Человек, который убил за улыбку
Его звали Ян Тайли, и он был человеком, который убил за улыбку. Во всяком случае, он сам так себя называл, и никто не расспрашивал, почему – некоторые считали его сумасшедшим, а остальным было недосуг. Мало ли, что он имеет в виду – многие ведь говорят, что способны убить за улыбку. Любимой, матери или ребёнка. Только вот одно дело – быть способным, а убивать – совсем другое.
И потом, есть ведь ещё разница – кого.
И есть разница – за чью.
Наверное, это странно, но Ян Тайли никогда не улыбался.
Впрочем, что в этом странного?
Город выскользнул из сумерек, будто хищный зверь из засады. Стены сперва показались зелёными, но на самом деле они были так плотно увиты тысячелетним плющом, что камня за ним было не разглядеть. Только ближе, у самых ворот, выстроились вдоль стен, странно ровными рядами, серые глыбы, поросшие мхом. По большому счёту, им следовало давным-давно разрушиться до самого основания.
Всё это было дьявольски подозрительно, и Яну следовало об этом подумать, прежде чем соваться в этот проклятый город. Но он тогда вообще ни о чём не думал, даже о Марте. Разве что о своём желудке, основательно прилипшем к позвоночнику, и стёртых едва не до костей ногах. Он не встречал людского жилья уже несколько недель, и почти столько же не ел досыта. Он вошёл бы в этот город, даже если бы на его стенах, размахивая пращами, восседали полчища гоблинов. Какого дьявола – он знал на них управу.
Ян таскался по миру уже пятый год и знал управу на всех тварей от одного края света до противоположного. С этими ободряющими мыслями он и ступил в город, увитый плющом, а через минуту стоял, растерянно озираясь, и обзывал себя последними словами. Этих, впрочем, тоже.
Их были десятки, и они всё прибывали. Он даже не понимал, откуда они взялись: как будто появлялись прямиком из спёртого, застоявшегося воздуха. «Какой странный тут воздух, – отстранённо подумал Ян, глядя на стекающиеся со всех сторон прозрачные тени. – Словно не город, а погреб. Который не проветривали пару сотен лет».
Существа были похожи на людей и не пытались напасть, но это не утешало. За считанные мгновения они сбились вокруг Яна плотным кольцом, и теперь смотрели на него огромными глазами без малейшего выражения. Красивыми глазами – эти твари были красивы, несмотря на почти прозрачную плоть. «Может, эльфы?.. Этих остроухих столько разновидностей – кто их разберёт…» Ян смущённо откашлялся, пробормотал приветствие на общеэльфийском наречии. Никакой реакции. Всё так же стоят – не нападая, не выжидая, просто стоят. Ян переступил с одной истёртой ноги на другую, выругался сквозь зубы. Небо над городом было серым и плотным, будто крышка.
«Проклятье, до чего неприятное местечко».
– Здравствуй. Мы ждали тебя.
«Это ещё что за хрень», – встревоженно подумал Ян, оборачиваясь на голос. То, что звучал он вполне по-человечески и принадлежал старику, который, судя по внешности, был именно человеком, его не слишком обнадёжило. За годы странствий Ян не менее дюжины раз натыкался на внешне дружелюбные народцы, которые так и норовили то посвятить его в свои вожди неким извращённым способом, вроде купания в кипящем молоке, то принести в жертву своим прожорливым богам, то ещё что-нибудь столь же соблазнительное. Поэтому к фразе «Мы ждали тебя» Ян отнёсся более чем настороженно.
– Вы, наверное, ошиблись, – бодро сказал он и попятился. Кольцо теней, само собой, не дрогнуло, зато старик ступил вперёд. Он был почти такой же бледный, как они («Это и правда всего-то бледность, а не прозрачность, – понял Ян, – будто их кожа никогда не видела солнца»), высокий, и ещё довольно крепкий, хотя на вид Ян дал бы ему лет семьдесят. Глаза у него были выцветшие, но очень цепкие. И пряталось в них какое-то дикое, неистовое упрямство, которое больше подошло бы двадцатилетнему юнцу или отчаянному бродяге вроде Яна.
– Мы не ошиблись, – сказал старик. – Ты же увидел этот город. И вошёл в него. И ты человек.
«А вы разве нет?» – хотел спросить Ян, но не стал. Пустые взгляды леденили его спину, он поёжился.
– Ну, человек… допустим… – дипломатично начал он. – Что с того?
– Лишь раз в сто семнадцать лет человек может увидеть этот город и войти в него. Только тот, кого мы ждём.
– Ладно, и что теперь? – перебил Ян, понемногу начиная паниковать. «Очень уж знакомое начало, дьявол всё побери…»
А тени вдруг схлынули. По направлению к воротам, так что сбежать это не помогло – зато взгляду Яна открылся прямой, как стрела, арочный проход, ведущий вдоль сумрачной пустой улицы.
– Идём, – сказал старик и двинулся вперёд. Опыт подсказывал Яну, что идти надо как раз в обратном направлении, но почему-то он двинулся следом. Обернулся, проверяя, что поделывает безликая толпа за его спиной. Она стояла всё так же неподвижно, не сводя с него глаз – и Ян внезапно понял, что в них абсолютно явственно читается безграничное отвращение.
И ещё он понял, что город красив. Нет, не был красив когда-то – это та красота, что не меняется со временем ни в лучшую, ни в худшую сторону. Безупречная гармония линий, плавные перепады архитектурных каскадов, безмятежное спокойствие, излучаемое стенами. По пути попадались статуи, барельефы и даже фонтаны – работающие, к несказанному удивлению Яна, только вода из них не била, и не капала, и даже не текла, а сочилась, как кровь из раны, без единого звука. Тут вообще не было звуков – даже шаги Яна и сопровождавшего его старика как будто впитывались в брусчатку, словно в губку. Город спал, но, без сомнения, видел сладкие сны. Такие сладкие, что не хотел просыпаться.
Переход привёл к короткой, в пять ступенек, лестнице, ведущей к беседке с высоким постаментом посреди, и, ещё не поднявшись в неё, Ян увидел, что на постаменте лежит человек. И почему-то уже тогда знал, что этот человек не мёртв, а только спит.
Старик стал подниматься по лестнице, а Ян остановился. Перед его глазами молниеносно и мучительно всплыло лицо Марты – и её улыбка, лучистая, живая. Улыбка, ради которой он был готов убить. И ради которой находил силы жить. Чтобы увидеть её – когда-нибудь. Уже совсем скоро.
Если только он не поднимется по этой лестнице.
Ян не знал, откуда пришла эта мысль – но бороться с ней он не мог и не хотел.
– Я не пойду туда, – сказал он.
Старик остановился. Оглянулся. Его лицо, изборождённое морщинами, когда-то было красивым и до сих пор оставалось мужественным. И на нём Ян прочитал то, о чём не было необходимости говорить вслух.
«У меня просто нет выбора», – подумал он, ступая на холодные шершавые ступени.
Там, внутри, была статуя. Фигура женщины, старой, иссохшей, со смертельной тоской в глубине каменных глаз – стояла у дальнего портика, за постаментом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
