Вера Колочкова
Прерий душистых цветок…
ЧАСТЬ I
1.
Ей снился запах. А еще – зеленая лужайка на даче, белая бабушкина шляпа и солнечный зайчик, пляшущий на боку медного таза с яблочным вареньем, горячий и пряный дух которого настырно проникал в ее сон, даже щекотал ноздри, и даже слышалась–ощущалась в нем отчетливо легкая волна корицы, которую бабушка всегда зачем–то добавляла в яблочное свое варенье. Выплывать ни из сна, ни из этого запаха вовсе не хотелось. Хотелось наоборот поглубже зарыться в одеяло, спрятать голову под подушку и еще хоть самую малую капельку пожить той, прежней, чудесной жизнью, когда была дача в Сосновке, когда бабушка была еще совсем здорова и варила себе в удовольствие варенье в медном тазу, наклоняясь к нему мягко свисающими полями большой белой шляпы…
И все же надо было вставать. Если полежать в этом счастье еще пять минут, то Петьке придется идти в школу без завтрака. А если полежать еще пять минут, то придется ему идти и во вчерашней несвежей рубашке, потому как погладить чистую с вечера не нашлось сил - свалилась спать, как убитая. С вечера, конечно, громко сказано, потому что «вечер» этот начинался для нее в три часа ночи, после возвращения с работы, если вообще работой можно назвать двадцатичасовое стояние у мойки на кухне большого кафе, да еще под грохот незамысловато–популярной музыки из зала, да еще под противно–прогорклый, но все равно кажущийся на голодный желудок таким аппетитным запах жарящихся на дешевом масле размороженных отбивных и бифштексов. Но зато «сутки через сутки», как называл все это безобразие Сергунчик, шустренький директор дешевого и популярного в округе кафе, зато сегодняшние «сутки» она проведет дома, с бабушкой и Петькой, и наверстает свое такое необходимое домашнее присутствие…
Василиса откинула одеяло и с силой сбросила ноги на пол. Они гулко бухнули тяжелыми пятками о тоненький матерчатый коврик, не желая никоим образом функционировать с оставшейся лежать на кровати второй половиной тела. Она, эта вторая половина, сопротивлялась будто до последнего свершающемуся над ней насилию. А чего еще от нее, бедной, можно ожидать после жалкого трехчасового ни–сна–ни–отдыха, да еще так досадно разбавленного дразняще–горячим , пришедшим из прошлого яблочным духом…..лочным духом. рошлого . можно Уперев кулаки в матрац, она оторвала наконец от подушки голову, встала с постели и, пошатываясь, пошлепала босиком в ванную, по пути с силой постучав кулаком в Петькину дверь. Ничего–ничего, сейчас и завтрак будет, и рубашка, и бабушкин утренний положенный туалет с железной уткой, мокрым полотенцем и добрым словом в поддержку…
Уже через полчаса они сели завтракать. Петька, пыхтя, притащил на самодельной грубой каталке, сделанной из старенького легкого кресла, бабушку из ее комнаты, героически вздохнул над тарелкой с порцией серой овсянки и щедро плеснул в свою чашку с чаем побольше молока – подсластил себе пилюлю немного…
— Вась, а когда мы стихи Колокольчиковой сочинять начнем? – деловито осведомился он у сестры, доедая свою порцию каши. – Который уж день обещаешь!
— Ой, Петь, ну вот давай сегодня вечером, а? Вот сегодня вечером – обязательно, слово даю! — виновато протянула в его сторону Василиса.
— А что, твоя Колокольчикова без стихов никак не проживет? – с улыбкой обратилась к внуку Ольга Андреевна. И, повернувшись к Василисе, тихо засмеялась: — Смотри, Васён, какие нынче пятиклассницы пошли – без стихов к ним даже и не суйся…
— Да, бабушка… — вздохнул в ответ Петька мечтательно. – Колокольчикова, она такая…
— Ну, что ж. Наверное, это и хорошо. Наверное, , вет Петька мечтательно. — и правильно. Не все еще потеряно в этом мире, значит…
— Ой, бабушка, ты хочешь сказать, в ваше время тоже девочкам стихи сочиняли, что ли? – удивленно уставился на нее Петька. – Если даже и сочиняли, так, наверное, про ерунду всякую! Когда это было–то, сто лет назад…
— Ну уж, скажешь, сто лет, — протянула обиженно Ольга Андреевна, усмехаясь потихоньку, — обидно даже и слышать от мужчины такое, знаешь…
Собственно, Ольга Андреевна и в самом деле не была совсем уж бабушкой как таковой, если рассматривать это к ней обращение как показатель женского возраста. Конечно, для внуков своих, Петра и Василисы, по родству она числилась этой самой бабушкой, но выглядела еще крепко и очень даже моложаво, несмотря на перенесенный год назад сильный инсульт, который прошел по ней, как она сама считала, издевательски–обидно: крепость эту самую да моложавость оставил, а вот ноги совсем практически умертвил. Лучше б, конечно, наоборот все, да что теперь поделаешь. Выбирать не приходится. Еще за то спасибо, что жива осталась. Когда сын ее Олег, отец Петеньки и Васены, погиб так нелепо от руки нанятого киллера, тоже думала, что жить не станет. Наверное, и всякая мать так думает, единственного сына теряя… Но ничего, выжила. Тогда хлопоты тяжелые да забота о судьбе внуков согнуться ей не позволили, потому что судьба эта со смертью ее сына и их отца совершила совсем уж крутой поворот — круче и некуда, и разделила всю их жизнь на прошлую и нынешнюю - вот эту вот, убого–безысходную. А огромная квартира в центре города, три дорогих иномарки, шикарная дача в Сосновке, Василисина гимназия до восьмого класса с пятью языками и Петенькина престижная начальная лесная школа остались в прошлом, в болезненных только воспоминаниях. А после похорон Олеговых выплыли, наехали на них сразу огромнейшие его долги, за которые его и убили, говорят. И откуда они вообще взялись, эти долги, непонятно было, да и не вникал особо в это никто. И то, повезло еще, можно сказать, что осталась им эта старая трехкомнатная квартира, которую за долги не отобрали потому только, что не приватизирована была – руки в свое время не дошли, и в которой им всем и пришлось вскорости поселиться. Да еще жена Олегова осталась, красавица Аллочка, совершенно не приспособленное к бедной жизни создание, бросившее Ольге Андреевне через год после смерти мужа детей на руки и отъехавшее по случаю срочного замужества через объявление в интернете в замечательный германский город Нюрнберг. Вот тогда с Ольгой Андреевной, после Аллочкиного коварного бегства, этот инсульт и приключился. Не вынес организм такой обиды. Да даже и не само по себе Аллочкино бегство ее доконало, а то именно обстоятельство, как обманула невестка своего жениха–немца: в анкете интернетской в графе о наличии детей поставила она аккуратненький такой прочерк, тем самым перечеркнув не только их присутствие в своей жизни, но и всю свою прошлую жизнь с ее сыном тоже как бы этим самым перечеркнув…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
