Иоанна Фабицкая
Безумное лето Рудольфа
Тигру и всем, кто не пойми какой масти
Среда, 12 апреля
Сегодня я получил последнее предупреждение от пани X. Если не исправлю прикус, она объявит забастовку, поскольку дальнейшие уроки дикции считает бессмысленными. Говорит, с такой дикцией мне никогда не стать актером. Значит, без ортодонта не обойтись.
Ничего себе! Я в полном расстройстве, в придачу все время приходится терпеть ее подковырки. Какая же она толстокожая… Я это точно знаю: однажды положил ей на стул кнопку, а она села на нее и даже не дернулась!
Неужели этой дряхлой склеротичке неведомо, что артист – натура чувствительная?! Если бы я свято не верил в свою гениальность, давно бы отказался от этой хлопотной затеи. Но без сцены мне жизни нет! Если уж какой-то там Линда смог стать популярным, то я тем более прославлюсь, я – Рудольф Гонбчак, будущий кумир женщин.
У знаменитого актера не жизнь – малина! Делать ничего не надо, только изображай кого-нибудь да ходи по банкетам, где все тобой восхищаются и лезут знакомиться. А давние школьные враги бегут к тебе на цырлах, мечтая помириться. Вот почему я решил стать великим актером! Вот почему не обращаю никакого внимания на насмешки, хотя временами они меня достают. Но еще посмотрим, кто кого! Родители еще горько пожалеют, что так недооценивали меня. Я стану красивым, умным и знакомства буду заводить только в высшем свете.
Пани X. утверждает, что искренность только вредит и пора мне понять: жизнь – штука суровая, никто меня не пожалеет. Она знает, что говорит, сама прошла через настоящий ад. Молодой девушкой ее вывезли на принудительные работы в Германию, и там в нее влюбился какой-то барон. Она долго боролась с собой. В конце концов врожденный патриотизм не позволил ей выйти за палача. Простить себе этого она до сих пор не может, а меня истязает на уроках дикции немецкими стишками:
Флихтеп глюке фишесБоденшатцен мегпфлишес
Но я же собираюсь стать польским актером! Черт возьми, пусть учит меня говорить по-польски! Жаль, что не могу сказать ей это прямо в глаза, ведь часто бывает, что мне нечем заплатить за эти идиотские уроки. Тогда пани X. соглашается, чтобы я отработал натурой.
И вот, вместо того чтобы заниматься всякими неприличными вещами, которыми следует заниматься в моем возрасте, все свободное время я наглаживаю кружева, начесываю парики и привожу в порядок вставную челюсть, потому что пани X. не доверяет теперешним дантистам. Найти что-либо у нее дома – настоящее чудо. Все густо покрыто пылью, как и сама пани X. Жаль, что ей не пришло в голову открыть дома этнографический музей, она могла бы зашибать приличные бабки на туристах.
Впервые перешагнув порог ее дома, я чуть не потерял сознание от запаха лекарств, а затем с антресолей прямо мне на голову упал сундук с фотографиями. Чертовы фотографии пришлось рассматривать часа три, на самой прикольной из них был изображен разодетый чувак на коне и с саблей. Пани X. объяснила, что это офицер сборного уланского полка, совершившего чудо у Вислы. Не знал, что в армии служат святые, умеющие творить чудеса. И все бы ничего, да только вскоре мне пришлось вспомнить предупреждение отца о женском коварстве: в тот же день она напоила меня слабительным чаем. Вскоре выяснилось, что пани X. привержена дисциплине и девизу «Жизнь дана не для того, чтобы ей радоваться». Плюс ко всему она пользуется моей добротой: два раза в неделю я вынужден сопровождать ее в бассейн. В ее-то годы! Постыдилась бы! Она хотела и меня научить плавать, но я уклонился. Черт его знает, что придет в голову этой старушонке, когда она увидит молодое мужское тело. К тому же у нее совершенно плоская грудь – ну и какой мне интерес в таком плавании.
Но я на все готов, лишь бы выбиться в люди и не повторить судьбу моего отца – законченного неудачника, который не смог даже уследить за собственной шевелюрой. На голове у него осталось ровно двенадцать волосков. И он еще думает, что если их взъерошить, то плеши никто не заметит.
Правда, сначала надо закончить школу, мне ведь пока только четырнадцать. А это может затянуться, учитывая ничем не обоснованную неприязнь некоторых учителей ко мне, особенно Пузыря.
По дороге домой я двести раз продекламировал «На траве дрова», назло пани X.
Дома
Не успеваю перешагнуть порог, как натыкаюсь на мешки с мусором. Они лежат здесь уже неделю и встречают каждого входящего страдальческим взором, умоляя выбросить их наконец. Ну уж нет! На меня пусть не надеются.
От меня в этом доме грязи меньше всего. Кроме того, если я сейчас дам слабину, то уже никогда не смогу приучить родителей к порядку. Не понимаю, как можно так вести хозяйство! А вообще интересно, кто проиграет в этой войне нервов. В передней уже начинает слегка подванивать.
Мы с отцом не раз пытались переломить мамин характер, и однажды нам повезло. Впервые за месяц мама сварила обед – отличный грибной супец. Я радовался до того момента, пока Покрышка не нарыла в мусорном ведре пустой пакетик от грибного порошка фирмы «Толстый Поросенок». Сын я, как ни крути, лояльный, поэтому отцу ничего не сказал, но мама у меня теперь на крючке. Когда-нибудь я ей этот пакетик припомню.
Маму интересует только феминизм, модернистское кино и Сьюзен Зонтаг, единственный, по ее мнению, автор, достойный Нобелевской премии по литературе. Стоило маме прочесть, что эта писательница бросила мужа и сына и заделалась невестой какой-то фотографини, мама стала просто невыносима. Она постоянно угрожает последовать примеру Зонтаг. И вообще считает, что от мужчин одни неприятности. Признает мама только Гонзо – кошмарного пятилетнего ребенка, который и внешне, и внутренне вылитый Ганнибал Лектор. Гонзо – это ее внучек и мой племянник.
Вначале я страшно радовался, что он будет жить с нами! Думал, наконец-то хоть кто-нибудь будет меня слушаться и восхищаться мною. Думал, малец будет мне подчиняться, а иногда, когда никто не видит, можно будет отвесить ему тумака. Но если уж не везет так не везет. Стыдно признаться, но это Гонзо бьет меня. Едва он начал ходить, его сумасшедшая мамаша записала ребенка на карате. Правда, с папашей ему тоже не сильно повезло (несмотря на то что это мой брат). Филипп и Хеля – экологи и даже числятся в какой-то организации, «Зеленый мир» или что-то в этом роде. Они все время участвовали в каких-то мероприятиях и не могли заниматься ребенком. Впрочем, теперь они не могут заниматься им еще больше, так как Хеля поселилась на острове Пасхи с тибетским монахом в изгнании. Если честно, я с трудом успеваю следить за их жизнью, тем более что моя собственная по милости Гонзо пошла кувырком. А ведь у меня и без племянника хватает проблем:
• Пузырь;
• как убедить мир в моей актерской гениальности;
• ночные поллюции;
• сны о третьем яичке;
• мало денег, мало денег, мало денег!
Увы, подозреваю, эти проблемы неразрешимы. В придачу я еще не определился в своей сексуальной ориентации. До сих пор в меня не влюбилась ни одна девчонка. Элька, понятно, не в счет. Брр!
Четверг, 13 апреля
Так я и знал: какая-нибудь гадость обязательно случится. До школы нужно было отвести Гонзо в детский сад, в нашем доме мне всегда достается самая грязная работа. Это уже третий детский сад за год. В первом констатировали, что Гонзо необычайно возбудимый ребенок и обуздать его они не в силах. Пани директор со слезами на глазах признала свой педагогический крах и, рыдая, просила отца: «Надеюсь, я могу рассчитывать на ваше молчание».
Во втором садике с отцом даже разговаривать не стали после того, как этот головорез возглавил штурм кухни. Разбушевавшаяся толпа детсадовцев ворвалась в подсобку и перевернула кастрюлю с ненавистными клецками на молоке. Потом Гонзо три месяца сидел дома под присмотром бабушки, что не лучшим образом повлияло на ее и без того ослабленный моральный дух, поэтому маме в срочном порядке пришлось искать новый детский сад.
И вот долгожданный день настал. Для квалифицированного психолога мама повела себя очень непрофессионально. Она увильнула от того, чтобы сопровождать внука, объявив, что ей нужно «заняться корнями, которые отросли». Что-то я не припомню, чтобы она прежде увлекалась садоводством. Несмотря на мои угрозы повеситься, идти пришлось мне.
Поездка в метро была ужасной. Гонзо без конца сыпал вопросами: «А у этой пани парик?», «А у этой искусственная челюсть?» Я делал вид, будто не знаком с ним, но под конец Гонзо как заорет: «А Рудольф ест козявок из носа!» И что тут смешного? Люди иногда бывают такими противными!
Новый садик оказался милым и уютным. На окнах крепкие решетки, забор из стальных столбов. Я немного успокоился, мне хорошо известно умение Гонзо неожиданно исчезать, в этом он Копперфильду может дать фору. Все нам улыбались, а пани директор сказала, что сегодня проводится художественный конкурс на лучший стишок или песенку и, если Гонзо захочет, он тоже может выступить. Гонзо захотел выступить, но сначала мы слушали трех девчушек, которые выводили печальными голосками:
