Антон Семенович Макаренко
ФЛАГИ НА БАШНЯХ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. ЧЕЛОВЕКА СРАЗУ ВИДНО
Началась эта история на исходе первой пятилетки.
От зимы остались корки льда, прикрытые от солнца всяким хламом: соломенным прахом, налетами грязи и навоза. Поношенный булыжник привокзальной площади греется под солнцем, а между булыжником просыхает земля, и за колесами уже подымаются волны новенькой пыли. Посреди площади — запущенный палисадник. Летом в палисаднике распускаются на кустах листья и бывает похоже на природу, сейчас же здесь просто грязно, голые ветки дрожат, как будто на земле не весна, а осень.
От площади в городок ведет мостовая. Городок — маленький, случайно попавший в географию. Многие люди о нем и совсем не знали бы, если бы им не приходилось делать пересадку на узловой станции, носящей имя города.
На площади стоит несколько ларьков, сооруженных еще в начале нэпа. В сторонке — почта, на ее дверях — желтая яркая вывеска. Возле почты скучают две провинциальные клячи, запряженные в переоксившиеся экипажи — линейки. Движение на площади небольшое — больше проходят железнодорожники с фонарями, кругами веревки, фанерными чемоданчиками. Рядок будущих пассажиров — крестьян сидит на земле у стены вокзала, греется на припеке.
В сторонке от них расположился в одиночестве Ваня Гальченко, мальчик лет двенадцати. Он грустит у своей подставки для чистки сапог и щурится на солнце. Подставка у него легонькая, кое-как сбитая из обрезков, видно, что Ваня мастерил ее собственноручно. И припасу у него немного.
У Вани чистое бледное лицо и костюм еще исправный, но и в лице и в костюме уже зародился тот беспорядок, который потом будет отталкивать добрых людей на улице и неудержимо привлекать на сцене или на страницах книги. Этот процесс байронизации Вани только-только что начался — сейчас Ваня принадлежит еще к тем людям, которых не так давно называли просто «хорошими мальчиками».
Из-за палисадника, описывая быструю, энергичную кривую, картинно заложив руки в карманы пиджака, щеголяя дымящейся в углу рта папиросой, вышел здешний молодой человек и прямо направился к Ване. Он поддернул новенькую штанину, поместил ногу на подставке и спросил, не разжимая зубов:
— Желтая есть?
Ваня испугался, поднял глаза, ухватился за щетки, но тут же увял и растерянно-грустно ответил:
— Желтая? Нету желтой.
Молодой человек обиженно снял ногу с подставки, снова заложил руки в карманы, презрительно пожевал папиросу.
— Нету? А чего ты здесь сидишь?
Ваня развел щетками:
— Так черная есть…
Молодой человек гневно толкнул носком ботинка подставку и произнес скрипящим голосом:
— Только голову морочите! Черная есть! Ты имеешь право чистить?
Ваня наклонился к подставке и начал быстро складывать свое имущество, а глаза поднял на молодого человека. Он собрался было произнести слова оправдания, но в этот момент увидел за спиной молодого человека новое лицо. Это юноша лет шестнадцати, худой и длинный. У него насмешливо-ехидный большой рот и веселые глаза. Костюм старенький, но все-таки костюм, только рубашки под пиджаком нет, и поэтому пиджак застегнут на все пуговицы и воротник поднят. На головке клетчатая светлая кепка.
— Синьор, уступите очередь, я согласен на черную…
Молодой человек не обратил внимания на появление нового лица и продолжал с надоедливой внимательностью:
— Тоже чистильщик! А документ у тебя есть?
Ваня опустил щеки и уже не может оторваться от гневного взгляда молодого человека. Раньше Ваня где-то слышал, какое значение имеет документ в жизни человека, но никогда серьезно не готовился к такому неприятному вопросу#1.
— Ну? — грубо спросил молодой человек.
В этот печальный момент на Ваниной подставке опять появилась нога. На ней очень древний ботинок светло-грязного цвета, давно не пробовавший гуталина. Вследствие довольно невежливого толчка молодой человек отшатнулся в сторону, но толчок сопровождался очень вежливыми словами:
— Синьор, посудите, никакой документ не может заменить желтой мази.
Молодой человек не заметил ни толчка, ни вежливого обращения. Он швырнул папиросу на мостовую и, порываясь ближе к Ване, оскалил зубы:
— Пусть документ покажет!
Обладатель светло-грязного ботинка гневно обернулся к нему и закричал на всю площадь:
— Милорд! Не раздражайте меня! Может быть, вы не знаете, что я — Игорь Черногорский?
Наверное, молодой человек действительно не знал об этом. Он быстро попятился в сторону и уже издали с некоторым страхом посмотрел на Игоря Черногорского. Тот улыбнулся ему очаровательно:
— До свиданья… До свиданья, я вам говорю! Почему вы не отвечаете?
Вопрос был поставлен ребром. Поэтому молодой человек охотно прошептал «до свиданья» и быстро зашагал прочь. Возле палисадника он задержался, что-то пробурчал, но Игорь Черногорский в этот момент интересовался только чисткой своих ботинок. Его нога снова поместилась на подставке. Ваня весело прищурил один глаз, спросил:
— Черной?
— Будьте добры. Не возражаю. Черная даже приятнее.
Ваня одной из щеток начал набирать мазь. Героическое столкновение Игоря Черногрского с мололым человеком нравится Ване, но он спрашивает:
— Только… Десять копеек. У вас есть десять копеек?
Игорь Черногорский растянул свои ехидные губы:
— Товарищ, вы всем задаете такой глупый вопрос?
— А есть десять копеек?
Игорь Черногорский ответил спокойно:
— Десяти копеек нет.
Ваня с тревогой приостановил работу:
— А… сколько у тебя есть?
— Денег у меня нет… Понимаешь, нет?
— Без денег нельзя.
Рот у Игоря удлинился до ушей, и в глазах изобразился любознательный вопрос:
— Почему нельзя? Можно.
— Без денег?
— Ну, конечно, без денег. Ты попробуй. Очень хорошо получится.
Ваня взвизгнул радостно, потом прикусил нижнюю губу. В его глазах загорелось настоящее задорное вдохновение.
— Почистить без денег?
— Да. Ты попробуй. Интересно, как получится без денег.
— А что ж? Возьму и попробую…
— Я по глазам вижу, какой ты человек.
— Сейчас попробую. Хорошо получится.
Ваня бросает на клиента быстрый иронический взгляд. Потом он энергично принимается за работу.
— Ты беспризорный? — спросил Игорь.
— Нет, я еще не был.
— Так будешь. А в школу ходишь?
— Я ходил… А потом они уехали.
— Кто? Родители?
— Нет, не родители, а… так. Они поженились. Раньше были родители, а потом…
Ване не хочется рассказывать. Он еще не научился с пользой реализовывать в жизни собственные несчастья. Он внимательно заглядывает на потрепанные задники ботинок Игоря.
— Коробку эту сам делал?
— А что? Плохо?
— Замечательная коробка. А где ты живешь?
— Нигде. В город хочу ехать… Так денег нет… сорок копеек есть.
Ваня Гальченко рассказывает все это спокойно#2.
Работа кончена. Ваня поднял глаза с гордостью и юмором:
— Хорошо получилось?
Игорь потрепал Ваню по русой взлохмаченной голове:
— А ты пацан веселый. Спасибо. Человека, понимаешь, сразу видно#3. Поедем вместе в город?
— Так денег нет… Сорок копеек.
— Чудак. Разве я тебе говорю: купим что-нибудь? Я говорю: поедем.
— А деньги?
— Так ведь ездят не на деньгах, а на поезде. Так?
— Так, — кивнул Ваня размышляя.
— Значит, нам нужны не деньги, а поезд.
— А билет?
— Билет — это формальность. Ты посили здесь, я сейчас приду.
Игорь Черногорский достал из кармана пиджака какую-то бумажку, внимательно ее рассмотрел, потом подставил бумажку под лучи солнца и сказал весело:
— Все правильно.
Он показал на здание почты:
— В том маленьком симпатичном домике есть, кажется, лишние деньги. Ты меня подожди.
Он проверил пуговицы пиджака, поправил кепку и направился не спеша к почте. Ваня проводил его внимательным, чутб-чуть удивленным взглядом.
2. ТРИ ПИРОЖКА С МЯСОМ
В кустах станционного палисадника стоит шаткая скамья. Вокруг скамьи бумажки, окурки, семечки. Сюда пришли откуда-то все тот же здешний молодой человек и Ванда Стадницкая. Может быть, они пришли из города, может быть, с поезда, а скорее всего они вышли вот из-за этих самых тощих кустов палисадника. У Ванды калоши на босу ногу, старая юбчонка в клетку и черный жакет, кое-где полинявший и показывающий желтую крашенину. Ванда очень хорошенькая девушка, но заметно, что в ее жизни были уже тяжелые неудачи. Белокурые ее волосы, видно, давно не причесывались и не мылись; собственно говоря, их нельзя уже назвать белокурыми.
Ванда тяжело опустилась на скамью и сказала сонным, угрюмым голосом:
— Иди к черту! Надоел!
Молодой человек дрогнул коленом, поправил воротник, кашлянул:
