Энн Мэйджер
Я ищу тебя
Джини… Джини… Джини…
Я ищу тебя среди тысяч лиц.
Если слышишь меня – отзовись.
Только память твердит: «Слаще губ в ночи,
Чем у милой, мне не найти».
Мчат за днями дни,
Унесли они
Счастья сны и сердечный покой,
Мне осталась в удел только боль.
И опять ищу среди тысяч лиц.
Если слышишь меня – отзовись.
Сладость губ в ночи, когда сердце стучит,
Память, в сердце моем сбереги.
Джини… Джини… Джини…
Глава первая
Ближе к вечеру небо покрылось тучами, моросил дождь, температура январского дня едва ли была выше нуля. Сырость и холод еще больше, чем обычно, усилили беспорядок и неразбериху на дороге, которые и без того производили гнетущее впечатление. Однако Джини Кинг так часто ездила по этому шоссе, что даже не замечала ни пробок, ни уродливого однообразия окружающего.
Погруженная в невеселые размышления Джини замерзшими пальцами сжимала руль своего старенького голубого «валианта». Отопление не было включено, и от ее дыхания стекла автомобиля покрылись ледяным узором. Она наклонилась вперед и попыталась протереть рукой ветровое стекло.
Джини терпеть не могла то сражение, в которое ей приходилось вступать каждый раз, возвращаясь из Клиа-Лейк, где она преподавала английский язык в десятом классе, во Френдсвуд – «спальный» пригород Хьюстона, где она жила со своей тринадцатилетней дочерью Мелани. Но эта битва по дороге домой была привычной, одной из многих. Десять лет Джини работала в школе, ездила на работу и с работы, одна воспитывала ребенка и прилагала огромные усилия, чтобы ее скромного жалованья хватало на все.
Не так-то просто разведенной женщине преуспеть во всех делах. Сколько иронии в том, что наше время называют эпохой освобождения женщин!
Что-то под ржавеющим капотом «валианта» начало зловеще постукивать, возвращая мысли Джини к острым финансовым проблемам. «Господи, пусть этот звук не означает ничего серьезного!» – взмолилась она. Вспомнив о счете на большую сумму из гаража, Джини расстроилась. Хуже всего, если придется покупать новую машину, а ведь сейчас Мелани нужно поставить пластинку для исправления прикуса, да к тому же каждые три месяца покупать новую одежду (девочка растет на глазах). Джини не представляла себе, где достать денег.
Ветровое стекло беспрерывно запотевало, и ей приходилось время от времени протирать хотя бы небольшое окошко, чтобы можно было следить за движением.
Друзья сочувствовали Джини в ее трудностях, хотя статистика, приводящая количество бывших мужей, которые отказываются давать деньги на содержание ребенка, утверждала, что ситуация Джини отнюдь не исключительна. В комнате отдыха для учителей Люси Морено, ее лучшая подруга, которая была счастливой женой преуспевающего физика, занимающегося космосом, частенько заводила разговор о положении незамужних женщин в современном обществе. Она обожала высмеивать мужчин за то, что они заводят детей, а потом бегут от ответственности. Подруга много раз настаивала, чтобы Джини разузнала, где скрывается ее негодный бывший муж, но Джини только отмалчивалась, презирая себя за ложь.
Иной раз, оставаясь одна, Джини горько усмехалась. Если бы ее друзья узнали правду, они перестали бы сочувствовать ей. Для них это было бы как удар грома, пожалуй, к нему прибавилась бы и ревность. И появлялась предательская мысль: «Ты не похожа на других брошенных женщин. Тебе не нужно переносить трудности в одиночку!»
А потом ее снова охватывал прежний страх, и она говорила вслух, как будто пыталась убедить себя: «Но я переношу все одна. Да, переношу!»
В отличие от других разведенных Джини опасалась, что бывший муж найдет ее и станет помогать. Даже мысль об этом наполняла ее тем безымянным страхом, который заставил ее уйти от мужа много лет назад, хотя она очень любила его.
В свои тридцать два года, несмотря на многочисленные заботы, Джини выглядела молодой девушкой. При всей своей миниатюрности она была женственной и грациозной. Классической красотой она похвастаться не могла, но пышные вьющиеся каштановые волосы до плеч, огромные золотисто-карие глаза и выражение бесконечной нежности делали ее очень привлекательной, придавали ей очарование, которого частенько лишены гораздо более эффектные женщины. Она обладала красотой души и сердца, а не только прелестной наружностью. Люди тянулись к ней, такой доброй и внимательной, и все – мужчины, женщины и дети – были ее друзьями. Она обладала особым даром доброты, присущим только ей.
Однако сама о себе Джини была совсем другого мнения – считала себя заурядной личностью, скучной, занудливой работягой. Даже ее необыкновенная популярность среди подростков – учеников школы, где она работала, – никогда не казалась ей чем-то необыкновенным. «Просто люди очень одиноки в наш век», – повторяла она сочувственно.
Джини свернула на свою обсаженную деревьями улицу, а потом на длинную, мощеную подъездную дорожку. Один из мусорных баков выкатился на улицу. Велосипед Мелани лежал, забытый под дождем. Она вздохнула: ну почему Мелли никогда ничего не видит?..
Давно не стриженный газон, свежая газета на земле, возле неподметенного крыльца, и кучи мусора под навесом для машины бросились ей в глаза, и, как всегда, она постаралась сделать вид, будто не замечает всего этого.
Еще большую внутреннюю напряженность Джини ощутила, когда вышла из машины и подобрала испорченную газету. Она плотнее запахнула пальто – ее лихорадило. Нужно приготовить ужин, присмотреть, чтобы Мелани сделала все уроки и проверить контрольные работы, хотя она чувствовала себя такой усталой, что мечтала только лечь и забыть обо всем. Но, как и всегда, Джини знала, что надо спешить, если хочешь сделать хотя бы десятую часть неотложных дел.
Едва она открыла дверь, на нее обрушились звуки рока, значит, Мелани опять не подчинилась матери и смотрит по видео концерт рок-музыки, вместо того чтобы делать уроки. Черт побери! Почему эта девчонка не может…
Мысль так никогда и не завершилась. Зазвучала следующая песня, и низкий хрипловатый тягучий голос произвел на Джини такое действие, будто ее ударили под дых: исчезли все чувства, кроме ее собственного ответного влечения к этому человеку, которого она все еще любила, несмотря на горячее стремление забыть о нем. Прислонившись к притолоке, Джини ощущала, что ее душа в опасности. Почему она не может забыть его? Почему до сих пор воспоминания причиняют такую боль?
Слова песни преследовали ее, пока она, спотыкаясь, шла из полутемного коридора в гостиную. На этот раз, слишком расстроенная, она не заметила, что тетради и одежда дочери разбросаны на ковре и на стульях. Грязный носок свешивался с подоконника, будто его зашвырнули туда в сердцах. Кошка Саманта, как обычно, была в доме, хотя Джини не разрешала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
