Лев Латышев
Институт
Кальт остановился у старого придорожного знака, освещаемого одинокой, свисающей на тонком проводке, лампочкой. Знак отдавал желтизной в узком луче света. На нем крупными буквами виднелась затертая от времени надпись "АО ЗАСЛОН. Центр исследов.... Возд…физ…и…пространства". Ниже, в большом красном треугольнике, изображение черепа поверх трех параллельных, волнистых линий. Кальт взглянул на часы и огляделся по сторонам: "Где же ты ходишь?" – сказал он раздраженно, вглядываясь в темноту. Кальт постоял еще несколько минут, взглянул на часы и зашагал в темноту.
Герой шел по грунтовой дороге, справа густой кляксой простерся лес, больше напоминающий черно пятно. Слева широкое поле, откуда-то издалека доносился глухой шум товарного состава, отбивающего ритм своего пути. Из-под ног Кальта то и дело выпрыгивали мелкие камушки и улетали куда-то в сторону. Впереди показался знакомый блокпост и силуэт в темноте. "Мы договаривались у знака" – приближаясь сказал Кальт. "Ну вот же знак" – отозвался парень, указывая на знак "СТОП" у дороги. Кальт не ответил и зашагал дальше. "Эй вы, стоять! Дальше нельзя!" – крикнул военный, наставляя оружие на незнакомцев. Кальт медленно поднял руки и, сказав что-то своему спутнику, медленно пошел к патрульному. "Мы договаривались" – он подошел ближе – "я Кальт, пацан со мной" – он кивнул в сторону мальчишки. "Ты проходи, а насчет него не договаривались".
"Вот же зараза!" – сквозь зубы злобно процедил Кальт, оборачиваясь на пацана – "Это я с твоей доли возьму!". Он протянул запечатанный конверт, затем, доставая из карманов крупные купюры, сунул их военному. Как только тот получил деньги, остальные военные расслабились, опустили оружие и дальше принялись что-то обсуждать. Высокий военный покопался в кармане, выгреб оттуда ключи, вместе с которыми из кармана выпала целлофановая обертка от пачки сигарет, открыл ворота и впустил Кальта с пацаном внутрь. Перед ними стояло большое, некогда красивое здание. В право и влево уходили два больших крыла с высокими, зарешеченными окнами, а в центре массивные ступени, уводившие к огромным дверям, скрывающимся за рядом колонн. Когда-то знаменитая лаборатория, занимающаяся ни то какими-то химическими элементами, ни то физическими явлениями. В народе была прозвана просто "Институт". Кальт со спутником поднялись по ступеням и сели на камни, обвалившиеся откуда-то сверху.
"Так, малой, сейчас 23:30, ровно в полночь заходим. У нас максимум три часа, но мы выйдем через два, понял?" – неприветливо, с явным раздражением, начал Кальт.
Кальт был небольшим, но крепким мужичком, внешность его была неприметная, но в то же время запоминающаяся – на русоволосой голове всегда торчали хохолки, посередине лица был крупный нос, а на подбородке неизменная недельная щетина. Он был всегда угрюм и никогда не улыбался. Однако в городе сверстники его уважали, а подростки глядели с восхищением. Ходили легенды, что он работал охранником в "институте" до инцидента, именно поэтому знал, что делать, куда идти и как вернутся оттуда.
"Понял, но почему только три часа?" – это был мальчишка девятнадцати лет, высокий и очень худой, всегда ходил с улыбкой на лице, за что и полюбился друзьям и знакомым. Он был сама жизнерадостность в чистом виде, а любопытство его граничило с ужасной назойливостью. Кальт взял его только потому, что мать пацана настойчиво просила об этом, чтобы сын хоть немного стал серьезнее. Она считала, что все его проблемы от легкомыслия. Кальт так не считал, но с другой стороны, кроме раздражения и сочувствия, никаких эмоций парень у него не вызывал.
"Ты серьезно?" – вопросил Кальт, но по выражению его лица понял, что тот и правда не знает. "В общем слушай, те кто были в "Институте" больше трех часов, либо возвращались оттуда дебилами, либо не возвращались вовсе".
"Это как, дебилами? Такое может быть?"
"Ну как-как – выходят к людям, по-нашему не говорят. Вернее, слова то наши, но непонятно ничего. Социальные нормы игнорируют, в общем деградация полная" – Кальт помолчал задумчиво, затем продолжил: "Но есть и другая теория – некоторые ученые говорят, что они умнеют под воздействием того самого вещества, за которым мы идем. Причем настолько, что это мы уже не можем их понять".
"Такое вообще возможно?"
"В этом мире нет ничего невозможного. Знаешь, есть одна притча: на востоке была деревня, стояла она на реке, люди там жили богато, поля приносили обильные урожаи, дома в этом селении были добротные, дорогие. В один день, пришел в деревню пророк, встал на ящик и говорит людям: "Слушайте меня, люди! Через три дня вода в реке будет отравлена и каждый кто выпьет от неё, станет безумцем! Запасайте воду в кувшинах и бочках своих!" Но прохожие только смеялись, лишь один умный человек послушал его. Спустя три дня все люди пили из реки и становились безумными, но один человек запас воды и сохранил рассудок. Он жил так несколько лет, все люди тыкали, кидали камнями, считая, что это он безумец, ведь все остальные нормальные – так он стал местным сумасшедшим. В один день умный человек не выдержал и напился отравленной воды, чтобы стать таким же безумцем, как остальные. Отпил он из реки, и только сделал глоток, так сразу стал безумным, как и все. Но остальные жители радовались, ведь случилось чудо, все вокруг посчитали, что он прозрел… Вот так и тут – ты можешь быть нормальным или не нормальным, только относительно остального общества". Пацан хотел было еще что-то спросить, но на наручных часах Кальта запищал будильник, они засветились, он нажал кнопку, посмотрел на мальчика и сказал: "Всё, идем!".
Они вошли в здание. На полу, словно огромная жила, сплетенные в единую массу, валялись бумажки, разбитые аппараты и провода – все это тянулось вперед и исчезало за поворотом. С потолка свисали вьюны, стены покрывал толстый слой мха. Кальт уверенно шел впереди и размышлял: зачем надо было брать его с собой? Молодой ведь он еще, сейчас всё спрашивает, интересуется… Хотя всё равно – в одно ухо влетело, из другого вылетело. А потом подрастет и вообще перестанет слушать, будет рассказывать что-то свое, думая, что самый умный, а сам – дурак дураком.
Кальт уводил парня во мрак Института всё дальше. Они шли по длинному коридору, по всей его длине на стенах желтели ветхие плакаты с чертежами, графиками и формулами. Парень несколько раз заглядывал в распахнутые дверцы кабинетов, в которых кроме бесчисленных столов, стеллажей и груды мусора ничего не было. Задержавшись у одного из кабинетов,
