Дайте шанс! Том 4
Глава 1
Руководитель Особого отдела Платон Юрьевич Ромодановский сильно удивился, узнав, что о предстоящем ограблении Ситибанка знали его сотрудники. Естественно, он немедленно вызвал к себе причастных и вот уже четверть часа с брызжущей изо рта слюной, криком, от которого сотрясались стены, изъяснял им о степени этого самого своего удивления.
Негодование Ромодановского было понятно. Появление новой червоточины само по себе событие. А в столице Российской Империи… Это уже относилось к чему-то невероятному. Можно сказать, запредельному. Такого попросту никогда и нигде в мире еще не было.
Пусть Свет и Тьма появились больше двухсот лет назад, но если говорить о России, то все как-то привыкли, червоточины, расползающаяся скверна, твари – оно где-то там, в Поволжье, за Уралом и дальше, но никак не в центральной части Империи и уж тем более не в ее сердце. Так что новость о появлении в Ситибанке скверны в считаные минуты разнеслась по Москве, породив безумную панику.
Слушая крик высокого начальника, теперь уже однозначно бывший глава Тайной канцелярии Тобольской губернии Балашов пребывал в наихудшем своем настроении.
Отправляясь в Москву, грезя возможным повышением, он подумать не мог о том, что здесь в действительности происходит и уж тем более что затевается. Когда же вник, когда понял, давать заднюю было поздно. Буквально в первый день Балашов слишком многое узнал. Теперь его было проще обвинить в измене и казнить или просто убить во дворе, как поступали в Особом отделе с предателями, чем выслать обратно. И он это понимал прекрасно.
Впрочем, жизненный опыт подсказывал Балашову, возможно, все обернулось к лучшему. Попав в Особый отдел, он, можно сказать, оказался на гребне волны. Останься в Тобольске и еще не известно, чем для него могло закончиться все то, что сейчас затевалось. Уж там-то он точно еще долго находился бы в неведении и также как остальные пребывал в глупой надежде на лучшее.
Сопоставляя плюсы, минусы, прикидывая примерный ход событий и возможные последствия, бывший глава Тайной канцелярии вновь и вновь приходил к неутешительным выводам: все кончится плохо, нужно бежать, причем, не в Европу, а подальше, скажем, в Америку.
Пусть Свободные Штаты по своему развитию пока еще уступали Европе. Однако там, по слухам, все было на подъеме и можно было выжить. Насколько смог выяснить Балашов, в Америке забой осветленных не намечался, в то время как в Европе вот уже несколько лет истребление по-тихому шло полным ходом. А, к примеру, в той же Восточной Азии, как и России, истребление было запланировано на ближайшее время.
Ближний Восток и Южную Америку Балашов вообще не рассматривал, вследствие царившей там дикости. В тех краях осветленные и без Императоров убивали друг друга тысячами, вечно перекраивая между собой сферы влияния или с целью банальной наживы.
Вот только как уезжать, не имея на руках солидного состояния. Просто бежать с голой жопой мог любой дурак. Посему Балашов ставил перед собой задачу: отправиться в бега с мешками туго набитыми банкнотами. А еще лучше – золотом. Зря, что ли, он оказался в Особом отделе. Что называется, на гребне волны. Ему следовало пользоваться моментом.
Собственно, поэтому, узнав о предстоящем большом ограблении Ситибанка, Балашов мертвой хваткой вцепился за дело и специально убедил Оболенского дать возможность злоумышленникам совершить задуманное, а после взять с поличным, при этом конечно же утаив о намерении преступников использовать скверну. В противном случае тот бы не одобрил и дал команду немедленно взять всех причастных.
Как и что лучше сделать, подсказали сами инициаторы ограбления. От Балашова требовалось немногое, всего лишь взять за шкирку одного из преступников и на этом уйти в закат с теми самыми намеченными огромными ценностями.
Однако на деле получилось иначе…
– Как?! Как вас могли обвести вокруг ху*я?! – в очередной раз перешел на матерщину Ромодановский.
Балашов стоял пунцовым как рак. Теперь его накрывало. Накрывало даже не от ругательств высокого начальства. Их он пропускал мимо ушей. Он злился тому, как его лихо обставила какая-то шпана, пусть и хорошо организованная, состоящая из профессионалов.
Находившийся рядом Оболенский тоже был красным. Однако в отличие от Балашова, тот источал решимость.
– Сколько у нас есть времени? – сухо спросил он.
– Сергей Павлович, ты долб*еб?!
Закричать такое!
Еще и при подчиненных!
Теперь накрыло уже и Оболенского, отчего у него затряслись руки.
– Нет у нас времени! Нет и все! Мы должны были взять это жулье еще вчера! А лучше – позавчера, прямо там, в банке! Бельский звонит мне утром, в обед и вечером! А потом еще ночью! И знаешь, что он мне каждый раз говорит?!
Вопрос был риторическим. Каждый из присутствующих примерно представлял на него ответ, иначе обычно спокойный руководитель Особого отдела настолько сильно бы не разошелся.
Все это время Ромодановский либо стоял перед троицей виновников, либо прохаживался по кабинету. Каждый раз, когда его снова охватывало чрезмерное возбуждение, он старался остановиться и отходил к окну. Тем он как бы брал себя в руки.
На этот раз, поняв, что с оскорблениями он перегнул палку, Ромодановский взглянул на Оболенского и уже спокойнее произнес: «Не сдержался, извини» и, обойдя свой обширный стол, наконец сел в кресло.
– Император дал трое суток. Двое уже прошли. Третьи на исходе. Вам на все про все времени до утра. Иначе втроем пойдете под трибунал, – закончил он на удивление совсем тихо.
Берник, оказавшийся по случайности в числе вызванной троицы, нервно сглотнул. По спине пробежал холодок.
Он было хотел возразить. Сказать, что лично он ни при чем. Как-никак злополучное ограбление вел прикомандированный Балашов, а руководил им Оболенский. То есть, виновниками были исключительно они вдвоем. Ему – Бернику они не сказали ни слова. О задуманном ограблении он узнал случайно лишь потому, что рыл под Балашова. Впрочем, вслух об этом говорить не стоило. Не знал и точка. Так будет лучше.
Берник тут же остановил себя. Пусть Ромодановский в пылу, пусть охвачен высшей степенью негодования, но он не рубит с плеча. Обязательно назначит служебное расследование. Даже изменников просто так не ставят к стенке. Сначала с ними подробно разбираются. А это значит, сейчас лучше промолчать. Да и в сущности, что Платон Юрьевич может
