Макс Фрай, Лея Любомирская, Татьяна Замировская, Лора Белоиван, Мария Станкевич, Александр Шуйский, Ася Датнова, Нина Хеймец, Екатерина Перченкова, Кэти Тренд, Юлия Ткачева, Вера Филенко, Александра Зволинская, Ольга Березина, Сергей Кащавцев, Яна Листьева
Правила игры в человека
© Макс Фрай, 2022
© Л. Белоиван, 2022
© О. Березина, 2022
© А. Датнова, 2022
© Т. Замировская, 2022
© А. Зволинская, 2022
© С. Кащавцев, 2022
© В. Кузмицкая, 2022
© Я. Листьева, 2022
© Л. Любомирская, 2022
© Е. Перченкова, 2022
© М. Станкевич, 2022
© Ю. Ткачева, 2022
© К. Тренд, 2022
© Н. Хеймец, 2022
© А. Шуйский, 2022
© Ольга Закис, обложка, 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Мария Станкевич
Ходят
– Ходят тут, и ходят, и ходят. Чего ходят? Зачем ходят? Окаянные, ходят они. Судят они.
Руки у бабки сухие, жилистые, а живот большой. И грудь на этом животе лежала тоже огромная, тугая и даже не колыхалась, когда бабка напирала на лопату и всаживала ее во влажную тяжелую землю – хэкала, набирала и отбрасывала комья. Матвей бы так не смог, он слабый.
– И ходят, и ходят. Чего ходят? – бабка ворчала не зло, больше по привычке. Матвей висел на заборе, следил, как лопата вгрызается в землю бабкиными стараниями, и просто ждал: когда бабка закончит, она пойдет готовить обед и накормит его. Самого его к готовке бабка не подпускала, он суерукий.
Земля летела с лопаты, получался холмик, а под лопатой – яма. Матвей смотрел молча, с тихим интересом. Бабка ворчала, холмик рос. Большой черный мешок, обвязанный веревкой, вяло шевелился и мычал. Из небольшой прорехи торчало перо – белое, длинное. Наверное, мягкое.
– Ходят, и ходят, и ходят, – бабка воткнула лопату в холмик и устало сплюнула. Матвей сплюнул тоже. Украдкой – на удачу. Ему бабка плеваться не разрешала.
Мешок заколыхался, замычал громче. Бабка сплюнула еще раз, потом достала из кармана самокрутку, долго разминала ее, долго шуршала спичечным коробком. Матвей смотрел, как трясутся ее пальцы, но помощь не предлагал. Куда ему – к спичкам.
Закурив, бабка легонько пнула мешок: молчи уж, ходит он тут, мычит. Матвей тоже хотел бы пнуть, он на секунду представил, как это приятно, когда нога входит в мягкое. Но о таком даже заикнуться невозможно, бабка быстро расскажет, какой еще он после этого. Хорошо, если в подвал не посадит, чтобы подумал.
Да и не сможет он. Слабый и суерукий. И еще какой-нибудь.
Матвей оглядел поле, сосчитал, сколько раз бабка рыла ямы. Много, штук шесть или восемь. Это если не считать самой большой ямы на дальнем краю, куда сбрасывала тех, кто попроще, кто и до забора-то добраться не сумел. Там уж без мешков даже. Интересно, у тех тоже перья? Или так? Матвей не видел, бабка туда соваться строго-настрого запрещала.
Бабка бросила окурок в яму и потянулась к мешку. Жалко, что перья не разрешает брать, все собирает потом и жжет тщательно. А Матвею бы пригодились. Смастерил бы что-нибудь, а то скучно.
– Ох, грехи наши тяжкие, – обеими руками бабка схватила извивающийся и мычащий мешок за угол и с трудом подтащила его к яме. Остановилась, отдышалась и сбросила мешок вниз двумя тяжелыми пинками (Матвей еще раз сладко представил). Затем снова взялась за лопату.
Когда яма перестала быть ямой и стала просто участком слегка взрыхленной земли, а бабка потянулась в карман за новой самокруткой, Матвей рискнул.
– Б-баб, а эт-то к-кто? Опять, д-да? – глупые вопросы, сейчас бабка как ответит! Но как удержаться?
– Да а кто ж, балбес ты этакий! Опять, ясное дело! Ходят они, судят они! – бабка тяжело дышала, выпуская дым. Матвей сначала обрадовался, что не ругается, а потом быстро испугался: чего так, вдруг помирает? Старая ж уже совсем, трудно ей с лопатой, а эти все ходят и ходят. Бабка иногда говорила: вот помру, Матвеюшка, один совсем останешься. Матвей не хотел оставаться один. Он и так один, кроме бабки и нет никого. Как Судный день прошел, так и нет больше. Кто его защитит от вечных мук? Он же слабый.
– Б-баб, ты в-в п-порядке?
– В порядке, Матвеюшка, в порядке, – бабка закашлялась, отхаркнула. Махнула рукой. – Сейчас докурю, обед пойдем спроворим. Чего хочешь?
Матвей пожал плечами: как будто выбор большой. Мука с лебедой, да лебеда с мукой. Если только вдруг мышь не попалась. Вчера не попалась. И позавчера тоже. А вдруг сегодня? Встрепенувшись и тотчас же забыв про перья, Матвей криво, но резво спрыгнул с забора и заковылял к дому – проверить мышеловки. Бабка только охнула вслед: куда сигать?! Ноги переломаешь! Матвей даже не оглянулся. Суерукий суеруким, а мыши в его ловушки нет-нет, да и попадаются.
Жалко, бабка ангелов есть не хочет. Надрывается, закапывает, а есть не хочет. Не по-христиански, говорит. А что они за ними все ходят и ходят – по-христиански, что ли? Если Судный день прошел, так все, что ли? И не живи никто? Жалко, Матвей слабый, а то он бы этих ангелов! Уж, поди, мясо будет не хуже мышьего.
Мышье, впрочем, тоже оказалось ничего. Повезло сегодня.
Вера Филенко
Скажите сыр
– о блядь, нет, пожалуйста, – тихо сказал ян, всматриваясь в окно. кира недоуменно посмотрела на него, потянула дверь на себя и решительно вошла в одиноко стоящий в тупике магазинчик с вывеской «своя еда». внутри отчетливо пахло краской и козлом.
– кого я вижу! какие люди! – радостно закричал седой здоровяк в белом фартуке за прилавком.
– о блядь, – одними губами сказала кира и лучезарно улыбнулась: – добрый день!
мужчина довольно резво для своего возраста выскочил из-за прилавка и пошел на яна с рукой, вскинутой, как алебарда, точно целясь ему в живот. ян ловко перехватил ладонь и ответил на энергичное пожатие.
– какими судьбами, соседи? далеко вас занесло от дома, – здоровяк улыбался так, что казалось, будто его губы сейчас сомкнутся у него на затылке, и голова отвалится, как срезанная верхушка арбуза.
– да уж, – сказал ян. кира закашлялась и принялась изучать содержимое витрин. из подсобки за прилавок вышла рыжая тощая женщина в таком же, как на старике, белом фартуке.
– ого, – сказала женщина, – привет.
– липа, доча, покажи ребятам, что у нас есть, – сказал мужчина.
липа отодвинула стеклянную полку и запустила в холодильник руку, пальцем указывая на лоснящиеся под желтым светом головы сыра и творожные развалины.
– тут у нас свежие сыры, есть твердые, есть валансе, сент-мор-де-турен, шевр, есть раклет, а вот творог…
кира зачарованно следила за движениями пухлого пальца с коротким красным ногтем.
«беда», подумал ян, вслух светски спросил:
– давно открылись?
– да вот на днях, только ремонт закончили.
ян осмотрелся по сторонам: крохотное помещение, несколько полок, заставленных затейливой бакалеей, хлебные корзины, ящики с ягодами и зеленью и ослепительно сияющий алтарь молочной витрины.
– все свежее, от местных фермеров и ремесленников, без всякой химии, натуральное, все свое, наше, – гордо сказал старик.
– отважно вы сейчас бизнес
