Андрей Васильев
Ларь со счастьем
– Таков результат за отчетный период – пробормотал я – Далее… А что далее?
Если бы знать раньше, что фонд – это не только интересное дело, но и бесконечное казенное слово, сроду бы под эту канитель не подписался. Лучше сидел бы дальше в арбатском подвальчике, слушал трескотню своих бабулек, которые сразу после завершения сбора и обработки осеннего урожая плодовых переходят к обсуждению того, как им внуков и внучек на новогодние праздники привезут да что они с ними будут делать, и тихонько печалился по поводу неизбежной личностной деградации.
Но ведь нет. Позволил я себя каким-то образом уговорить и принял под командование фонд с громким названием «Пересвет», основной целью которого является сохранение и преумножение наших национально-культурных ценностей. Нет-нет, никакой обналички, реставрации храмов или пикетов с плакатами, на которых кривыми буквами написано «Не дадим снести дом, в котором когда-то выпивали поэт Ракушкин с поэтом Устрициным». Мое дело документы, письма, дневники и даже, представьте себе, фото, связанные с ушедшим временем. Ведь огромное количество интереснейших документов разбросано по российским городам и весям, надо просто их найти. И речь сейчас не об архивах, где созданы хоть сколько-то приемлемые условия для хранения означенных бумаг. Какое там! Где только я не находил уникальные по своему наполнению, не побоюсь этого слова, артефакты.
Не так давно, например, довелось мне выбраться в один прелестный уездный городок, находящийся в трех сотнях с гаком километров от столицы. Так вот там, в подвале старинного купеческого дома, который нынче занимает массажный салон «Вероника», я обнаружил шесть коробок с документацией Русского географического общества, в основном датированные шестидесятыми-семидесятыми годами девятнадцатого века. Как они попали в этот город и в этот подвал, какими судьбами выяснить сейчас уже никак возможным не представляется. Уже то чудо, что я их нашел, а они меня дождались. Документы, в смысле. Да, некоторое количество сгинуло – время, мыши и сырость бумагу не жалеют, нет у них такой привычки. Но, хвала небесам, не всё превратилось в лохмотья, большую часть раритетов, в которую входили отчеты экспедиций, в основном колесивших по тогда безлюдным пространствам Сибири и Урала, а также переписка довольно известных путешественников со своими коллегами, мне удалось реанимировать. Невероятно интересно было копаться в этих пожелтевших от времени бумагах, разбирать иногда чудовищный по своей нечитаемости почерк давным-давно покинувших этот мир изыскателей, которые ради непомерного своего любопытства были готовы бродить по местам, куда не ступала нога человека, переправляться через бурные таежные реки, карабкаться по скалам и, что уж там, класть свою голову на алтарь географической науки. Фразы вроде «с прискорбием сообщаю вам, ваше превосходительство, что начальник нашей экспедиции, барон Карл Штилле, скончался 14 сентября сего, 1856 года, от скоротечной лихорадки, и был похоронен на месте, кое отмечено крестом на карте, прилагаемой к сему письму» редкостью не являлись. Штилле этот ведь барон был, елки-палки! Он, наверное, мог бы неплохо жить в Санкт-Петербурге, есть, пить, танцы танцевать, барышням головы дурить, ан нет, поперся куда-то в глушь, где среди сосен только лешие да варнаки посвистывают. Зачем? Ради чего? Только ли ради торжества Знания над невежеством? Или его и ему подобных вперед все же вело любопытство, то самое, которое отправляет иногда жадных до новизны и эмоций людей туда, куда Макар телят не гонял?
Что до документов – после их у себя, я, конечно, не хранил. Все они, за исключением нескольких особо для меня интересных писем, были переданы организации, которая, по сути, являлась наследником вышеозначенного общества, причем в торжественной обстановке и под вспышки фотокамер. Пиар штука хорошая, пусть будет. Ничего не имею против того, чтобы иногда посветиться в новостных лентах, это немного упрощает мою работу. Иногда показанная на телефоне фотка, где мне пожимает руку государственный муж, который то и дело излагает умные речи с экрана телевизора, в провинции открывает до того закрытые двери куда эффективней, чем денежная купюра.
Впрочем, деньги как были одним из самых удобных инструментов, так им и остались. Собственно, архив географического общества я заполучил именно благодаря им, причем обошлась указанная акция суммарно в пять тысяч рублей, не считая транспортных расходов. Две тысячи за указание точного адреса перешли к некоему малолетнему шустрику, который, собственно, это добро в подвале и обнаружил, о чем потом выложил сообщение в социальную сеть. Вернее, он разместил сразу десяток фото, среди которых нашлось место тому, на котором он лихо пинает ногой коробку с бумагами, а те валятся на сырой пол подвала. Вот по ней-то я сразу и понял – моя тема, такие вещи со временем я научился навскидку определять. Еще три тысячи достались охраннику массажного салона, который пустил меня в подвал и отвернулся тогда, когда я грузил коробки с бумагами в багажник автомобиля.
Социальные сети воистину бездонный источник информации, надо просто не лениться ее там искать, просматривая сотни постов ежедневно. Люди в большинстве своем даже не представляют, мимо каких сокровищ они проходят. Они их просто не замечают. Ладно тот паренек, который обнаружил архив, с ним все ясно, у меня самого в его возрасте больше двух мыслей в голове за раз не помещалось, да и те были о бабах. Но охранник? Уверен, что он в подвале не раз бывал, коробки видел, так что же в них не покопался? Бог с ними, с документами, куча грязных и заплесневелых листков любому мусором покажется, но там ведь еще пара книг лежала. И каких! Одна – первое издание «Краткой всеобщей географии» с личным автографом ее автора, Константина Арсеньева, вторая – один из нескольких томов, врученных Федором Вронченко Российскому Географическому Обществу, о чем свидетельствовала сделанная на форзаце запись, а также найденный мной после документально зафиксированный факт дарения. Ладно, про этих людей и подарок мецената охранник знать не мог, но вроде не совсем идиотом он выглядел. Мог же один и один сложить и понять, что книги, напечатанные в девятнадцатом веке, в любом случае что-то да стоят. Но не сложил же.
В результате первая книга сейчас у меня на полке в кабинете стоит, а вторую я на аукционе продал, из числа тех, о которых мало кто знает, и про которые в средствах массовой информации не пишут. Ну да, я иногда выставляю там кое-какие из своих находок. Существовать на что-то же надо?
