Альберт НЕМЧИНОВ
ОЛИГАРХИ в черных мундирах.
АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Вера в справедливость есть, пожалуй, величайшее несчастье человечества. Но ее живучесть поражает воображение. Из века в век, из эпохи в эпоху всевозможные мессии, проповедники, революционеры, выдвигавшие очередито идею справедливого переустройства мира, неизменно находили себе благодарных слушателей и последователей. Стоило принять эту идею – и униженные и оскорбленные оживали, нчинали видеть свет в конце тоннеля. Еретики всходили на костры. Повстанцы вставали под пули на баррикадах. Великие революции сотрясали мир. Однако самое интересное происходило обычно после революции. Когда стихали боевые трубы, мир начинал приходить в себя после великого катаклизма, ненужные более знамена помещались под музейное стекло. Тогда в массовом сознании происходило так называемое отрезвление. Очистительное пламя, в котором якобы раз и навсегда сгорал старый мир порока и лжи. лишь скрывало нелицеприятную правду о происшедшем. Что же происходило на самом деле? Всего лишь смена власти. Те, кто еще вчера поднимал массы на свержение тирании королей или диктаторов, сами становились на их места. Революционеры всех времен и народов верили в свою способность построить новый, справедливый и благолучный мир. Эта вера жила до тех пор, пока не выяснялось, что никакого светлого будущего нет и не будет. Все слишком быстро возвращалось на круги своя. И новые названия только прикрывали, перелиновывали неизменное прошлое. Пламенные народные трибуиы со всеми удобствами устраивались во власти. Приватизировали особняки расстрелянных аристократов, обзаводились барахлишком, казнили и миловали, разделяли и властвовали с чисто монаршим апломбом. Взамен прежних привилегированных классов появлялись иные, столь же отягощенные непомерным честолюбием и жаждой роскоши. А у подножия новой властной вертикали находилось, как и прежде, бесправное, обезличенное, замордованное большинство. Немногие идейные революционеры начинали говорить о перерождении, коррупции, административном произволе но они спивались или стрелялись. Далее наступало неизбежное разочарование, революционные идеалы блекли, уже не зажигая в сердцах масс огня экзальтации. Оставалось только воскликнуть: «Vae victis!» Ровно семьдесят один год назад в Германии ожидали пришествия очередного великого реформатора..Адольф Гитлер не комплексовал но поводу неудач предшественников. Он верил в национал-социализм, призванный изменить мир, и силою собственной веры заставлял верить миллионы других. Он обещал народу покончить с плутократической системой гнета и социальной несправедливости. Он уверял, что накормит голодных, даст работу безработным, а паразитов и спекулянтов посадит в концлагеря. И это были не пустые слова. «Национал-социалистическая революция – это народная революция!» – заявлял фюрер во время триумфальных выступлений перед отчаявшимися, измотанными кризисом людьми. «Если рабочий знает, что предприниматель – это его товарищ, можете потребовать от такого рабочего чего угодно», – вторил фюреру Роберт Лей. «Дела должны пойти по-иному», – провозглашал Грегор Штрассер. Этот крылатый лозунг широко разошелся н народе. Казалось бы, чудо действительно свершилось. На обломках ненавистной веймарской демократии была создана новая Германия. Безработица исчезла. Уровень жизни заметно повысился. Везде и во всем был наведен твердый порядок. Решена проблема преступности, наркомании, демографического спада. Налицо были крупные экономические успехи… Но вожди «процветающей» нации стремительно деградировали. Роберт Лей, лидер 25 миллионов немецких рабочих, спивался. Рейхсмаршал Геринг подсел на морфий и другие сильнодействующие наркотики. Заместитель фюрера Рудольф Гесс был признан клиническим психопатом. Все это находилось в серьезном противоречии с образом великой и сильной державы. Недаром понятие «история» имеет двойной смысл. Есть история официальная, общеизвестная, но одновременно существует история тайная, закулисная. Даже десятки лет спустя ее стараются не выставлять на всеобщее обозрение. Она мирно покоится во мраке секретных архивов, под семью замками. И эта тайная, скрытая от посторонних глаз история и есть история истинная, настоящая. Что происходило за величественным, сверкающим фасадом построенного Адольфом Гитлером нового мира? Был ли он действительно новым? Пролить свет на эти вопросы – значит понять подлинный смысл того, что происходило не только в прошлом, но и происходит в настоящее время. И, вполне возможно, ожидает нас в будущем.
Пролог.
ИНТРИГИ В ВЕРХАХ.
Берлин, январь 1933 года.
Кризис приближался. Лихорадка массовой истерии била столицу измученной экономическим спадом страны. По городу носились слухи, что некий генерал готовит военный переворот и наконец-то наведет порядок. Из казарм «придворных» потсдамских дивизий звучали угрозы в адрес демократов и прочих предателей Германии. В центральное полицейское управление на Александерплац регулярно стекались сообщения о новых столкновениях штурмовиков с «красными бригадами». Размах массовых беспорядков принимал угрожающие масштабы. В разных частях города обнаруживались подпольные склады оружия. С наступлением темноты берлинцы без крайней необходимости старались не выходить на улицу.
Все десять лет демократии жителям столицы не приходилось скучать. Эпоха перемен выдалась необычайно бурной, насыщенной адреналином. События происходили настолько стремительно, что массовое сознание, не успевшее окончательно перестроиться с застоя периода империи, плохо вписывалось в крутые повороты смутного времени. В первый же год демократии грянул путч. Некий Вольфганг Капп заодно с несколькими генералами объявил себя спасителем Отечества. Тогда берлинцы в первый и последний раз в жизни насладились зрелищем артиллерийского обстрела здания парламента.
Однако путчисты сошли со сцены так же быстро, как и появились. Берлин стал центром громких политических убийств, коррупционных скандалов, финансовых пирамид и сект, проповедовавших приближение конца света. Явным его признаком стала неслыханная гиперинфляция. Если коробок спичек стоит сто тысяч марок, то мир действительно сошел с ума1
Массы, каких-то три-четыре года назад радовавшиеся развалу кровавой империи, все сильнее погружались в ностальгию по светлому прошлому. А спрос, как известно, рождает предложение. Под лозунгом возвращения генералов во власть президентом стал потсдамский старец Гинденбург. И многочисленные нули на банкнотах исчезли. При нем пару лет жилось совсем неплохо па американские кредиты.
Однако до стабильности было далеко. Как гром среди ясного неба ударил дефолт. Рухнула банковская система. Бесследно пропали деньги миллионов вкладчиков. Статистика регистрировала все возрастающее число самоубийств. Одна за другой вылетали в трубу крупные корпорации. К исходу 1932 года в стране насчитывалось шесть с половиной миллионов безработных – почти сорок процентов от общего количества трудоспособных граждан! И хотя Германию в дополнение к экономическому поразил демографический кризис, все равно денег было меньше, чем пенсионеров, ветеранов и нуждавшихся в пособии безработных.
От нового, тысяча девятьсот тридцать третьего года вполне справедливо ничего хорошего не ждали. За прошлый год сменились три правительства. Пожалуй, на очереди было четвертое. Их перетряхивание с некоторых пор стало для старика-президента своеобразным видом спорта.
Средства массовой информации ничуть не старались успокоить народ, действуя в прямо противоположном направлении. Последние январские дни демпресса публиковала резкие заявления главы правительства, который грозил депутатам роспуском парламентской говорильни. Вторая по влиянию столичная газета «Дер Ангрифф» метала громы и молнии в адрес истязателей народа и предрекала разгул коричневой стихии. «Рот фронт» и другие коммунистические газеты призывали рабочих сплотить ряды, стиснуть зубы, сжать кулаки. Во избежание лишнего стресса многие берлинцы предпочитали не покупать вообще никаких газет и не слушать радио.
Что будет дальше? Уйти от этого беспощадного вопроса не мог никто, Его обсуждали повсюду: за кружкой пива в баре, в очередях за пособием, в офисах не добитых кризисом фирм, в офицерских казино. Но это все были маленькие люди, от которых ничего не зависело. Усталые массы уже ни во что не верили.
Судьба страны находилась в руках двух-трех десятков политикой и олигархов.
28 января в фешенебельном «Геррен-клубе» («Клубе господ») на Вильгельмштрассе собралась небольшая группа сильных мира сего. Эти люди принадлежали к наиболее ненавидимой прослойке немецкого общества – крупному бизнесу. Однако сами олигархи находили окружавшую их бессильную ненависть совершенно естественной. Сильная личность, считали они, всегда и везде раздражает безвольную толпу. Тем более в такое время. Сегодня даже в Берлине, городе далеко не бедном, стало слишком много нищих. Что им остается, кроме злобы и звисти к виллам, дорогим автомобилям и неизменно полным бумажникам капитанов немецкой промышленности? Будем же снисходительны к малым сим, господа!
