Росоховатский Игорь
Сын
Игорь РОСОХОВАТСКИЙ
СЫН
Они стояли у входа в огромное полупрозрачное здание, отдаленно напоминающее аэровокзал конца XX века.
- Мы столько раз представляли, как он сделает первые шаги... проговорил старик. Он был сухощавым, подтянутым, стройнымным. Возраст выдавали только шея и почти совсем седые волосы.
- А теперь увидим, как Сын это сделает, и... перестанем представлять, - отозвался щуплый юноша-математик с птичьим профилем и насмешливым взглядом.
Широкоплечий, массивный, будто вытесанный из скалы мужчина повернул к нему голову:
- Так и не придумали, как его назвать?
Юноша кивнул на старика:
- Это прежде всего его Сын. Пусть он и даст ему имя.
Старик отрицательно покачал головой, и белая прядь волос упала на крутой лоб, разделив его на две половины.
- Расскажи еще раз о его руках и топодюзах. Ты это умеешь... О глазах, которые будут видеть то, что скрыто от нас, - с неожиданной нежностью попросил мужчина.
- А можешь сообщить, как он поступит в том или ином случае? спросил юноша, и в его словах был иронический намек. - Создатель это обязан знать. Своего рода техника безопасности.
Мужчина осуждающе покачал головой, а старик даже не повернулся. Он не отрывал взгляда от дверей.
Так и не убрав прядь волос со лба, он включил аппарат, висящий на груди. Теперь старика видели и слышали все люди Земли и те, что поселились на Марсе и Венере, на искусственных спутниках. Он проговорил в раструб аппарата хрипловатым, чуть прерывистым голосом:
- Сейчас вы увидите первое искусственное разумное существо, созданное в Объединенном научном центре. Мы условно назвали его Сыном, так как пока не придумали другого названия.
Некоторые сидящие у экранов вспомнили, что единственный сын старика погиб в первой экспедиции к земному ядру.
Дверь распахнулась. Из нее показался трехметровый богатырь. Его лицо нельзя было назвать ни красивым, ни прекрасным: в словарях Земли не было пока слов, чтобы передать эту красоту. Лучшие художники и скульпторы планеты создавали проект его облика, который биологам надлежало воплотить в искусственной неувядающей плоти.
Богатырь остановился перед тремя людьми - тремя из миллионов своих создателей. Они смотрели на него неотрывно.
Старик, словно бросая вызов природе, думал: "Ты обрекла меня на смерть, но я сумел -создать Сына бессмертным". В его глазах блеснуло воспоминание, которое он всегда носил с собой как амулет.
Прищурясь, мысленно рассматривая себя в воображаемом зеркале, юноша-математик размышлял:
"Эта тонкая шея, кривой нос и бескровные губы - подарок мне в день рождения от Ее Величества Природы. Она поскупилась на силу и на здоровье, решив, что потрудилась для меня предостаточно. Но могла ли она предвидеть, что я буду участвовать в создании Сына? Моя слабость и его мощь - это, пожалуй, самый большой парадокс из всех известных мне".
Мужчина супил густые брови, стоял неподвижно, еще больше напоминая каменное изваяние. И тяжелые, как камни, мысли ворочались в его голове: "Правильно ли мы поступили, вложив в его память все сведения об истории человечества? О войнах, о грабежах и порабощениях... Впрочем, разве нам оставалось что-нибудь другое? Вот мы создадим его собратьев. Они должны знать об ошибках людей, чтобы их не повторять. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Но, зная все это, как они отнесутся к нам? Как будут думать о нас? Если бы запрограммировать в них любовь к человеку... Жаль, что это невозможно. Сын и его собратья будут бороздить космос, заселять планеты. Необходимо дать им во всем право свободного выбора. И вот к чему это привело. Мы знаем больше, чем любой отец, схему организма Сына, но не знаем, что он о нас думает".
Старик поправил аппарат на груди и сказал, обращаясь к Сыну:
- Мы создали тебя, но не смогли дать тебе имени. Придумай его сам.
На несколько минут наступила тишина. Она протянулась незримой нитью, объединяя людей, от Земли до Луны, до искусственных спутников, до Марса и Венеры. Люди у экранов сидели молча, напряженно ожидая, что скажет Сын.
"Может быть, он захочет называться суперменом? - думал один из них. Что ж, он способен на большее, чем любой из нас1 Он может образовать вокруг своего тела энергетическую оболочку и свободно передвигаться в космосе. Он не боится ни высоких, ни низких температур. Может заменять свои органы или достраивать их. И создавать у себя новые. За секунду его мозг способен произвести миллионы сложнейших вычислений. Ему не страшны никакие болезни..."
Он вспоминал сиреневый ядовитый туман над пустыней и погибающих в конвульсиях товарищей. А он сам тогда не мог нарушить приказ и выйти из вездехода, чтобы умереть вместе с ними. Ему удалось увидеть в окуляре микроскопа то, что убило их, но было уже поздно...
Другой человек думал о Сыне: "Он имеет право называться Всемогущим, ведь он может почти все, что древние люди приписывали богу. Он сумел бы запросто решить и эти проклятые уравнения, из-за которых шеф называет меня медлительным, а я себя - тупицей".
Мерцали экраны - казалось, что мысли людей ударяют в них, выбивая серебристые искорки...
Старик терпеливо ждал, думая о своем. Он вспомнил день, когда сын и его товарищи уходили на "Белом кроте" к ядру Земли. По радио и телевидению много говорили тогда о "чуде техники" - землепроходной машине с защитным полем. Но и слыша все это, старик (впрочем, тогда он еще не был стариком) хорошо представлял себе тысячекилометровые толщи гранита, базальта, песка, глины, магмы, сквозь которые лежит путь хрупкой скорлупки с пассажирами, в миллионы раз более хрупкими и беззащитными, чем она. Почему он тогда не попробовал отговорить сына? По той же причине, по которой отец посылает сына в бой? Или из-за отцовской гордости - сестры честолюбия? Эта мысль мучит его по сей день, хотя прошло так много лет с той поры, как скорлупка с пассажирами осталась у ядра Земли.
Старик хорошо помнит: он пришел тогда в подзёмную лабораторию к Марии и увидел в ее руках ленту сейсмографа с зубцами колебаний, с круто взмывающими пиками и отвесными пропастями - отражением неровного пульса Земли. И ему показалось, что там отображен пульс его сына, донесшийся из глубин планеты. Может быть, именно тогда он и поклялся создать неуязвимого Сына, который пройдет там, где не мог пройти первый?
И он работал, не жалуясь на усталость, а когда ему казалось, что проблему не решить, вызывал в памяти ленту сейсмографа. И если находились сейчас люди, которые поверили, что он и в самом деле не мог дать названия своему детищу, то они ошибались. Дело было совсем не в этом - просто он ставил на пути Сына первое испытание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
