Алафер Бёрк
Никому не говори
Посвящается моей свекрови,
Элли Хэтчер Симпсон
Спасибо вам за ваше имя и вашего сына (в обратной последовательности)
Часть I
Джулия
Глава 1
«Вторая попытка: Признания бывшей жертвы, пережившей трагедию»
3.14 утра
Прошло уже двадцать лет, но сегодня утром в три четырнадцать я закричала во сне. Вероятно, я и не поняла бы, что закричала, если бы меня не толкнул в бок локтем муж — мой терпеливый, любящий поспать муж. Он кое-что подозревает, но точно не знает о причинах ночных страхов своей жены, поскольку жена никогда не рассказывала ему о них.
Муж прихлебывал остывающий кофе, и по его лицу блуждало смутное сомнение, в то время как я налила себе кофе и поставила на стол кофейник, чтобы он пополнил содержимое своей чашки. Сомнение не в отношении причин моих криков — он уже давно привык к ним, — а по поводу того, нужно ли поднимать эту тему. Стоит ли заговаривать с ней об этом? Не лучше ли оставлять некоторые вещи в подсознании?
В этот момент я так любила его — за его любовь и бережное отношение ко мне, — что не позволяла ему говорить на болезненную для меня тему. И я сказала мужу, что мне хотелось бы просмотреть вместе с ним газету и обсудить заголовки, прежде чем он отправится на работу.
Я закричала этим утром в три четырнадцать, потому что двадцать лет назад — больше половины прожитой мною жизни — в мою детскую спальню вошел человек, который навсегда изменил мою судьбу. Я не слышала, как он открыл дверь, но каким-то образом догадалась о его присутствии. Может быть, из-за серебристого луча света, проникшего в комнату вместе с ним. Или же я просто знала на протяжении нескольких месяцев, что этот момент наступит однажды ночью — рано или поздно. Когда я открыла глаза, он закрыл за собой дверь. Нежеланный, но не неожиданный.
Помню, я ждала, что он скажет что-нибудь, придумает какой-нибудь сомнительный предлог для своего пребывания в моей комнате или даже, может быть, попытается банально флиртовать со мной, представив дело так, будто мы занимаемся чем-то недозволенным. Но он ничего не сказал, а лишь молча прошел от двери к моей кровати, преодолев это расстояние четырьмя шагами. Очевидно, я не заслуживала того, чтобы тратить на меня слова.
Помню, мне хотелось кричать. Хотелось бить его до тех пор, пока он не испустит дух. Но вдруг у меня возникло впечатление, будто в глубине души я уже приняла решение. Точнее, в тот самый момент было ощущение, словно это решение принято за нас: за меня, находящуюся в комнате, и реальную меня, наблюдающую за происходящим со стороны. Ни одна из нас не стала бы кричать. Мы не стали бы защищаться, а просто смотрели бы на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке, ожидая окончания этой ночи.
Помню, я смотрела на дисплей часов и думала об этих красных квадратных цифрах, составленных из различных комбинаций семи прямых линий, образующих два квадрата. И дисплей в тот самый момент показывал «3.14» — три четырнадцать утра.
Это были те самые цифры, которые дразнили меня с ночного столика, после того как муж толкнул меня локтем в бок. Увидев их, я пожалела, что он не дал мне возможности кричать во сне. Ему было невдомек, что в определенной степени мое тело и мои мысли все еще принадлежали тому человеку и той ночи.
Минуло двадцать лет с тех пор, как я смотрела на дисплей тех старых часов. Спустя десять лет я вышла замуж за мужчину, готового не замечать мою склонность время от времени рыдать в минуты близости. Семь месяцев назад я решила, что в достаточной степени пришла в себя, чтобы начать вести этот блог. Сто сорок три поста о моем опыте пережившей несчастье женщины. Семьдесят две тысячи восемьсот девяносто слов.
И, закричав этой ночью в три четырнадцать, я снова почувствовала себя жертвой.
Но своему любимому мужу, допивавшему кофе, перед тем как отправиться на работу, я могла сказать лишь следующее:
— Мне приснился дурной сон. Наверное, о том, что произошло со мной в молодости.
Поцеловав его на прощание и проводив взглядом, пока он спускался по ступенькам крыльца нашего дома с портфелем в руке, я поднялась по лестнице и села за стол, чтобы написать правду, которую до сих пор не могу открыть любящим меня людям даже по прошествии двадцати лет.
По словам женщины, она начала вести блог семь месяцев назад. «Вторая попытка: Признания бывшей жертвы, пережившей трагедию». Уже само название кричало о самооправдании.
Неудивительно, что она не поленилась сосчитать отдельные посты и даже слова. Да, женщина относилась именно к этому типу. Она была горда и надменна.
Блог начинался как анонимный проект, но данный конкретный читатель точно знал, кто написал 72 890 слов этой откровенной исповеди, имевшей целью дать выход испытываемым автором чувствам. Читатель просмотрел текст вплоть до раздела комментариев в нижней части экрана, пропуская вполне предсказуемые замечания, вне всякого сомнения исходившие от привязанных к дому отцов семейств, страдающих от избыточного веса, следивших за этими бредовыми женскими откровениями. «Держись, девочка». «Пиши каждый день». «Спасибо за твою честность».
Данные комментарии были наиболее отвратительны, поскольку содержали благодарность этой женщине за то, что она питала иллюзии относительно своей способности проникать глубоко в суть собственного бытия и побуждала других людей, в еще большей степени достойных сожаления, читать ее послания и восхищаться ею.
Читатель посмотрел на свободное окно на экране компьютера и начал набирать текст:
«Если ты считаешь, что ночь двадцать лет назад была плоха, подожди и увидишь, каковы мои планы. Ты не запомнишь ни одного показания времени на часах. Может быть, день на календаре, если тебе повезет. Может быть, неделю. Или, может быть, я задам тебе работу на месяц. Одно я знаю твердо: ты не доживешь до того момента, когда сможешь написать об этом».
Щелчки от ударов пальцев по клавиатуре были столь частыми и звучными, что печатающий не слышал приближающихся шагов, пока в экране ноутбука не отразилось второе лицо. Но было слишком поздно.
Глава 2
Элли Хэтчер приехала в Нью-Йорк, преисполненная определенных ожиданий. Находясь под впечатлением канонических образов Таймс-сквер, отеля «Плаза» и Эмпайр-стейт-билдинг, она предвкушала восторг от ярких огней, рядов величественных небоскребов, широких тротуаров, до предела заполненных одетыми в костюмы бизнесменами с портфелями, и непрерывного гула клаксонов, сирен и строительных механизмов.
Теперь же, прожив здесь больше десяти лет, Элли знала, что эти канонические образы — представление о Нью-Йорке, свойственное исключительно туристам. За пределами кинематографической версии Нью-Йорка большинство его жителей вели размеренную жизнь на мирных улицах, погружаясь в безумие гигантского мегаполиса только в случае необходимости.
Это утро застало ее на Бэрроу-стрит среди узких, обрамленных деревьями диагоналей, образующих Вест Виллидж. Элли всегда мечтала жить в этом районе, уютно разместившемся между парком Вашингтон-сквер и рекой Гудзон, удаленном от деловой суеты Файнэншл-дистрикт и центра города и защищенном от выхлопных газов и шума, исходящих от автомобилей, которые выстраивались в очередь на мостах и в туннелях.
Но сегодня в этом очаровательном месте воцарился своего рода хаос. С годами Хэтчер привыкла к такого рода безобразию: полицейские автомобили, пожарные машины, кареты «Скорой помощи», сотрудники полиции в униформе, отрывисто разговаривающие по закрепленным на плечах радиостанциям, люди в штатском и криминалисты, собирающие улики. Это был хаос места преступления, огороженного желтыми лентами, которые отделяли норму от аномалии.
До слуха Элли донеслись обрывки фраз собравшихся зевак. В сопровождении своего напарника Джей Джея Рогана она подошла к ограждению.
— Что здесь происходит? Снимают фильм?
— «Закон и порядок», я думаю. Не тот, привычный, — его вроде как закончили. Но, кажется, здесь все еще что-то снимает Специальный отдел по работе с жертвами насилия, новое элитное подразделение Департамента полиции Нью-Йорка, занимающееся расследованием преступлений на сексуальной почве. А может, это новое шоу — то, которое с блондинкой в шляпе.
Другой зевака обратил внимание присутствующих на блеск полицейских жетонов за ограждением.
— Видите? Все по-настоящему.
— Вроде бы это дом Гвинет Пэлтроу.
— Нет, она жила на Четвертой улице. И к тому же она продала этот дом несколько лет назад.
Элли поняла, откуда взялись все эти сплетни, после того как внимательно рассмотрела особняк, куда их вызвали. Четыре основных этажа плюс цокольный — этот особняк был вдвое больше других, расположенных в этом квартале.
