смотрела, как из черного монстра, поверженного моими снарядами, вылезало бритое чудо в потертых джинсах и черной футболке. Оно медленно чесало складку на затылке, словно включая мыслительный процесс, внимательно смотрело, как с крыши на лобовое стекло стекает скользкими желтыми каплями моя мстя. Наконец процесс загрузки мысли, видимо, завершился, и чудо подняло свою бритую голову:
— Э, каза… — многозначительно выдавило из себя чудо, постепенно переходя на диалект, запрещенный цензурой. Возможно, это продолжалось бы еще долго и даже перешло бы к более значительным действиям, но тут я, состроив искренне удивленную мордашку, улыбнулась чуду самой невинной и обескураживающей из своих улыбок. Бритоголовый застыл, приоткрыв рот, в позе марала, взирающего на заходящее солнце.
— Милейший, есть какие-нибудь проблемы, возможно жизненные трудности? Неужто мои действия помешали Вам также, как до недавнего времени мне мешали звуки из вашей машины — практически мурлыкая, спросила я чудо, реально осознавая свою нечестную игру.
Мужчины всегда обращали на меня внимание. Видимо генетически от предков, мне досталось все самое лучшее, и прямой маленький нос и пухлые коралловые всегда чуть влажные губы и огромные миндалевидные глаза такого редкого, насыщенного оттенка цвета океанской волны, длинные ноги и фигура нимфы, которую приобрела, занимаясь гимнастикой и плаванием. Владелец «бэхи» как-то нервно вздохнул, мельком глянул на яичную скорлупу и желток, размазанные по его черному монстру и, видимо, что-то решив, посмотрел на меня:
— Девушка, проблем нет, особенно материальных, трудностей тоже, кроме легко поправимых, — скосил он взгляд на мою мстю, — но появилось желание познакомиться с объектом, их создавших. Как на счет вместе позавтракать в качестве уплаты взаимных претензий?
Такого объемного набора слов от бритоголового я не ожидала, но и сдаваться не собиралась:
— Милейший, я думаю, наши претензии вполне компенсированы нашими действиями — Вы отобрали у меня мгновения драгоценного сна, а я испачкала Вашу машину. А посему, желаю Вам удачного начинающегося дня и засим откланиваюсь. — Напоследок еще раз улыбнувшись опешившему чуду, я захлопнула окно и вернулась в кровать. Машина, еще пару раз посигналив, наконец-то растворилась в утреннем городском тумане.
Вернувшись в кровать, скосила взгляд — 3.18, а сна так и нет. Не зря говорят, что ночь пора раздумий, мыслей и принятия решений. Вот и я размышляла о том, что жизнь каждого человека очень похожа на длинную дорогу со светофорами, знаками «стоп» и своими поворотами, ухабами и колдобинами, ну и, разумеется, со своими перекрестками. Когда стоишь на этих перекрестках, задумываешься — в какую сторону тебе действительно нужно и правильным ли будет это направление, что ожидает тебя за этим поворотом — тихая лесная грунтовка или оживленная автострада с сумасшедшими скоростями. Вот на таком стратегически важном перекрестке оказалась и я в свои девятнадцать лет.
Жизнь моя может и не была безоблачной, но была стабильна и полна любовью. Моя немногочисленная семья вела свои корни из старого русского дворянского рода и даже некогда княжеского. Героический боевой дед с выправкой отставного офицера Филипп Матвеевич и моя тихая, интеллигентная, все понимающая и всепрощающая бабушка Ксения Николаевна, а также моя милая, озорная, порой взрывная и всегда веселая мама Полина Филипповна Мещерская делали мою жизнь светлой, насыщенной и счастливой. Воспитывали меня как дворянского отпрыска на примерах классической русской литературы и пытались вложить в меня, как им казалось, необходимые знания и умения. Кроме игры на фортепиано я осваивала этикет, училась танцам и английскому. И была бы вполне довольна жизнью, если бы в 7 лет не познакомилась с рыжей Валькой, дочерью почтальонши тёти Глаши.
С Валькой мы были словно разнозаряженные частицы, которые неизбежно притягивались друг к другу в силу всех мыслимых и немыслимых физических законов. Тогда, в далеком детстве, я шла из булочной и вдруг увидела, как два вихрастых мальчишки дергают за рыжие косы, обзывают и толкают невысокую, сбитую девчушку с веселыми конопушками на курносом носике. И… как всегда во мне взыграла тяга к вселенской справедливости. Я, ни секунды не раздумывая, подбежав, огрела хозяйственной сумкой самого рослого мальчика, уже намеривавшегося ударить девочку. Повисла немая сцена, растерянность двух враждующих сторон. Первой очнулась Валька и схватив меня за руку бегом утащила через ближайшую арку в соседний двор. С того момента мы стали едины, как две половинки одного целого. С подругой я постигала все хитрости дворовой жизни и все тяготы и «нешуточные» проблемы детского коллектива среднестатистического питерского двора. Я научилась драться, язвить, изучила практически все жаргонные словечки и даже умело могла их ввинтить при случае в словесную перепалку, научилась не плакать и стойко и, по возможности, с юмором переносить все жизненные трудности, коих с моим чувством справедливости и Валькиным темпераментом на нашу долю выпадало не мало. Так и формировался мой характер, и закалялась моя личность на примерах героев Лермонтова, Тургенева, Чехова с одной стороны и дворовой жесткости, и реалиях современной действительности с другой.
