Макс Аллан Коллинз
Захоронение
(Образы Кэти Рейкс)
Эта книга – целиком и полностью плод фантазии автора. Имена, персонажи и места преступлений являются вымышленными, и любое совпадение с реальными событиями следует считать непреднамеренным и случайным.
Пазлы из костей
Бреннан и доктор By извлекли скелет из пластикового пакета.
Когда контейнер убрали, а останки оказались на столе, Бреннан начала поверхностный осмотр, время от времени поглядывая на доктора By, но ту вполне удовлетворяли выводы Бреннан, – это было видно по ее глазам.
– Бусс, – произнесла Бреннан, – это не подделка. Или, во всяком случае, если это и розыгрыш, то шутнику он обошелся в кругленькую сумму.
– Ты уверена?
– В одном я уверена точно – эти кости не из пластика. Это я могу сказать тебе наверняка. Они очень даже настоящие.
– Ты уже можешь делать выводы? Это Мюсетти?… Извини. Я знаю, что это невозможно…
Бреннан приподняла бровь.
– В принципе, это не невозможно.
– Да?
– Обычно мне необходим некоторый справочный материал относительно жертвы, чтобы с большей вероятностью провести идентификацию… Но в данном случае я могу сказать, что этот скелет – определенно не Стюарт Мюсетти. Или, точнее говоря, я могу с уверенностью заявить, что это не весь Стюарт Мюсетти.
– Это заметно, – согласился Бусс. – В последний раз, когда я видел этого парня, у него было гораздо больше кожи и волос и, конечно, мяса на костях.
Бреннан покачала головой.
– Ты меня не понял.
– И чего же я не понял?
– Этот скелет не принадлежит одному человеку.
Посвящается доктору Грегу Хайнсу и Мисси Джонс тем, кто собрал скелет
Автор выражает благодарность судебному следователю и соавтору Мэтью В. Клеменсу
Все, кто занимается исследованиями данного предмета, должны запомнить: кости – прекрасные свидетели. Они говорят негромко, но правдиво, и никогда ничего не забывают.
Доктор Клайд Коллинз Сноу, судебный экспертЧем более странным и гротескным кажется происшествие, тем тщательнее оно должно быть рассмотрено, и каждая мелочь, касающаяся этого дела, если она продумана и научно обоснована, может пролить свет на то, что произошло.
Слова Шерлока Холмса Артур Конан Дойл. Собака БаскервилейПролог
1944 год
Безлунной июньской ночью лакированная красно-коричневая яхта Аль Капоне пронеслась по поверхности озера Мичиган, словно камешек, пущенный мальчишкой.
Судно было подарком от кое-кого, кто задолжал криминальному боссу услугу. Капоне, единственный раз поднявшийся на борт этой яхты, моментально заработал морскую болезнь и клятвенно пообещал, что ноги его больше там не будет.
Но время от времени – даже сейчас, спустя несколько лет после того как Снорки вышел из тюрьмы и переселился во Флориду – боссы преступной группировки и их сотоварищи по бизнесу находили яхте применение. Не настолько большая, чтобы ходить в Канаду за виски во времена сухого закона, яхта пригодилась людям Капоне для быстрых ночных вылазок на середину озера, где она встречалась с большими судами, а затем приходила обратно с мелкими партиями товара.
После отмены сухого закона на борту маленькой скоростной яхты точно так же путешествовали другие виды контрабанды, но этой ночью ни спиртного, ни наркотиков она не везла. Однако ее пассажир, Энтони Гианелли, не отказался бы сейчас от фляжки с выпивкой или даже от сигареты с марихуаной, чтобы справиться с охватившим его ознобом.
Нет, сегодняшний рейс определенно отличался от всех предыдущих.
Джонни Батаглия, стоявший за штурвалом, внимательно вглядывался в темноту. Стараясь избежать любопытных глаз, рулевой – излишняя предосторожность, с точки зрения Гианелли, – вел яхту без огней и вынужден был напрягать зрение, чтобы понять, куда они движутся.
Не самый умный и не самый остроглазый из верных банде людей, Батаглия все же имел некоторые достоинства – жесткий, как бифштекс в дешевой забегаловке, смелый, как бык, и преданный, как английский бульдог, на которого он немного походил.
Как и Гианелли, Батаглия был всего лишь исполнителем, но они оба знали, что Гианелли был мозгом этой операции, – в отличие от своего мощного подельника, Гианелли сочетал в себе потенциал организатора и дальний прицел на более серьезные и выгодные дела.
Более высокий, стройный и куда более аккуратно одетый, чем Батаглия, Гианелли еще не принадлежал к числу людей, отдающих приказы, но он держал глаза открытыми, а рот – на замке, и знал, что сегодняшнее задание стало очередной ступенькой его карьерной лестницы, ведущей к верхам Организации.
Все, что от них сегодня требовалось, – это проделать путь незамеченными.
Гианелли не очень нравилось находиться здесь, в окружении такого количества воды, и он испытывал неясную тревогу, глядя, как постепенно исчезают в темноте огни Чикаго, еле заметно мерцая на горизонте, но это была его работа, и он собирался ее выполнить.
Волнение, которое он испытывал, было обусловлено не только и не столько возможностью быть пойманным, сколько тем, что его жена совсем недавно вернулась домой с их маленьким сыном, Раймондом, и Гианелли хотел провести с семьей столько времени, сколько он сможет выкроить.
Забота о столь желанном будущем наследнике и возможном продолжателе отцовского дела сейчас сводилась только к обычному уходу за новорожденным, а это всегда было исключительно женским делом. Но Гианелли все равно чувствовал, что должен быть дома.
Преимуществом его работы был гибкий график, и слава Богу, что он не за границей, не в Европе, попавшей под сокрушительное наступление нацистов, или, что было бы еще хуже, не в Тихом океане с япошками (как Синатра), за что спасибо Господу и лопнувшей барабанной перепонке.
Вместо всего вышеперечисленного – вот он, подскакивает на водной глади, часть маленькой флотилии в совершенно особой войне, и мечтает о теплой шинели. Костюм Гианелли – дорогой, в мелкую серую полоску, – был слабой защитой от пронизывающего ветра, хлеставшего через ветровое стекло яхты.
Черт побери, и это июнь! Однако посреди всей этой воды, да еще ночью, холод стоит такой, что с тем же успехом на дворе мог бы быть март.
Батаглия зябко поводил широкими плечами – холод доставал и его. А вот сзади, на палубе, капитан полиции Эд Хилл не подавал ни малейших признаков того, что замерз. Впрочем, в этом нет ничего удивительного – Хилл, мертвый уже четыре часа, был холоден сам по себе, независимо от происков погоды. Труп был завернут в брезент, – гробик под стать тем, что так распространены в Карибских банановых республиках.
Эта мысль вызвала у Гианелли легкую усмешку, – черный юмор для бандита, как и для многих солдат, стал нормой жизни.
Хилл не был обычным полицейским. Если бы не этот факт, любое место на этом озере было бы достаточно подходящим, чтобы стать его могилой.
Однако Хилл был небольшим, но значительным винтиком в деле, которое вели федералы против Пола Рикка, человека, занимавшего кресло во главе совета Организации, при помощи которой Аль Капоне, а затем и Фрэнк Нитти управляли Чикаго.
Рикка, «Официант», был осужден в прошлом году, в декабре, и в начале этого года отправился в Атланту отбывать десятилетний срок, оставив все дела на способного, но начисто лишенного воображения Тони Аккардо.
Все знали, что мистер Рикка все еще у руля, но сейчас его дела ведет «Джо Бэттерз» – «псевдоним», которого удостоил Аккардо сам Аль Капоне за то, что молодчик в свое время увлекался бейсболом (хотя и не был блестящим спортсменом).
Роль, которую сыграл Хилл в поимке Рикка, принесла копу официальную благодарность… и Тони Аккардо в качестве врага. Обычно копы были неприкосновенны, но этот совершил ошибку, присвоив деньги Организации и решив, что это сойдет ему с рук.
Этой ночью Гианелли и Батаглия решили выразить Хиллу свое неудовольствие. И сделали это у Хилла дома. Миссис Хилл в это время отсутствовала – она поехала в Милуоки проведать сестру. Если бы Гианелли не увидел собственными глазами, как женщина садилась в поезд, он никогда не решился бы на такое безумство – шлепнуть копа в его собственном доме.
Бизнес есть бизнес, но они ведь не дикари.
Ни женщин, ни детей – таково было их правило. Обычно еще и «ни копов, ни репортеров», – по крайней мере, пока те не выпросят. Если у тебя нет правил, ты всего лишь ничтожество, мало чем отличающееся от животного.
Гианелли посмотрел на большой сверток, видневшийся на корме яхты. Он ничего – ничего – не чувствовал по отношению к трупу на палубе: ни злости, ни ненависти, ни удовольствия, ни даже безразличия. Хилл перешел им дорогу и заплатил за это – и теперь на палубе валялся конечный результат одной из их «операций». Ничего больше.
