Степан Кулик
ВИТЯЗЬ. ЗАМОК ЛЮДОЕДА
Здесь ночью слышен крик совы,Здесь бродят привиденья.И странен вздох седой травыВ час лунного затменья.
К. Бальмонт
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
«Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут…»
Может, и тиха… Откуда мне знать, если здесь и страны такой нет, а до рождения автора стихов примерно четыре столетия с гаком. Неба, кстати, тоже почти не видать. Так что из всего перечисленного в наличии одни лишь звезды. Действительно яркие, но только изредка проблескивающие сквозь густую листву.
Трухлявый, поросший поганками пень разлетелся под ударом сапога, только ошметки во все стороны брызнули. Я проследил взглядом за самым большим куском, в два шага оказался рядом и с удовольствием зафутболил им вторично. К сожалению, гнилая древесина не оценила мастерского удара и вместо того, чтобы красиво залететь в просторный створ между парочкой дубов, издала чмокающий звук и большей частью размазалась по носку и подъему стопы. Как… В общем, понятно, как что.
Сплюнув от досады, выдрал клок широколистого папоротника, скомкал его и брезгливо отер сапог. Настроение, и без того паршивое, ухудшилось еще больше. Практически до абсолютного нуля по Кельвину.
— Морду бы набить кому-то, а некому… — пожаловался вслух, но никто меня не пожалел и даже не спросил о причинах.
Сгоняя злость, я саданул кулаком по ближайшему дереву. Но под руку подвернулся не безобидный бук или граб, а сосна, которая тут же, в отместку, не только измазала мне костяшки живицей, но еще и обдала целым градом шишек и дождем из сухих иголок.
— Да елки ж палки! — мотая головою, принялся вытряхивать из волос непрошеные украшения. Но колючая и хрупкая хвоя упрямо путалась в существенно отросшей за последнюю неделю шевелюре и ни в какую не желала покинуть новое пристанище. Чем только усугубила минорный настрой.
Не, ну что за непруха? Жил себе тихо, мирно. «От сессии до сессии…» Почти никого, кроме как на ринге, не трогал. Так нет же, получи, деревня, трактор, распишись за паровоз. А всего-то делов: захотелось с симпатичной девушкой Ирой пообщаться поближе. В неформальной, так сказать, обстановке. И с этой незамысловатой целью поперся вслед за нею на какой-то глупый пикник с маскарадом — «ролевка» называется — в результате чего оказался черт знает где… В некотором царстве и таком же государстве. В медвежьей шкуре и с дубиной питекантропа в руках.
Черт — он, может, и знает, но мне объяснить не удосужился…
Впрочем, ладно. Везде люди живут. Огляделся, присмотрелся, приспособился. Одним словом, обустроился. И не конюхом каким-нибудь или свинопасом. Собственным замком обзавелся… Не вполне собственным, если честно. В последний момент настоящий хозяин обнаружился. Но мне и прав освободителя-завоевателя для безбедной жизни за глаза хватило бы. А тоска заест из-за отсутствия Интернета и телевидения — можно поохотиться, разбойников погонять… Или с соседями за какую-то межу свару устроить. Благо время не мирное. Вот-вот война с крестоносцами грянет.
Даже девушка здесь обнаружилась, как две капли воды похожая на Ирину. На ту самую, которая рыжая и роковая…
И опять не срослось. Только теперь из-за Чички.
Нет, что ни говорите, но девушки — странный народ. Сама при каждом удобном случае давала понять, что я ей не безразличен. Более того — пару раз, улучив момент, целовалась так, что до сих пор губы болят…
Я непроизвольно прикоснулся ладонью и поморщился.
Нет, это уже не от поцелуев, а от пощечины. Девчонка с виду хрупкая, а вмазала так, что я чуть не поплыл. А за что? Я же все по высшему уровню организовал. Насколько это возможно в предложенных условиях.
Ложе медвежьей шкурой застелил. Да не местного, бурого разлива, а той, что с собою принес — белого, полярного. Круглей, между прочим, мне за нее баснословную сумму предлагал… Вина самого лучшего, которое только в замке отыскать удалось, в кувшин налил. Свечи зажег. Только лепестками роз не озаботился. Не нашел в округе. Шиповник один, да и тот уже отцвел.
В общем, подготовился к свиданию стильно и изысканно. Хоть оду слагай. Ну и пригласил девушку на рюмку чаю. О жизни будущего века пообщаться.
Главное ж, не отказалась, пришла. Зашла в комнату, оценила дизайн. Я, в дополнение к общему уюту и чтоб не потревожил никто, поперек двери элегантно уронил дубину и… заработал по морде.
Мог и второй раз схлопотать, но увернулся. Потом сдернул в сердцах с кровати медвежью шкуру, подхватил то, что под ноги попалось, то бишь дубину, и ушел. По-английски, без сцен.
Как выбрался из замка, куда брел — помню смутно. Обидно же… Е-мое… А главное, непонятно — за что? Ничего ведь не сделал…
Отпустило, когда вспомнил похожую сцену из «Кавказской пленницы». Остановился, огляделся и понял, что снова заблудился. К счастью, на этот раз только в пространстве. Но тем не менее даже примерно не представлял, куда идти дальше. Тем более ночью.
Трухлявый пень, так вовремя подвернувшийся под ногу, и все последовавшие за этим события помогли успокоиться и оценить трагикомизм ситуации.
— Каждый заблуждается в меру своих возможностей… — выдал очередную цитату из прошлой жизни.
Брести напролом, куда глаза глядят, смысла не имело, да и устал изрядно. Выбрал местечко посуше и без муравьев, завернулся в медвежью шкуру, пристроил башку под голову, дубину под руку и попытался уснуть. Свежий лесной воздух, тишина… Красота. Курорт и санаторий. Вот только сон никак не идет…
За последние дни столько всего случилось, такой круговорот событий, что оказаться с собой наедине не представлялось возможным ни на мгновение. Все время приходилось куда-то бежать, кого-то спасать, драться, убивать… Убивать мне нравилось меньше всего, но что поделать, если доброе слово не всегда действует на здешних обитателей, и очень часто вопрос ставится ребром. Либо ты, либо тебя.
Одним словом, не до рефлексий и прочих поисков смысла жизни. Как человеку, бегущему вниз по крутому склону… Думай не думай, главное — ноги успевай переставлять. Все равно внизу окажешься. Вопрос, в каком виде.
А вот сейчас не было счастья, так несчастье помогло — эта возможность и появилась. Лежи, гляди на звезды, хоть изредка, но пробивающиеся сквозь листву, и… Блин, а какой смысл? Сколько ни жалей себя — ничего не изменится. Так что лучше и не начинать…
Я повернулся на бок и, твердо намереваясь заснуть, закрыл глаза.
— А-а-а!
Совершенно дикий вопль разорвал ночную тишину, заставив меня вскочить на ноги.
— Что за…
— А-а-а! — вопль повторился и затих. Так кричать мог только человек. От жуткой боли или смертельной опасности.
Я какое-то время прислушивался, но ночь больше не хотела открывать свои тайны. Кто бы и по какой причине ни вопил, он умолк. Может, погиб, а может, потерял сознание.
Если бы крик был единственным, я так и остался бы на месте, по меньшей мере до утра. Но второй вопль указал направление, и кривить душой, делая вид, что ничего не происходит, я уже не мог. Тем более все равно встал. Да и дорогу в замок спросить у кого-нибудь не помешает.
* * *
Сперва учуял запах дыма, только потом расслышал голоса.
— Слышь, Филин, а монашек, случаем, не того? Не окочурился? — говорящий так отчаянно шепелявил, что я скорее догадался, чем разобрал смысл фразы.
— Не… Дышит. Сомлел от страха.
— А может, не брехал? И впрямь пустой?
— Окстись, Карзубый… — отозвался третий хриплым басом. — Чтоб у монаха хоть пары монет не нашлось. Ни в жизнь не поверю.
— Чего ж он в таком рубище? — не сдавался шепелявый. — Заплата на заплате. Только срам прикрыть.
— Жадный… Ничего, как пятки поджарим, сразу сговорчивее станет.
Дальше можно было не слушать. Увы, разбой на дорогах нынче обычное дело, поскольку времена, когда девственница с мешком золота могла пешком пройти всю страну, не опасаясь ни за свою честь, ни за деньги, если мне не изменяет память, канули в прошлое вместе с Чингисханом, лет эдак двести тому. А то и все триста. И если бы разбойник не упомянул о поджаренных пятках, вполне возможно, я не стал бы вмешиваться. Но в свете недавних событий к пытке огнем я отношусь с огромным предубеждением.
Черт… Ярость, может, и хороша в штыковых атаках, но в целом только мешает. Совсем чуть-чуть отвлекся, и уже потерял бдительность. И пяти шагов не сделал. Только обогнул пару деревьев, да чуть-чуть раздвинул руками кустарник, чтоб визуально оценить обстановку. Под ноги при этом, естественно, не посмотрел, и сухая ветка хрустнула с таким злорадством, словно только меня и поджидала.
Трое разбойников вскочили на ноги, как подброшенные. Один, покрепче телосложением, ухватился за суковатую дубину. Топорная работа… с моей музейной и рядом не валялась. Двое остальных выставили тесаки.
