Ольга Репина
Чужой берег
* * *
Данила стоял рядом с Ниной Викторовной, которая держала его за руку, как будто он был маленьким мальчиком.
– Да отпустите уже! – раздраженно сказал он и вырвал из ее мягкой, уже покрытой возрастными коричневыми пятнами руки свою крепкую ладонь. – Здыхаюсь уже от вашей опеки! От вашего «нельзя это делать». Надоело!
Женщина грустно посмотрела на своего, уже бывшего, ученика. Для этого ей надо было поднять голову. Парень был выше ее на полметра.
– Данила, а ты помнишь, о чем мы вчера с тобой говорили? – спросила воспитательница. – Будь внимателен, не забывай о БЖД.
– О чем? Отвалите со своим БЖД… – он подхватил свой здоровенный баул, в который вчера классная руководительница старательно упаковала все необходимое для жизни – личные вещи, теплую одежду, посуду.
…И сделал шаг за порог, который отделял его от такой долгожданной, такой романтичной, красивой, необычной взрослой жизни.
– Свобо-о-ода-а-а-а!!!
* * *
Отец нажал на звонок.
Данила стоял рядом с калиткой и крепко держался руками за боковины металлических закрытых дверей. Ему казалось, что если он будет упираться в эти гигантские железные штуковины, то они никогда не откроются. Это была его мечта. Чтобы двери были закрыты навсегда.
Но чуда не произошло, кто-то подошел к калитке со стороны школы и открыл ее. Данила увидел маленькую хрупкую женщину с одуванчиком в волосах. Вот тебе на! Учительница, а с одуванчиком! Как-то смешно!
Его в спину подталкивал отец.
– Ну, чего ты! – кулак попал по позвоночнику. – Иди! А то, ты меня знаешь, решу вопрос сразу! – он держал сына за шею как щенка.
– Послушайте, так нельзя! – крепкую руку мужчины накрыла маленькая ладошка дежурной воспитательницы. – Вы кто?
– Нас службы в вашу школу послали, – буркнул тот. – Вот документы.
– Проходите, – сказала женщина. – А что за службы?
– Социальные или как там… – отец беспомощно посмотрел на сына, и Данила еще подумал тогда: «А кто в семье маленький ребенок? Он или я?»
– Проходите-проходите! – воспитательница быстро произносила слова, пропуская родственников в большой двор, который весь был засажен цветами. Она словно боялась, что эти двое исчезнут.
– Не бойтесь, мы здесь, пожалуй, надолго, – оглянувшись по сторонам и рассмотрев двор школы, сказал отец Данила.
– Что ж так? – обернулась воспитательница, хотя знала, что дети редко попадают в обычные школы после этого заведения.
– Что-что! – передразнил ее мужчина. – Будто сама не знаешь!
Даниле стало стыдно за отца, и он дернул его за руку.
– Ну, хорошо, давайте свои документы, пойдем к директору, вы ему и расскажете, – сказала воспитательница, которую Данила уже окрестил Одуванчиком. Она внимательно посмотрела снизу вверх на худого мужчину в джинсовом костюме и стала быстро подниматься по лестнице на второй этаж, только маленькие пятки мелькали перед глазами Данилы, который шел позади.
В приемной, небольшой чистой комнате с двумя шкафами для бумаг, никого не было.
– А где же секретарь? – воспитательница выглянула в длинный пустой коридор. – Хорошо, тогда пойдем без секретаря, – и она постучала в новые деревянные двери.
– Заходите, – прозвучало из кабинета.
– Это директор, – Одуванчик слегка сжала потную ладошку мальчика, мол, не волнуйся.
– А я и не волнуюсь, – ответил громко он.
– Ну и правильно, – ответил приятный женский голос. – А чего волноваться? Правда? – и директор внимательно посмотрела на злое лицо родителя.
Тот ничего не ответил, только плюхнулся на один из мягких стульев, стоявших вокруг стола для посетителей.
– Во-о-от… – протянула директор, – какой у нас папа сообразительный и вежливый, уселся первым, ребенка сразу же воспитателю и оставил.
В голосе ее ощущался сарказм, потому что другой способ обращения с такими родителями был неэффективен. Уговоры, нотации, угрозы не действовали.
Мужчина дышал в сторону от директора.
– А вы, папа, случайно не в определенном состоянии? – она встала из-за стола и подошла ближе к посетителям.
Отец Данилы не ответил. Только кашлянул так, что булькнуло в груди. Директор высоко подняла брови.
– Ну что ж, хорошо. Тогда начнем знакомство, – она повернулась к воспитательнице. – Спасибо, Нина Викторовна, за то, что сопроводили наших го-о-о-стей, – она снова потянула слово. – Позовите, пожалуйста, нашего завуча, чтобы присутствовала при знакомстве. И медсестру тоже позовите.
Данила сразу запомнил, что Одуванчика зовут Ниной. Как его маму.
Директор присела на стул напротив, внимательно рассматривая отца и сына.
– Зовут меня Надежда Петровна, я руковожу этим центром, – Данила увидел, что ее круглые глаза были василькового цвета. – Вы откуда к нам прибыли?
– Рядом с вами живем, – буркнул мужчина. Судя по всему, он не был настроен на разговор.
– Значит, соседи, – ответила директор.
– Вроде того, – он почесал рукой затылок. На руке его была выбита странная татуировка.
– Хорошая вещь у вас на руке… – директор взяла папку, которую отец Данилы положил рядом с ней. – Слышали о нас?
– Вы бы мне сто лет снились, если бы не обстоятельства! – заерзал на стуле мужчина.
– Какие обстоятельства? – директор медленно листала документы в папке.
– Один я его воспитываю. Жена умерла. В школе у него второй год одни проблемы. Только пакости в голове. Учиться не хочет.
– Не хочет или не получается, а Данила? – директор переключила свое внимание на мальчика. С отцом все было ясно.
– Не выходит у меня…
– А читаешь? Пишешь? Хоть немного?
– Нет, – мальчик приблизился к отцу и ухватился за его руку.
– Да что же ты так вцепился в отца, деточка… – улыбнулась директор. – А ну, иди ко мне, поговорим, – она ласково прижала к себе мальчика. – Рассказывай, как тебя зовут?
– Данила… – неуверенно сказал мальчик.
– Так. А фамилия?
– Панкрат, – мальчик картавил, поэтому у него получилось «Панкгат».
– А сколько тебе лет? – директор продолжала задавать стандартные вопросы, обнимая мальчика.
– Десять.
– А где ты учился? Или не учился? – она снова улыбнулась.
– Учи-и-ился-яя, – потянул Данила, подражая директору.
– Так. И где же? В школе?
– В школе.
– В садик не ходил?
Данила покачал головой. Нет.
Отец снова поерзал на стуле.
– Послушайте, а можно быстрее?
– А вы что, спешите? – она внимательно посмотрела на него. – В ваших бумагах указано, что вы не работаете. Куда же торопитесь? К друзьям? – глаза ее изменились, стали из голубых темно-серыми.
– Это не ваша забота, – в голосе мужчины появились угрожающие нотки. – Я вам ребенка привел? Привел. Вы обязаны принять? Обязаны! Так и все! К чему здесь эти глупые вопросы! – от напряжения он снова начал кашлять, как простывший в худой будке пес.
Тут пришла завуч. Она была круглолицей, с такой же круглой фигурой, и ее одежда, в отличие от классического костюма директора, был совсем другой – джинсовая юбка и широчайшая трикотажная кофта в черно-белую полоску. «Морячка», – сразу припечатал Данила.
– Кто? – завуч повернулась к нему так быстро, что он как мячик отпрыгнул в сторону.
– А с чего это ребенок так прыгает от движений других? – директор посмотрел на отца. – Бьете?
Тот хмыкнул.
– Бывает… А вы что, своих не бьете? Нет? Не поверю. Все бьют. И меня били. И вас. И я, и вы, и все это будут делать. Кого же бить, как не детей, – он зло сузил глаза, глядя на женщин и давая понять, что сказал не все, о чем подумал.
– Знакомьтесь, Татьяна Ивановна, это наш новый ученик, – директор встала, подошла к мальчику, который стоял позади отца, снова взяла его за плечи, приобняла. – Данила Панкрат. Прибыл со всеми документами. Соседи мы. Живут с отцом здесь, рядом с нами, в поселке, – она значительно посмотрела на коллегу.
– А чего же ты меня морячкой назвал? – Татьяна Ивановна села на стул рядом с парнем.
– Это ваше прозвище будет, – улыбаясь, сказал парень.
– Что? – в завуча округлились глаза. – Двадцать лет в этой школе работаю, всякое видела, но такое впервые. Чтобы ученик учителям прозвища давал?
– Мда-а-а… – снова протянула «а» директор. – У нас большие перспективы. Нашего завуча зовут Татьяна Ивановна, Данила. Никаких прозвищ! Ни детям, ни учителям!
– Мой папа говорит, что это точнее, чем имя. Сразу же человека видно. А он знает! Он такой! Мой папа в тюрьме сидел!!! – мальчик, как и все дети, хотел похвастаться, но не знал, каким способом это сделать.
– Мы это знаем, это в документах написано, – ответила директор. – А еще написано, что ты учиться детям в классе не давал. Как это было? Расскажешь нам?
Данила почесал под носом.
– Ну как… – он взглянул на отца, как будто сверяя свою речь с выученной заранее. – Учительница меня не любила, всегда из класса выгоняла. И дети не любили. А я их. Потому что они меня обзывали.
