Джек Кетчам. Возвращение
Returns by Jack Ketchum, 2002
— Я тут.
— Ты что?
— Говорю, я тут.
— О, хватит, не начинай. Только не начинай!
Джилл лежит на дорогом заляпанном диване перед телевизором с рюмкой в руке. Показывают какое-то спортивное шоу. На полу стоит бутылка “Джим Бима”. Она меня не видит, зато меня видит Зои. Зои свернулась калачиком на другой стороне дивана и ждет, пока ее накормят — солнце уже четыре часа как взошло, сейчас десять утра, а она привыкла получать свою порцию “Фрискис” в восемь.
Я всегда чувствовал, что кошки могут видеть то, чего не видят люди. Теперь я знаю.
Она смотрит на меня с каким-то умоляющим интересом. Глаза широко раскрыты, черный нос дергается. Я знаю, что она что-то от меня ждет. И я пытаюсь ей это дать.
— Ради Бога, ты же должна была ее кормить! Нужно поменять песок в ее туалете.
— Что? Кого?
— Кошку. Зои. Кормить. Поить. Песок. Забыла?
Она снова наполнила стакан. Этим она занималась всю ночь и все утро, лишь иногда ненадолго засыпая. Это было плохо, когда я был жив, но с того времени, как четыре дня назад я попал под такси на перекрестке Семьдесят второй и Бродвея, это стало неизмеримо хуже. Может, так она страдала от утраты. Я только вернулся прошлой ночью из Бог-знает-откуда и должен был что-то сделать, или же попытаться сделать, и может быть это и было моей задачей. Заставить ее взять себя в руки.
— Господи! Ты в моей голове, черт возьми! Уходи!
Она кричит так громко, что соседи могут услышать. Соседи на работе, а она — нет. Поэтому никто не колотит по стенам. Зои смотрит на нее, а потом — снова на меня. Я стою у входа на кухню. Я знаю, где я, но себя совсем не вижу. Поднимаю руки, но передо мной нет никаких рук. Смотрюсь в зеркало, но там — никого. Кажется, только моя семилетняя кошка может меня видеть.
Когда я вернулся, она спала на кровати в спальне. Она спрыгнула и подбежала, задрав кверху свой черно-белый хвост, закрученный в конце. То, что кошка счастлива. Всегда понятно по ее хвосту. Она мурлыкала. Попыталась прижаться ко мне мордочкой, пометить своей пахучей железой, что я принадлежу только ей, провести этот вечный кошачий обряд, как тысячи раз до этого, но что-то пошло не так. Она озадаченно посмотрела на меня. Я наклонился почесать ее за ушком, но, конечно же, мне это не удалось, и это еще больше озадачило Зои. Попробовала потереться об мои ноги. Ничего.
— Прости, — сказал я. Мне было очень жаль. Внутри все налилось свинцом.
— Давай, Джил! Вставай! Надо накормить ее. Прими душ. Свари кофе. Чего бы это ни стоило.
— Твою мать, это сумасшествие, — говорит она.
Но, несмотря ни на что, она поднимается. Смотрит на часы на каминной полке. Нетвердой походкой направляется в ванную. Скоро я слышу шум воды в душе. Идти туда я не хочу. Не хочу смотреть на нее. Не хочу видеть ее обнаженной, и уже давно не видел. Она была актрисой. Летние гастроли и случайные съемки в рекламе — ничего особенного. Но, Боже, она была прекрасной. Потом мы поженились и скоро пьянство за компанию превратилось в пьянство сольное, в пьянство целый день, и тело ее быстро расползлось — там что-то добавилось, тут что-то убавилось. Мешки саморазрушения. Не знаю, почему я с ней не развелся. Мою первую жену унес рак. Может, я просто не мог вынести расставания со второй.
Или я просто верный.
Не знаю.
Я слышу, что воду выключили, и немного позже она входит в гостиную в белом ворсистом халате, волосы обернуты розовым полотенцем. Она взглянула на часы. Направляется к столу за сигаретой. Прикуривает и яростно затягивается. Походка все еще нетвердая, но уже не настолько. Она хмурится. Зои с опаской смотрит на нее. Когда Джил такая, полутрезвая-полупьяная, она опасна. Я знаю.
— Ты все еще здесь?
— Да.
Смеется. Недобрым смехом.
— Ну конечно ты здесь.
— Да, я здесь.
— Дерьмо. Сводил меня, твою мать, с ума, когда был жив, теперь сводишь меня с ума когда умер!
— Я здесь, чтобы помочь тебе, Джил. Тебе и Зои.
Она осмотрела комнату, словно надеясь наконец увидеть меня и убедиться, что я на самом деле здесь, что я не просто голос в ее голове. Словно она пытается найти меня, точно установить источник этого голоса. На самом деле, все, что ей нужно было сделать — посмотреть на Зои, уставившуюся прямо на меня.
Но она смотрит в сторону. Мне это не нравится.
— Ну, тебе не придется беспокоиться о Зои, — говорит она.
Я собираюсь спросить, что она имеет в виду, но в это время раздается звонок в дверь. Она гасит сигарету и идет к двери. В коридоре стоит мужчина, которого я вижу в первый раз. Невысокий, застенчивый и чувствительный с виду, немного за тридцать, в темно-синей ветровке. Его поза выдает неуверенность в себе.
— Миссис Хант?
— Ага. Заходите, — говорит Джил. — Она здесь.
Мужчина наклоняется и поднимает что-то с пола.
Кошачья клетка. Пластиковая, с металлической решеткой впереди. Прямо как наша. Мужчина входит.
— Джил, что ты делаешь с Зои? Что за хрень ты творишь?
Она хлопает по ушам, будто пытаясь убить муху или комара, быстро моргает, но незнакомец этого не видит. Его внимание полностью заняла моя кошка, чье внимание приковано ко мне, когда ей надо бы посмотреть на этого мужчину, увидеть клетку, она же отлично знает, что это значит, черт возьми, что ее заберут, заберут туда, где ей не понравится.
— Зои! Уходи! Беги отсюда!
Я хлопаю в ладоши. Ни звука. Но она слышит тревогу в моем голосе, видит выражение моего лица, и, наконец, поворачивается к мужчине как раз тогда, когда он подходит к ней, наклоняется к дивану, хватает ее и толкает в клетку головой вперед. Закрывает ее на двойной засов.
Быстро. Он знает свое дело.
Моя кошка попалась в ловушку.
Он улыбается. Все прошло гладко.
— Спокойная девочка, — говорит он.
— Нет. Вам повезло. Она кусается. Иногда она дерется как бешеная.
— Врешь, сука, — говорю я.
Я подошел прямо к ней и говорю ей это в ухо. Чувствую, как застучало ее сердце от страха, и не знаю, это я ее напугал, или ее пугает то, что она только что сделала, или чему позволила случиться, но она — актриса, она и виду не подаст, что замечает меня. Никогда в жизни не чувствовал себя таким сердитым и бесполезным.
— Вы уверены, что хотите сделать это, мэм? — спрашивает он. — Мы могли бы отдать ее в питомник. Мы не обязаны ее усыплять. Конечно, она не котенок. Но тут не угадаешь. Может, какая-нибудь семья…
— Я же говорила, — перебивает та, что была моей женой целых шесть лет. — Она кусается.
Теперь она успокоилась и холодна как лед.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
