Хелен Рейли
Невеста в саване
Глава 1
Единственное злосчастное упущение, которое допустил патрульный Грим, это забыл посмотреть на часы. В конце концов, это только секунда. Установи он точно время, все было бы намного проще. Но у Грима было оправдание. Тело свалилось практически ему под ноги из мерцающей тьмы нижнего Нью-Йорка.
Правда, не такой уж и мерцающей в этой части города да ещё в такой час. Днем Лафайет и Бликер Стрит кипели жизнью. Ночью здесь простиралась пустыня. Фабрики, склады и магазины на добрую четверть мили вверх и вниз, к западу и к востоку были закрыты. Здесь практически не было театров и ресторанов. Темные, пустынные улицы. Повсюду тишина.
Время шло к десяти.
Грим брел по восточной стороне Лафайет Стрит, лениво помахивая дубинкой, когда это произошло. Бликер Стрит была у него за спиной, Бонд Стрит — впереди. Посередине между Бликер и Бонд был указатель поворота на Шайнбоун-аллею. Аллея была очень старой — грубо мощенная щель, бегущая в недра старинных построек, сворачивающая направо и кончавшаяся на другом конце Бликер Стрит.
Когда он пересекал начало аллеи, что-то заставило Грима посмотреть наверх. Может, это было эхо слабого отчаянного крика, может, предупреждающий о роковом падении шорох. В любом случае, он замедлил шаг, вскинул голову к небу и увидел эту вытянутую светящуюся белую фигуру, стремительно падающую, крутясь и переворачиваясь.
У Грима волосы встали дыбом. Изумление и ужас овладели им. Вытянутый падающий предмет был человеческим телом. Высоко вверху, где черная башня возносилась к невидимым звездам, тьма немного рассеивалась; полоской белых зубов на темном лице выделялся ряд освещенных окон. Тело, должно быть, упало оттуда. Оно глухо ударилось о мостовую, подпрыгнуло, перевернулось и замерло.
Грим пустился бегом.
Толпа, возникающая из ниоткуда, — одно из чудес больших городов. Мгновение назад не было никого, кроме случайных прохожих, тонкой струйки транспорта на Лафайет и полудюжины стоявших у тротуаров лимузинов и седанов, и тут же начались чудеса. Невольный вскрик Грима, громкий топот бегущих ног привели все в движение.
Шоферы выскакивали из стоящих машин, чтобы посмотреть, куда направляется Грим; остановилось такси, взвизгнув тормозами, раздались возбужденные возгласы.
— Происшествие?
— Похоже на то…
— Где?
— Здесь — в Шайнбоун-аллее…
И представление началось.
Аптека на углу, соседняя кулинария выплескивали своих клиентов — Грим и моргнуть не успел, как ему пришлось отгонять целую толпу.
— Отойдите, ей нужен воздух. Отойдите.
Люди спереди не создавали проблем, но задние толкались и пихались, пробираясь в узкую темную щель между высокими стенами. Первые ряды не придвигались ни на дюйм. Есть вещи, которых не могут вынести даже самые храбрые, самые стойкие, самые любопытные, безрассудные или нечувствительные. То, что лежало на грубых булыжниках в свете фонарика патрульного (в аллее было темно, хоть глаз выколи), было из этих вещей.
Бессознательный стон всколыхнул зевак, как ветер листву. Грима затошнило.
На грязной, неровной мостовой неуклюже распласталось тело молоденькой девушки в атласном свадебном наряде с длинной фатой. Удар был ужасен. Результаты — слишком очевидны…
Грим ужаснулся, покрылся потом, во рту пересохло, руки стали липкими. Он упал на колени в поисках признаков жизни. Их не было. Слава Богу, девушке больше не требовался воздух. Она была мертва.
Цветы прикрепляли фату капюшоном к тому, что осталось от головы. Веточка была под подбородком, другая — над бровями, незабудки и крошечные розовые бутоны роз. По иронии, эти хрупкие соцветия, мерцающий, цвета слоновой кости атлас подвенечного наряда и прозрачная фата практически не пострадали, не считая пары разрывов и пятен. Но тело, которое они облегали… Ручейки алой крови обильно текли из-под него и сочились меж камней.
Грим сжал трясущиеся губы, подавил тошноту и огляделся. Он не осмеливался покинуть пост. Нужна была помощь. Позади него мужчину жестоко рвало, другой монотонно бормотал: «Господи…», слышался высокий детский дискант: «Мама, я хочу домой. Я хочу домой, мама.» Мальчик кашлял, собака скулила. Оглядывая бледные потрясенные лица, Грим заметил одно знакомое. Это был Том, клерк из аптеки на углу.
— Том, — завопил он. — Привет, Том. Позвони в участок. Скажи им, что произошло. Скажи, где я.
Клерку пришлось с боем прочищать себе дорогу. Все больше и больше людей стекалось, чтобы присоединиться к темной толпе, забившей аллею. Этой ночью толпа пресытилась драматизмом, ужасом и неизвестностью. Молодая красивая невеста в подвенечном платье и фате разбилась на их глазах. Кто она? Откуда она, без жениха или свидетелей, без колокольчика, библии и свеч? По соседству не было ни церквей, ни гостиниц, ни квартир или частных домов. Волнующая загадочность смешивалась с испугом.
Между тем клерк по имени Том добрался до телефона. Звонок поступил в Восьмой участок на Центр-стрит в десять ноль девять. Отсюда он по невидимым эфирным волнам распространился в дюжине направлений. Машины мчались к аллее, помощник районного прокурора схватился за шляпу, глава муниципалитета выскочил из постели. Лейтенант Ширер и трое мужчин выехали из отдела убийств.
Кристофер Макки, начальник участка, узнал о тревоге, когда садился возле управления в служебный «кадиллак» после совещания с комиссаром. В этом не было чего-то особенного. «Отдел Убийств, Шайнбоун-аллея и Лафайет, женщина, белая, выпала или выпрыгнула из конторского здания. Личность неизвестна». За день бывало с полдюжины подобных звонков.
Инспектор сказал шоферу:
— Думаю, заглянем по дороге, Тони. Езжай по Малберри, так будет быстрее.
Он откинулся на подушки возле капитана Пирсона, чтобы резко сесть прямо меньше, чем через полминуты.
Высоко над ними, на вершине высокого серого здания, которое они оставили позади, из золотой трубы вещал замогильный голос:
— Шайнбоун-аллея — убийство, Барбара Бэрон, проживающая в доме 22А по Восточной 32-й Стрит. Шайнбоун-аллея — убийство, Барбара Бэрон, проживающая…
Нельзя сказать, что капитан Пирсон сел прямо. По другому он не сидел. Его масса не позволяла ему развалиться, как сделал худой высокий шотландец. Но у Пирсона отпала челюсть, что придало ему выражение изумленного лори. Он произнес: «Боже!» — и заскрипел зубами.
Макки кивнул. Его глаза затуманились и заблестели.
— Валяй туда, Тони.
Невидящим взглядом он уставился сквозь ветровое стекло. Слова были не нужны. Оба знали репутацию Барбары Бэрон и поняли, что это сообщение означает. Макки знал её в лицо. Она была частью фона многоликого Нью-Йорка, который он должен был знать. Он видел её в Сток-клаб меньше недели назад танцующей с Рональдом Флеком, роковую красавицу в зеленом наряде, с надменным, несчастным и слишком выразительным лицом. Безразлично и мимоходом он определил её, как источник неприятностей.
Она была одной из наиболее известных молодых светских львиц. Прошлогодняя дебютантка была обязана вниманию публики тем, что репортеры устали и занимались одним-двумя именами, а не делили свои предпочтения в равной мере. Ни одна колонка светской хроники не появлялась без упоминания каким-то образом её имени.
«Вчера на чаепитии в Волфстаун Брасейз Барби Бэрон была в одной из своих дерзких шляпок. Они с Эйлин Шерри смеялись…»
И все в таком духе. Она не была ни самой богатой, ни самой красивой, ни самой известной из милых молодых женщин. Если она и превосходила их умом, это ещё ничего не значило. Ее покойная мать, уроженная Ван Скотт, вышла из «голубых воротничков». Отец, Хью Бэрон, был владельцем фабрики, но не таким богатым, как когда-то.
«Кадиллак» с голубым пропуском на ветровом стекле затормозил. Впереди лежала Бликер Стрит. Пирсон застонал при виде сборища, сплошной черной массы, заполнившей Лафайет от Бликер до Бонд Стрит. Сотрудники в форме пытались разогнать транспорт. Шотландец выскочил из машины до полной остановки и пробивался сквозь плотно сжатые тела, как нож сквозь сыр, вместе со следующим по пятам Пирсоном.
— Полиция. Отойдите, пожалуйста, полиция.
Патрульные из четырех машин с трудом очистили аллею, отогнав людей в стороны. Прибыла «скорая» из больницы Сент-Винсент. Врач небрежно нацарапал в бланке три буквы «М.П.П», — мертва по прибытии. Это все, что от него требовалось. Свою миссию он исполнил.
Пространство справа и слева от тела огородили веревкой. Макки перешагнул ограждение и осторожно подошел к мертвой девушке. На ней скрестились мощные фонари. Они сгущали тьму шершавых темных стен, тесно подступивших со всех сторон, где пойманный в ловушку воздух был насыщен зловонием, запахом веков и отбросов, прокисшей земли и застарелых конских куч.
