Клименко Владимир
Петля Анубиса
Владимир Клименко
ПЕТЛЯ АНУБИСА
Корабль перегораживал Средний проспект, как дом. Еще вчера осенний ветер, вылетая по трубе проспекта в Финский залив, выкидывал на серые мелкие волны городской мусор, но ночью к причалу пришвартовался панамский сухогруз, и сразу создалось ощущение закрытого пространства - от горящих в вечернем сумраке окон-иллюминаторов и белеющих даже на большом расстоянии палубных надстроек стало уютнее и как будто теплее. Желтые кляксы кленовых листьев на мокром черном асфальте казались еще ярче в электрическом свете фонарей, и Марк старательно их перешагивал. Такая детская игра: не наступишь - повезет. Домой идти не хотелось. Комната в коммуналке, длинный, почти как Средний проспект, прямой коридор с "удобствами" в самом дальнем конце, хрипящий от старости холодильник и продавленная кушетка времен военного коммунизма прельщали не очень, впрочем, так же, как и перспектива подремать с банкой пива перед телевизором. Подумав о пиве, Марк усмехнулся. Не будет пива, иначе завтра опять придется просить в долг, а и так уже никто не дает. С залива потянуло сырым сквозняком, и Марк поднял воротник плаща. Хороший плащ, голландский, остатки былой роскоши. В прошлом году удачно втюхал какому-то лопуху партию японских колготок. И до этого было неплохо. А с зимы как отрезало. Так, мелочь. Едва на прокорм хватает. Двор встретил густой подвальной темнотой. Хоть бы какой-нибудь фонарь воткнули, что ли. Как ни старался Марк глядеть под ноги, все равно пару раз влез в лужу, и, отряхивая ботинки, словно замочивший лапы кот, остановился на пороге подъезда. Подъезд был особенный, как и квартира. С виду дом, как дом, обычная кирпичная пятиэтажка, выстроенная в районе Гавани в начале семидесятых, но на первом этаже размещалась когда-то ведомственная гостиница. Потом гостиницу за ненадобностью передали городу, и туда вселили постоянных жильцов. Четырнадцать комнат - весь первый полуподвальный этаж. Соответственно и вход в квартиру-этаж отдельный - с торца. Марк поглядел на окна. Почти все - освещены, почти на всех - решетки. Да тут и без решеток жить жутковато. Та еще квартирка. - Терпи, лимита, - приказал себе Марк. - Хоть и похоже на общагу, но квадратные метры свои, ордер имеется. Две ступеньки вниз, двадцать три шага по коридору. Здрасьте, Аполлинарий Григорьевич, старпер-старпом, ветеран торгового флота. Куда же вы, на ночь глядя? Да, у меня все в порядке. Привет, Владимир. Нет, не при деньгах. Может, завтра. Добрый вечер, Людочка. Добрый вечер. Как работа, как клиенты? Вижу, что в ванную. Сегодня у тебя никому морду бить не будут да милицию вызывать? Я выспаться хочу. Марк, вставляя в скважину ключ, скосил глаза в сторону Людочкиной двери. Так и есть - опять живая очередь. Двое мужчин сидели на стульях в коридоре, как на приеме у зубного врача. К врачебной практике Людочка не имела никакого отношения, хотя, в какой-то мере, тоже скорая помощь. И не очень дорогая. Когда же это все кончится! Марк брезгливо дернул плечом. В комнате справа - проститутка. В комнате слева - Аполлинарий. Правда, Аполлинарий - совсем другое дело. Акула коммерции. Он здесь, можно сказать, и не живет. У него нормальная квартира есть. А здесь что-то вроде склада. Вот ведь приспособился старпер-старпом, как раньше товар из загранки возил, так и теперь продолжает. Только уже не сам, конечно. И не торгует сам. Ни, боже мой. Для этого мелкая фарца имеется, вроде Марка. Марк вздохнул. Если бы Аполлинарий Григорьевич взял в дело, да он бы через пару месяцев на "Мерседесе" ездил. Но тот все приглядывается. Не доверяет, видимо, бывшему провинциалу. В комнате пахло прокисшей едой и тараканами. Марк привычно поморщился и, повесив плащ на гвоздь, рухнул на кушетку. Взвизгнули старые пружины, заскрипели ножки. Ни черта не хотелось, даже есть не хотелось, даже телевизор смотреть. За стеной ритмично застонал диван. У-у, дьявол! Лучше уж телевизор включить. И в ту же секунду, как только Марк подумал об этом, раздался бешеный рев сирены, настолько яростный и жуткий, что завибрировали старые стены и с потолка посыпалась штукатурка. Вой не прекращался ни на секунду, от него замирало сердце и перехватывало дыхание. На подгибающихся ногах Марк подбежал к двери и распахнул ее. Из комнаты Аполлинария ему навстречу выскочил мужчина в джинсовой куртке, один из тех, что дожидался в коридоре своей очереди к Людочке и, двинув Марка наугад кулаком, так что тот влетел обратно, промчался мимо, прижимая свободной рукой к груди какой-то сверток. Все произошло очень быстро, в считанные секунды, которые потом, казалось, размазались во времени и наполнились новыми, не замеченными тогда деталями. Очнулся Марк вновь лежащим на той же кушетке, вой не прекращался. Окно было ярко освещено снаружи светом фар подъехавшей патрульной машины. Ограбили, понял Марк. Аполлинария ограбили. Это сигнализация ревет. Тот самый штормовой ревун, которым Аполлинарий хвастался в прошлом году. Купил по дешевке в порту и приволок в квартиру. Он совсе уже было собрался выйти на улицу, где галдели, пытаясь перекричать ревун, остальные жильцы, когда как будто беззвучно раскололось стекло и к нему, удачно не задев оконную раму, прямо на стол упал брезентовый мешок, разметав, как кегли, пустые пивные бутылки.
2.
Мешок, небольшой по размеру, напоминал инкассаторскую сумку, и первое, о чем Марк подумал, так это о деньгах. Расстегнуть замок не составило труда, он был не заперт на ключ, и Марк вожделенно запустил внутрь мешка руку. Самой тяжелой вещью среди прочих оказалось рукописное Евангелие конца семнадцатого века - в деревянном, обтянутом кожей переплете. Горсть золотых монет царской чеканки и ювелирные украшения были упакованы отдельно в мешочек поменьше. Потом пошли беспорядочно накиданные японские нэцке, нефритовые китайские фигурки и осколки разбившейся от удара чайной фарфоровой пары завода Гарднера. - Господи! Эту-то дрянь зачем брали? Из самого дна Марк извлек две пластиковых карты "Виза" и нетолстую пачку долларов, перехваченную посередине резинкой. - А это еще что такое? Покатав по ладони черное от времени и как будто платиновое кольцо, Марк поднес его к самым глазам. Сквозь шероховатые наросты проступил едва видный рисунок - девять человеческих фигурок и лежащая на них то ли собака, то ли волк. Барахло, решил Марк, суетливо засовывая в карман брюк доллары. Ничего из антиквариата он брать не решился. Еще засыпешься при продаже, а долларов никаких он не видел и все. Попробуй, докажи, что взял. Он уже собрался застегнуть замок, чувствуя, что время, отпущенное ему судьбой на обыск, заканчивается, когда в открытых дверях появился омоновец, и почти одновременно смолк ревун. - Руки за голову! Омоновец явно не думал шутить, его совсем еще юное лицо словно окаменело от постоянного общения с теми, кого за людей он, похоже, не считал. Глаза из-под низко надвинутого берета смотрели враждебно и подозрительно. Растерявшийся Марк послушно и даже как бы предупредительно сомкнул руки на затылке, ощущая в ладони мгновенно ставшее горячим кольцо. - Попался, гад! - Это наш жилец! - пискнула возникшая в комнате Людочка. Торопливо накинутый халат она сжимала рукой около горла. - Тоже твой клиент? - омоновец повернулся к Марку спиной, и тот лихорадочно, как партизан старающийся скрыть секретное донесение, сунул кольцо в рот. - Что вы, офицер! - Людочка сделала большие глаза и чуть ослабила воротник халата. - Мы просто соседи. - Чего же ты, сосед, роешься в чужих вещах? - Я не роюсь, - Марк пошел по самому правильному пути, он обиделся. Смотрю, мешок какой-то бросили в окно. Должен же я знать, что это такое. Кольцо мешало говорить, вертелось под языком и задевало зубы, но Марк мужественно терпел. - Взял что-нибудь? Отвечать не пришлось. Комната вдруг набилась чужим народом. В наступившей после сирены тишине стало слышно, как к дому подъехала еще одна машина. В коридоре засуетились жильцы и милиционеры. Омоновец грубо сдернул мешок со стола и, приказав пока никуда не уходить, направился к выходу. Людочка присела на кушетку и всхлипнула. - Ну, все. Теперь опять по следователям затаскают. Ох, и невезуха. Этот-то, первый, - немного успокоившись, сказала она, - концы отдал. - Какой первый? - Тот, что у меня сначала был. - То есть как? - Просто. Он вышел, сказал, что подождет друга, а сам полез к Аполлинарию. Сигнализация и сработала. У него, видно, сердце слабое было, на месте отключился. - А этот, с мешком. - Он тоже уже уходить собрался. Выскочил, как угорелый, заглянул к Аполлинарию и ходу. Мешок-то, похоже, старпом раньше собрал. Может, увезти отсюда хотел, может, еще зачем-то. Только этот козел схватил мешок и побежал двором, да не в ту сторону. - Людочка глупо хохотнула. - Прямо на омоновский патруль выскочил. Те думали - сигнализация в ларьке сработала. Картина вырисовывалась и впрямь забавная. Вор, увидев патрульную машину, побежал обратно, но, поняв, что не уйти, бросил мешок в первое попавшееся окно. К Марку. - Ты посмотрел, что там было? - жадно спросила Людочка. - Так, чепуха всякая. Марк поскучнел. Объяснений не миновать. И хоть бы эта дура ушла куда-нибудь. Надо избавиться от денег и от кольца, будь оно трижды неладно. В распахнутую по-прежнему дверь было видно, как по коридору пронесли носилки, закрытые простыней. Когда Людочка сунулась посмотреть на это зрелище, Марк быстро швырнул доллары за кушетку, а кольцо выплюнул прямо на пол, да еще ногой наподдал так, что то закатилось за батарею. Через полчаса суета немного улеглась, уехали скорая помощь и вторая патрульная машина, начался опрос свидетелей. Марку показалось, что его пытали особенно долго и въедливо. Про доллары он решил молчать и ни в чем не сознался, а про кольцо даже и не вспомнил. Милиционер, не глядя на допрашиваемого, строчил протокол, голос его был сух и бесцветен. - Имя-отчество? - Марк Викторович. - Фамилия? - Лютецкий. - Год рождения? - Да вы паспорт посмотрите, он же у вас под рукой. - Год рождения... В результате Марку указали на просроченный паспорт, припомнили его провинциальное происхождение, хотя, судя по выговору, милиционер и сам был из псковских, заставили написать объяснительную и пообещали на днях вызвать к следователю для уточнения деталей. Наконец, когда милиция уже перестала терзать свидетелей, часам к двенадцати, в квартиру прибыл сам пострадавший. Аполлинария Григорьевича с трудом где-то разыскали, вызвали по телефону, и теперь он растерянно бродил по коридору, заходя то в одну, то в другую комнату и жалуясь на судьбу. Марк не стал дожидаться неприятного визита и направился к бывшему старпому сам. Старпома он застал за инвентаризацией злополучного мешка. - Садись! - не то приказал, не то пригласил Аполлинарий Григорьевич и пристально уставился на Марка. - В мешке рылся? - Ну, посмотрел, - Марк заблуждал глазами по стенам, густо увешанными старыми иконами. - Доллары взял? Сухопарый седой Аполлинарий был на голову выше Марка. Сейчас, нависая над столом, он напоминал цаплю, собравшуюся склюнуть лягушонка. - Не-а, - по-мальчишески беспечно ответил Марк, хотя внутри все противно заныло. Старпом это тебе не милиция. Там-то еще шуточки были, а этого попробуй убеди, что чист. - Взял и молодец, - неожиданно улыбнулся Аполлинарий. Улыбочка у него вышла какая-то волчья. - Тебе ведь комиссионные причитаются за находку. Верно? - Не брал я ничего, Аполлинарий Григорьевич, - заныл Марк. Вечно он терялся в присутствии старпома, сам понимал это, за это себя и ненавидел. - Посмотрел и все. Неужели я вас, соседа... - Вот что, - Аполлинарий убрал улыбку, - там еще кольцо было. Старое дрянное колечко. Оно ведь тебе ни к чему, правда? Мне тут партия компьютеров пришла, совсем дешевых. Отдай кольцо, помогу наварить на перепродаже. Там хорошие деньги будут. Не прохлопаешь ушами - на однокомнатную квартирку хватит. Понял? Марк понял. Все, о чем он мечтал когда-то, могло осуществиться в одно мгновение, скажи он только правильное слово. Но будто бес толкнул его в бок. Сколько раз он потом жалел об этом. - Ничего не брал, - упрямо выдавил он, хотя в голове пронеслось: "Хана тебе, парень. Слопает теперь старпер-старпом, не подавится". - Как знаешь, - Аполлинарий отвернулся и, казалось, потерял к Марку всякий интерес. - Иди себе с богом. - Клянусь, Аполлинарий Григорьевич, не брал ничего. - Иди, иди. Старпом вновь начал шарить в мешке. Марк вышел, предчувствуя, что былые неприятности могут вскоре показаться ему детскими радостями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
