Наталья Николаевна Александрова
Смертельный инструмент ацтеков
© Александрова Н.Н., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
– Фазитуллин!
Толстый, приземистый человек в черной стеганой куртке с капюшоном, с недовольно поджатыми мясистыми губами и маленькими острыми глазками заглянул в мусорный контейнер и снова заорал в пространство:
– Фазитуллин! Фазитуллин! Где тебя черти носят?
Тут же из-за угла дома появился долговязый смуглый тип в ватнике и высоких сапогах, с блином примятой кепки на голове. В руках у него была растрепанная метла.
– Я тут, Бориса Борисовича! – отозвался он на оклик начальника. – Как вы велели…
– Почему тебя вечно не дозовешься? Ты вообще чем занят? – набросился на него толстяк.
– Уборкой придомовой тер… территории! – произнес тот заученную фразу. – Как вы велели…
При этом он взглянул на метлу, как бы ожидая от нее подтверждения своих слов.
– Как вы велели! – передразнил его начальник. – Я, по-твоему, кто – управляющий ТСЖ или попугай дрессированный?
– Управляющий, – ответил Фазитуллин после недолгого, но напряженного раздумья.
– Значит, если я вывесил распоряжение, его надо неукоснительно исполнять, или как?
– Исполнять, Бориса Борисовича!
– А вот что тут напечатано? – строго спросил Борис Борисович и показал на приклеенную к контейнеру листовку.
Фазитуллин уставился на листовку, от усердия выпучив глаза, потом развел руками и смущенно проговорил:
– Мелко, однако, написано… не могу разбирать…
Борис Борисович увлекался листовками. Он старательно сочинял их, печатал на принтере и развешивал везде, где только можно. Это были инструкции по сортировке мусора и по пользованию лифтом во время стихийного бедствия, списки злостных должников по коммунальным платежам, запрещения выгуливать собак на газонах и в других недозволенных местах, а также производить шумные работы по выходным и по государственным праздникам.
Запрещения были обычные, строгие и особо строгие. Борис Борисович искренне считал, что чем больше таких листовок он развесил и чем строже эти листовки – тем лучше и успешнее его работа в качестве управляющего.
Несчастный Фазитуллин плохо читал по-русски и старался просто заучить содержание листовок, но их было слишком много, а память у него была уже не слишком хорошая.
– С кем работать приходится! – вздохнул управляющий. – Тут, Фазитуллин, русским по белому написано, что контейнер предназначен исключительно для мелкого бытового мусора, а бросать в него крупногабаритные предметы, и особенно строительный мусор, строго запрещено.
– Так точно, Бориса Борисовича, запрещено! – отчеканил Фазитуллин, преданно глядя на управляющего.
– А это тогда что?
Фазитуллин заглянул в мусорный контейнер и увидел там большой черный мешок.
– Мешок, – честно сообщил Фазитуллин.
– Без тебя вижу, что мешок! – рявкнул управляющий. – А что в этом мешке?
– Не могу знать!
– Не могу знать! Но видно же, что там не мелкий бытовой мусор, а крупногабаритный предмет. А может быть, даже строительный мусор. Как же ты, Фазитуллин, не уследил за жильцами? Как же ты допустил нарушение габаритов?
– Виноват, Бориса Борисовича!
– Виноват! – передразнил его управляющий. – Раз не уследил, значит, сам теперь с этим мешком разбирайся!
Фазитуллин перегнулся через край контейнера и опасливо ткнул в край мешка. В этом месте мешок немного прорвался, и в разрыве было видно что-то розовато-белое.
Фазитуллин немного расширил разрыв… и отскочил от контейнера с испуганным лицом.
– Ты чего, Фазитуллин, скачешь тут, как заяц? – строго проговорил управляющий. – Что это у тебя такое лицо, будто ты пожарного инспектора увидел?
– Не инспектора, Бориса Борисовича! – пролепетал Фазитуллин дрожащим голосом.
– А кого? – Борис Борисович хотел, чтобы этот вопрос прозвучал насмешливо, но дрожащий голос Фазитуллина и его побелевшее лицо настроили его на серьезный лад.
– Там баба, Бориса Борисовича! – едва слышно проговорил Фазитуллин. – Голая и мертвая…
– Ты ничего не перепутал, Фазитуллин?
Прежде чем Фазитуллин подтвердил свои слова, Борис Борисович осознал, что его ждут неприятности. А возможно, даже очень большие неприятности.
На столе у капитана Лебедкина зазвонил телефон.
Лебедкин вздохнул, отодвинул сложный график, который он вычерчивал вторую неделю на большом листе миллиметровки, и снял трубку.
– Лебедкин слушает!
– Ага, слушай, слушай! – раздался в трубке ехидный голос дежурного по отделению Коли Еропкина. – Сейчас к тебе женщина одна подойдет, вот ее и послушай. А то она мне уже все мозги вынесла, а тебе все равно нечего делать…
В первый момент Лебедкин задохнулся от возмущения, потом все же нашел в себе силы и выпалил:
– То есть как это нечего? Почему это нечего? Да если ты хочешь знать, у меня работы выше крыши…
Но было уже поздно – Еропкин повесил трубку.
Лебедкин перевел дыхание. Ну что это такое, каждый раз на него спихивают все самое неприятное…
А все этот Еропкин. Парень-то он, конечно, неплохой, однако необязательный, рассеянный и с ленцой. Сам любит по коридорам болтаться да на кофе напрашиваться. Вот и вчера зашел и заныл: «Лебедкин, дай кофе, умираю, спать хочу!»
Он, Лебедкин, и сказать ничего не успел, как нахал в Дусин стол полез – у нее, мол, кофе всегда есть, и вообще сладкое. А Дуся не любит, когда в ее столе шарят, да кто такое любит-то? Еропкин залез, а попадет кому? Ему, капитану Лебедкину, поскольку Дуся хоть и хорошая баба, невредная, но очень не любит беспорядка.
В общем, Лебедкин тогда наорал на Еропкина, потому что и так настроение на нуле было после визита к начальству. А Коля, конечно, затаил на него злость, вот и прислал проблемную посетительницу.
Все знают, что у Еропкина в этом смысле глаз-алмаз, сразу видит, спокойный гражданин попался или скандальный и настырный, от которого так просто не избавиться, будет ходить и ходить, все ноги стопчет и до самого высокого начальства дойдет.
Капитан Лебедкин вздохнул тяжко и поерзал на стуле.
Тут в дверь его кабинета постучали.
Собственно, кабинет – это громко сказано. Это была маленькая, тесная и душная комнатка с единственным давно не мытым окном, и эту комнатку Петр Лебедкин делил с Дусей.
А Дуся… Дуся – это отдельная тема для разговора! Причем очень большая тема… большая во всех смыслах этого слова.
Дуся Самохвалова была напарницей Лебедкина, и все без исключения коллеги ему страшно завидовали. И тому было множество причин. Причем весьма веских.
Во-первых, у Дуси всего было много, она так себя и называла «сто килограммов женской красоты». Сто – это, конечно, шутка, преувеличение, но девяносто там точно было, а может, еще и с походом.
Дуся своего веса нисколько не стеснялась, а как раз наоборот. Все части тела
