Юрий Марков
Корабли уходят к планетам
Записки инженера-испытателя
Рецензент канд. техн. наук А. Ф. Евич
Лунная весна
Бортмеханик открыл дверцу самолета и выбросил лесенку-трап. Я слегка пригнулся, бодро шагнул на верхнюю перекладинку трапа и, пошатнувшись, ухватился за скобу. Ощущение было такое, словно чья-то богатырская рука-кран выхватила меня из холодильника и тотчас сунула в мартеновскую печь. Глотая обжигающий воздух, медленно сошел на раскаленный бетон, встал под крыло самолета, в тень. Взглянул на часы. 13.00 московского времени. Я — на земле Байконура!
Перевел стрелки часов на два часа вперед и неторопливо оглядел невысокие аэродромные постройки, как бы плывущие в жарком пыльном мареве. Сделав над собой усилие, шагнул под палящее солнце и направился к ближайшему длинному одноэтажному зданию, размышляя о том, как добраться до города: ведь я был единственным пассажиром грузового самолета.
Но все оказалось неожиданно просто. Навстречу мне спешил худенький невысокий паренек с непокрытой головой. Приблизившись, он спросил: «Вы Марков?» И, получив утвердительный ответ, солидно представился: «Виктор Артамонович Анисимов! Ваши документы?»
Я предъявил документы, он внимательно их изучил и вручил мне пропуск.
— Садитесь в «газон», — сказал Виктор Артамонович.
По такой жаре мотор нехотя завелся. Спустя минут десять — пятнадцать въехали в новый современный город. Проскочив огромный пустырь, застраиваемый большими домами, по прямой, как стрела, неожиданно оборвавшейся улице, вырвались в степь. Трудно представить себе, что этот пустырь так скоро превратится в красивейшую площадь города, которую назовут именем Королева и на которой поставят памятник Главному конструктору.
Вот какая она — земля Байконура! Суровая и бескрайняя. Холмистая серо-желтая степь, редкая низкая запыленная трава, белесые солончаки. Иногда вдоль дороги тянулись ярко-красные широкие полосы, пролегали они и по многим холмам.
— Глины здесь такие, — заметил Анисимов, перехватив мой удивленный взгляд.
Примерно через полчаса езды взгляду открывается несколько зданий.
— Наша площадка, — объявляет Виктор Артамонович.
Машина не сбавляя скорости, мчится по бетонке и резко сворачивает влево, под горку.
— А вот и ваша гостиница.
На трехэтажном белом здании вижу табличку с надписью: «Люкс № 2». «Люкс» оказался довольно скромной, непрезентабельной гостиницей, и я сразу понял, что юмор здесь в почете.
Встречаю своих товарищей, прибывших несколькими днями раньше… Под вечер, когда жара немного спала, ребята повели меня показывать площадку. Подошли к небольшим «финским» домикам, окруженным стройными пирамидальными тополями.
— Вот гагаринский домик. В нем Юрий Гагарин и Герман Титов ночевали перед стартом 12 апреля. Вот домик Сергея Павловича Королева. Говорят, он скоро приедет.
Постояли. Помолчали.
…Подходил к концу этот радостный день. Спать лег поздно. Долго ворочался. Никак не мог уснуть, хотя полночи и полдня летел и сильно устал от встреч и жары. Волнение не давало уснуть — восемь лет я мечтал о Байконуре… И вот мечта осуществилась.
Лежу на спине с закрытыми глазами и думаю: «Завтра увижу ракету. Лунный аппарат. Скоро приедет Королев. Надо уснуть. Надо хорошо выспаться. Завтра должен быть бодрым. Как никогда бодрым». А уснуть не могу. Перед глазами отрывками бесконечной киноленты прокручивается жизнь…
* * *
Небольшой заполярный город, утопающий в снежных сугробах. Декабрьский морозный день. Играю с ребятами в футбол перед началом занятий, не подозревая, что за «бомба» в виде яркого журнала «Знание — сила» лежит в портфеле, лихо брошенном у футбольных ворот. Время приближается к двум часам дня, но уже смеркается. Идем в школу, на ходу отряхивая друг друга от снега и шумно обсуждая перипетии матча. На первом же уроке (физики) раскрываю потихоньку журнал и… все вокруг исчезает, проваливается.
«Сообщение Академии наук СССР о старте межпланетного корабля „Луна-1“.
25 ноября в 10 часов 00 минут отправился в полет на Луну первый советский межпланетный корабль. Старт состоялся на Кавказе в районе горы Казбек.
Сбылась вековая мечта человечества…»
— Марков! А Марков! Да очнись ты наконец!
Поднимаю голову. Надо мной стоит учительница. Вероятно, я смотрю на нее такими глазами, что она, вместо того, чтобы отчитать меня за постороннее чтение на уроке, тихо спрашивает:
— Что с тобой, Марков?
И вдруг я кричу:
— Мы тут… Сила действия! Сила противодействия! А ракета… Ракета… на Луну… летит! Вот!
Учительница осторожно берет из моих рук журнал, лицо ее делается серьезным. Класс замирает. Неожиданно она расхохоталась.
— Посмотри, сообщение за какое число? — Она ткнула пальцем чуть выше сообщения Академии наук. — «Вторник 26 ноября 1974 года», — прочел я.
— Видишь, 1974 года! А сейчас — 1954-й. Вот что такое читать на уроках!
Класс качнуло от хохота. Чуть не плача, метнул журнал в парту. В этот день особенно долго тянулись уроки; на переменах ребята просили показать журнал, заходили ученики соседних классов, дружно смеялись: «Смотрите, Марков-то на Луну полетел!» Вернулся домой. Огорченный, все же открываю журнал и вновь зачитываюсь.
В конце говорилось: «Безусловно, многие из наших читателей примут участие в постройке будущего межпланетного корабля, пошлют на Луну изделия своих рук… Когда это произойдет? Осторожные специалисты полагают, что лет через 50, не раньше. Другие считают, что достаточно лет 20–30. Пожалуй, наши юные читатели успеют стать взрослыми, взрослые — состариться…»
Странно, от этих слов я не расстроился, а даже совсем наоборот, — повеселел. «Может посчастливится… Может, доведется и мне послать на Луну аппарат…». Мечтать так мечтать!
* * *
«Кем быть?» — сомнений не было. Инженером.
Середина пятидесятых годов: стремительно рвалась в небо реактивная авиация, в быт бурно входило телевидение, делала первые шаги атомная энергетика. Физики были в почете. Молодые люди мечтали посвятить себя науке и технике.
Сейчас немало говорят о падении престижа технических специальностей. Странно. Разве есть что-нибудь интереснее и почетнее на свете, чем создавать умные машины? Недаром именно с машинами человечество связывает начала целых эпох. Век пара. Век электричества. Век авиации… Самые блестящие идеи останутся бесплодными, если к ним не прикоснется рука инженера. Труд инженеров — розмыслов, как их называли на Руси, — всегда почитался и всегда будет почитаться в народе.
Я поступил в институт на специальность электрические машины.
* * *
Шумит, колышется заполненный до отказа перрон, звучат гитары, далеко разносятся задорные студенческие песни. На груди у многих солнечным зайчиком поблескивают только что врученные медали «За освоение целины». Первая в жизни награда.
Уезжали мы с целины под звуки оркестра. Долго не
