Среди белых снегов
Охотник колхоза «Коммунизм» Данила Дарамаев вчера вернулся домой. Он целый месяц промышлял пушного зверя на берегах речки Таастаах. Вернулся с большой добычей. Мех у белок нынче хорошо выкунел, густой, пышный.
Первым делом он прочитал письмо сына, который уже второй год служил в армии.
Сын сообщал, что здоров, получил от командования благодарность. Прислал и фотокарточку. Видно, что возмужал. Пишет, математикой много приходится заниматься. Данила так понял, что он в ракетной части. Ничего удивительного, — как же человеку, окончившему десять классов, не овладеть новой техникой. А Данила на фронте стрелял из снайперской винтовки, и, хоть образование у него было в объёме ликбеза, это не помешало ему вернуться домой с орденами и медалями во всю грудь…
Утром Данила проснулся в хорошем настроении. Он сидел у окна и обдирал белок, мурлыкая себе под нос какую-то бесконечную песенку. Вдруг Данила услышал гулкие удары. Кто-то обивал рукавицей снег с торбасов. Дверь отворилась, и в дом зашёл председатель колхоза Оллонов. Откашлялся, поздоровался. Сел на тальниковый стул, стал тереть щёку кулаком.
— Слушай, — начал и замолчал.
— Ты что, язык проглотил? — улыбнулся Данила. — Опять нелады какие-нибудь? Расхлёбываешь? То-то смирный такой.
— Слушай, — сказал Оллонов сердито, — что ты за человек, слова вымолвить не даёшь. Дело такое: к нам корреспондент немец приехал.
— Немец? — переспросил Данила.
— Немец приехал, не понимаешь, что ли?
— А зачем приехал?
— Смотреть, писать.
— Ну что ж, пусть смотрит. Или у нас в колхозе есть что-нибудь такое, что скрывать надо? Ты ему всё и покажи, ты ведь руководитель. Зачем ты всё-таки ко мне пришёл?
— Слушай, Данила, немец хочет с тобой познакомиться…
— Со мной?
Нож, которым Данила скоблил шкурку белки, застыл в его руке острием кверху.
— Откуда он меня знает?
— Он тебя ещё не знает, — сказал Оллонов, не глядя на Данилу. — Но ты ему понравился. В клубе на доске Почёта твоя фотография. Волком смотришь. А как ещё узнал, что беспартийный, упёрся пальцем тебе в грудь. В гости захотел. Так что готовься. Он на ферме чёрно-бурых лисиц, а вечером к тебе придёт.
— Сам понимаешь, — сказал Данила раздумчиво, — белки-то оттаяли. Кто обдирать будет? Завтра же и в тайгу идти надо. Пушной зверь ждать не будет. Сам понимаешь…
— Ну-у, Данила, — протянул Оллонов, — и послезавтра в тайгу пойти можно. Один-то день зверь тебя подождёт, никуда не денется.
Оллонов надел шапку и рукавицы.
— Учти, из района звонили по телефону, просили уделить ему внимание. И если он тебя захотел увидеть, зачем же ему отказывать? Ещё подумает всяко… Так что вечером придём.
— Погоди, немец-то этот какой?
— Кто знает… Зовут Ганс Гюнтер.
— Он западный или восточный?
— Западный. Уже успел сфотографировать старую заброшенную юрту Джаакыпа. А новый клуб не фотографировал. Говорит, стариной интересуюсь. — Оллонов взялся за ручку двери. — Ты уж вечером малость язык попридержи. А то ты вечно ругаешься…
— А что, нельзя?
— Меня-то можно ругать. Я к этому привык. А вот с немцем — он же гость — сначала подумай, а потом скажи, а то ненароком обидеть можно…
— Погоди, а что немец, без переводчика?
Оллонов усмехнулся:
— Он по-русски не хуже нас с тобой разговаривает.
Оставшись один, Данила закурил и медленно оглядел своё жильё.
— Погоди-ка, в доме надо прибраться. Куда это моя старуха запропастилась?
Уже после того, как Данила ободрал всех оттаявших белок и распялил шкурки, пришла хозяйка.
— Э-э-э, Екелюн, к нам вечером гость придёт, иностранный корреспондент.
Екелюн ничего не ответила. Она сняла шубу, прошла во вторую комнату, и оттуда раздался её голос:
— Говорили, в лавке продают шерстяные кофты — хотела дочке купить. Только пришла — кончились. А из какой страны человек?
Данила думал удивить жену — вот всполошится-то, — а она отнеслась к этой новости так спокойно, будто человек из соседнего аласа придёт. «Какие теперь женщины! В старое время робкие были, всего боялись. Скажи, что такой гость придёт — сразу бы в коровник прятаться. А теперь… Посмотри-ка ты на эту Екелюн».
Данила подошел к жене:
— Этот гость из Германии Западной. Чем кормить будешь?
— Так вроде всё есть… управлюсь…
— Екелюн, гость, наверно, захочет попробовать нашу якутскую еду. Строганина у нас есть, конское сало тоже. Вот чохоны приготовь… Пусть вспоминает потом, что ел у охотника Дарамаева…
Дочь свою, Туяру, Даниле не пришлось предупреждать. Вернувшись из школы, Туяра с порога крикнула:
— Отец, говорят, у нас гость будет, из Германии. Правда?
— Ну да… а кто тебе сказал?
— Он что, настоящий немец?
— Ну да, настоящий немец — из Германии Западной.
— Зачем он к нам придёт? Ты его знаешь?
— Нет, не знаю, но он хочет поговорить со мной.
— А когда придёт?
— Да хоть сейчас может.
— Ой!
Туяра убежала в свою комнату и скоро вышла оттуда в белом шёлковом платье. Данила растроганно смотрел на свою дочь. Стройная, как молодая берёзка, лёгкая, словно пёрышко! Личико чистое, румяное, будто умылась до скрипа прозрачной родниковой водой. Екелюн такая была…
— Туяра, — он старался говорить строго, — ты только пришла и сразу за книгу. Помогла бы матери.
— Это, отец, учебник немецкого языка…
Кончался короткий зимний день, окна постепенно темнели. Заработала поселковая электростанция, и в доме загорелся свет.
Данила сидел у окна, прислушивался, не идут ли. Екелюн не проявляла никакого беспокойства.
Наконец Данила потерял терпение:
— Что-то они не торопятся. Придут или не придут — ужинать будем.
Только сели за стол, возле дома сильно заскрипел снег. Пришли корреспондент и Оллонов.
Стали здороваться, снимать звонкие от мороза шубы.
— Гутен абенд, — сказала, зардевшись как земляника, Туяра, когда немец протянул ей руку.
— Вы говорите по-немецки? — стянутые морозом губы корреспондента разошлись в улыбке. Он шагнул к раскалённой, малиновой от жара плите.
— У нас в школе немецкий проходят, — объяснил Оллонов.
— Холодина? — спросил хозяин, когда гость протянул к плите руки, шевеля пальцами.
— Бр-р-р! Холодно. Очень холодно! — ответил немец.
Хозяин и гость постояли немного, вглядываясь друг в друга.
«Да, это он, тот самый якут, в этой же рубахе он и фотографировался. Глаза под толстыми веками узкие, будто всё время прицеливается. Наверно, зоркий… Волосы чёрные, с проседью. Лицо обветренное, загорелое, смуглое. Морщин нет, ветер их, что ли, разглаживает. Ну что ж, так и напишу. Ноги слегка кривые, унты из оленьей шкуры подвернуты, этакие меховые ботфорты. Ноги, руки, всё тело расслаблено, как у спортсмена. Ростом невысок. В общем, настоящий якут. Теперь посмотрим, что у него внутри. Недаром же председатель не обрадовался моей просьбе, когда я на него указал. Говорил, что он в тайге». Гюнтер вспомнил слова своего редактора: «Найдите среди белых снегов простого дикого человека, который на простых житейских примерах покажет, почему ему не нравится Советская власть».
Данила в свою очередь рассматривал корреспондента. Прежде всего ему бросилась в глаза военная выправка гостя. За четыре года на фронте Данила повидал много немцев. Этого, наверно, ещё в детстве аршин заставили проглотить. «Офицер, — решил он. — Это уж факт. Да и по возрасту подходит: ему, должно быть, лет сорок пять. Виски седые. Видит, наверно, плохо — очки толстые. Ростом немного повыше меня будет, а худой — кожа да кости. А какой внутри — бог его знает. Только у птицы пестрота наружу».
— Гааныс, — сказал Данила своему гостю, — проходите, пожалуйста.
Сели за стол. На столе — большие куски жирного мяса, конские потроха, горка ноздреватых оладий, строганина из мёрзлой рыбы.
— Вот где поесть можно, — сказал Оллонов и принялся за конские потроха.
Екелюн подвинула к тарелке гостя блюдо с мясом. А сама — у самовара, положив локоть на стол и подперев щеку ладонью. Вот, оказывается, какой немец! Человек как человек. А ведь когда была война, она думала, что немцы похожи на злодеев из олонхо или из сказок. Брат её не вернулся с войны, совсем молодой погиб от немецкой пули… А сейчас она в своём доме угощает немца из Западной Германии…
Туяра сидела смирно, изредка поглядывала на гостя. Лицом он был немного похож на инспектора роно, который приезжал к ним в школу месяц назад. Но какие странные у него движения! Совсем как у человечков, которых делают ребята в школе из разных железок. А ногти как у женщины — пилкой подпиливает, наверно.
Когда гость подзакусил, Данила до краёв налил в гранёные стаканчики разведённый спирт.
— За знакомство! — провозгласил первый тост Оллонов на правах руководящего лица.
Выпили. Гость словно не знал, чем закусить, пошевелил пальцами.
