Сквер Алексей
Слепень
Вечерние новости досмотреть не удалось, но Михаил даже не успел испытать обычного раздражения от смены темы на экране телевизора. Его всегда бесило неожиданно-ожиданное включение рекламы посреди просмотра. Раздражение на уродов, вплетающих навязчивые ролики про продолжающийся Новый Год в доме пидоров, торгующих косметикой (например), или показ ёбнутого во всю голову плюшевого оборотня, ворующего у не менее пизданутой девочки в красной панамке говносыр, не купировала даже возможность перекура. Обычно, Михаил начинал скакать с канала на канал, в поисках чего-нибудь более интересного, чем инфа о мягкой туалетной бумаге, которую лучше всего стирать отбеливателем. (ролики так быстро менялись, что в голове после них оставалась именно такая каша… минута эфира стоит недёшево вот и лепят чёрти-что на голову друг другу… калейдоскоп говна разной крепости и концентрации).
Просмотр вечерних новостей за ужином (ставший уже традицией) как раз таки не сулил перерывов на всякую херню, поэтому и был в его, Михаила, рейтинге на первом месте.
И вот на тебе, получи фашист гранату, что называется. Изображение кабинета министров, с натужно мычащим о грандиозных проектах и выделении на них просто космических средств, премьером, пошло рябью. Потом картинка сменилась хаосом чёрно-белой пурги, прямо таки эмблемой нашего времени, и затем уже, выдало мерзкую тонкогубую харю с оттопыренными ушами, водянистыми глазами и ёжиком седеющих волос.
Михаил, хотел, было по инерции матернуться и переключить канал, однако рука уже нашарившая пульт, так и застыла. То, что понесла эта харя неожиданно густым басом к нему в дом, просто вываливалось за рамки окружающей реальности. Само прерывание новостей на центральном канале уже было из ряда вон выходящим событием (не реклама сраная какая-нибудь). На это стоило посмотреть.
Меж тем харя переспросившая у кого-то невидимого раза три «Мы в эфире?..Точно??.. Точно в эфире??..Да хрен с ним с Сибирью, нас Европейская часть видит?? Точно??» уставилась прямо на ужинающих Михаила с женой и поздоровалась.
— Здравствуйте, дорогие соотечественники, гм… — потом опять перевела взгляд куда-то поверх голов телезрителей и переспросила «меня хорошо будет слышно??» на этот раз даже послышался едва различимый ответ, «..говорите… Михаил Алексеевеч… вас слышит и видит полстраны… но у нас очень мало времени». «Хорошо!» — громко ответил Михаил Алексеевич и опять уставился прямо перед собой (в предполагаемую аудиторию).
— Моя фамилия Комышев… эээ… меня зовут Михаил Алексеевич и я являюсь… чёрт… всё это не суть важно… Друзья, мне предоставлена возможность изменить судьбу человечества… гм… стереть грани так сказать… В общем у меня мало времени и я перехожу к сути своего… — взгляд опять скакнул поверх голов телезрителей —..эээ НАШЕГО заявления… так сказать подарка всем обитателям нашей планеты. Если вкратце, то я открыл так называемое М-излучение. На его волнах мы с вами, дорогие мои, МЫСЛИМ — Михаил Алексеевич явно начал волноваться, и к его речи добавилась жестикуляция. Он сцепил перед собой руки в замок, и стал на различный манер заламывать себе пальцы — Понимаете? То есть, наши с вами мысли… эээ впрочем, не только наши, но и животных… да-да животных… и даже некоторых птиц… эээ. я думаю что и морских обитателей… ммм. тех же дельфинов скажем…
В кадр ворвался волосатый субъект в очках лет 27–30-ти, одетый в джинсовую рубаху, на которой ярко-зелёными нитками был вышит пацифик.
— Михал Алексеевич, позвольте мне… у нас нет времени. — И, уже обращаясь к публике, затараторил скороговоркой.
— Чаша терпения здравомыслящих людей переполнена. Слава богу есть ещё светлые головы среди нас — Патриотов Человечества… Граждан Мира… Нас заставляют убивать наших собратьев, бездумно уничтожать друг друга и природу, убивать наших меньших братьев животных и есть их мясо. Этому пришёл конец. Бесповоротный и навсегда. Благодаря разработкам доктора Комышева, удалось открыть механику передачи мысли. Каждый человек, большинство животных, рождается с уже заведомо возможным даром телепатии. И доктор Комышев нашёл возможность пробуждения этой способности простым воздействием на мозг. Это безболезненно и как всё гениальное просто. Мы сможем читать мысли друг друга. Мы теперь сможем читать мысли животных, и это не шутка!! В данный момент, разработанный доктором Комышевым импульс уже… через спутники… прямо сейчас транслируется на землю… процесс необратим!! Благодаря этому импульсу мы с вами перейдём на новую ступень эволюции… И теперь мы посмотрим как эти ублюдки — голос волосатого стал срываться на фальцет и опешивший от просматриваемой передачи тёзка сбрендившего доктора даже увидел как у волосатого в запале пламенной речи летит слюна — как эти мрази, именуемые себя политиками и бизнесменами… как эти мясники теперь смогут навязать нам, нормальным людям, свою жестокость… свою модель мировоззрения, где есть место бессмысленным убийствам ради наживы или ради шкур и меха… как они теперь смогут навязать нам поедание мыслящих существ… эти каннибалы…
— Витя, не волнуйтесь так — Михаил Алексеевич, мягко взял Волосатого за плечо — я же вам говорил, мы не преследуем цели кому-то мстить или кому-то сделать плохо, мы меняем мир, мы дарим свободу всем обитателям планеты Земля!
— Вот именно доктор… — обратился уже к Михаилу Алексеевичу Волосатый (Витя), в этот момент что-то произошло, не попадающее в поле зрения объектива, но отлично видимое выступающей парочке. И доктор, явно спеша, попытался выкрикнуть телезрителям нечто вроде «Добро пожал..», после чего послышались какие-то вопли, раздался грохот, динамик телевизора выдал пердяще-завывающий звук и картинка резко сменилась на уже почти уснувший кабинет министров под монотонное бурчание премьера, перемежаемое щелчками и вспышками фотоаппаратов.
— Ни фига себе — уставившись на жену, пробормотал Михаил, начиная осознавать, что во время трансляции эфирных террористов даже забыл, что сидит с набитым макаронами ртом, получилось «Нифика щипе».
— Ой, Миш, да ну их на фиг, ты бы лучше сказал когда маме рассаду на дачу отвезёшь. — фыркнула в ответ жена, её вообще мало что интересовало кроме мамы, дочери и журналов по кройке и шитью типа всякой «Бурды» и подобного ему говна.
— Ты что? Совсем дура??? Ты хоть понимаешь, что они говорили??
— Миша, ну ты чего? Ерунду говорили… сумасшедшие какие-то… особенно этот волосатый… ну прям маньяк какой-то… и их поймали вроде бы ведь…
«Симпатичный мальчик».
— Кто??
— Что??
«Вот ведь овца тупорылая!»
— Это я овца??
Вдруг практически без перехода Михаил почувствовал приятный вкус шёрстки на зубах… ммм… он держал кошечку за холку и пристраивался к ней, выгибающей спинку, взмуркивая от нетерпения… какой-то частью сознания он отстранённо понимал, что это невозможно, но эрекция говорила сама за себя, он хотел кошку!!!
Собраться получилось не сразу…жена плевалась и шипела — «Какая гадость». Михаил выбежал из кухни (где-то на задворках сознания продолжая шпилить одуряюще пахнущую кошечку) и в комнате… ну так и есть… Мотя опять трахал их плед.
— Бляяяяяяя… а ну пошел отсюда скот… — рука не успела достать животину. Мотя, как чуя (а может не просто чуя?? может ЗНАЯ??) рванул с места…. но это уже не интересовало Михаила, потому что за стеной ротвейлер по кличке Дик вгрызался в горло своему хозяину Сергею (соседу Михаила) и теперь Дик стал вожаком маленькой стаи которою возглавлял Сергей, а Михаил чувствовал кровь собутыльника соседа во рту и хищно раздувал ноздри, стараясь уловить её запах.
События накатывались комками. И, тем не менее, рациональное успевало осаживать вопящую от ужаса упорядоченность мироощущения.
«Нюрка!!»
Вообще-то дочь звали Соней. Но так уж повелось Соня-Сонюра-Нюрка. В каждой семье, наверное, есть такие маленькие абсолютно безобидно-родственные имена-украшения любви к близкому человечку. Нюрке было пять, и в данный момент, по идее, она должна была спать. Михаил рванул в комнату дочери.
Не часто нас что-то прорубает. Какое-нибудь зрелище. До ступора, до щемящего ощущения давно забытого где-то в детстве удивления, чему-то безумно красивому и доселе невиданному.
В комнате дочери был, даже при включённом ночнике… было, чуть ли ни северное сияние. Конечно, никакого сияния не было, просто Нюрка спала на спине, а вбежавший Михаил «видел» или «чувствовал», да скорее и то, и то — чувствововидел, как от лица дочери, из района глаз и лба, вверх поднимался ровный цветастый столб ярких красок.
«Спит. И… видит сны…я вижу её сны!!! Ахуеть».
— Боже, что с ней?? «Моя девочка» — за спиной Михаила обозначилось движение. Он тут же резко повернулся кругом и, прижав палец к губам, зашипел:
