Болотников Сергей
За окном пусто
Сергей Болотников
За окном пусто
Снег, снег за окном. Мягкий пушистый и одновремнно колкий, жестокий. Снег метет, снег пдает, он заваливет окна, оседает толстым, мертвым слоем на подоконнике. Плохо видно, но вся улица тоже в снегу, и снег же танцует а слабом умирающем свете уличных фонарей. Свет колеблется играет, но уже не в силах охватить улицу, он уже не может отхватить свой кусок мостовой у тьмы. Он слаб, потому что на него нашлась большая управа чем ночь. а улицу приходит расвет. Слабый, зимний, красноватый, но он прогоняет тьму и ослабляет фонари. Фонари это знают. Они не сопротивляются и скоро погаснут. Их ночь прошла. о и она настанет вновь. Сероватый свет бьет в глаза, мешает уснуть, а с улицы несется надрывный рев сотен машин. Рев, гудки, скрежет шин по льдистой мостовой. Город. И его проклятье. Там, на улице машины несутся вперед. Вялые сонные водители за рулем. Они плохо видят, ведь стекла машин замороженны. И они несутся и нога у них давит на газ, и если они собьют кого нибудь на этой мотсовой. То это не их вина. Это вина города. И снега. Кручусь в постели, отчаянно пинаю ногами скомканное одеяло. еприятная, потная ткань, одеяло выбивается из простыни липким ворсистым языком, щекочет ноги, неприятно. Поверх одеяла еще и сероватое, тонкое одеяло, что сползло на бок и свешивается с кровати. Тяжелое, оно тянет вниз и остальное. Еще раз поворачиваюсь, засовываю руку под подушку. Так удобнее. Пусть под подушкой всего лишь голый, полосатый матрасс, с странными желтоватыми пятнами. Все равно, пусть простыня и сползла. Так удобней. Спать. Тяжелый утренний в который проваливаешься как в яму. В черную глубокую, и ты остнешься в ней надолго, может до двеннадцати, а может до трех. Иногда кажется, что кровать, это большая налитая чернью губка, в которую погружаются все твои сны. И чем больше ты спишь, тем сильнее она наполняется. Падают сны сквозь кровать, кошлмары и добрые, серые и цветные. Пусть говорят что цветные сны снятся только сумасшедшим. Я знаю - это не так. А кровать впитываих их, принимает в себя. А затем потихоньку испаряет, поднимает вверх серыми удиушливыми испарениями. И стоит теперь на нее лечь, как тебя тут же начинает клонить в сон. Тяжелый и серый, от которого трудно проснуться, даже если тебе в глаза бьет светлое майское утро. аверное это зима виновата. Или этот снег, что серый и пустой, что скрывает всю грязь и мерзость накопившуюся за лето. Снег играет в прятки, он не дает увидеть истину нашего мира. Снег пуст. Он Пустота. Жарко. Открыть ли форточку? Впрочем нет, шум машин прорвется сюда, заметается над потолком. С трещщиной в штукатурке. Он вонзится в уши, поднимет, уничтожит сон. Лучше уж терпеть жару, или еще что. Так тише, так лучше. адо ценить тишину в любом случает. Все равно надо вставать. Маленький красный будлиьник на полке. у почему же он так стрекочет? Почему он не был слышен этой ночью? Почему? Стук, стук, стук, - мерный механический ритм. Будильник неутомим, у него есть цель, и есть ради чего терпеть. Он отсчитывает минуты приходящего дня. И му наплевать что его стук отзывается тяжелыми уарами глубоко в мозгу. адо вставать. адо вставать и идти в новый день, пусть он и будет таким серым, хоолодным и равнодушным. Зима всегда равнодушна, и холодна. Пинаю простыню, и ощущаю как выбивается паралон из матрасса. ет, уже не уснуть, это маленькое красное чудище решило все таки меня поднять. Стукистукистук. евозможно же терпеть. а улице кто то орет. Мат разностиься вокруг. о с трудом пробивает оцепенелую утреннюю тишину. Все, сна больше нет. Он еще придет, попозже. Чуть чуть. Отпихиваю одеяло, и осторожно сажусь на краю кровати. В глазах плавает сероватый дымок сна. Сквозь него различаю себя. Утро, очередное хмурое утро. Пустое. Странное ощущение. Кажется голова отдельно от тела подвешенна на длинных серебристых нитях. Я вижу себя, но это не тело поддерживает рассудок. Сознание предпочитает плавать в стороне. Или в глубине, как вам угодно. Снег идет на улице. Снег идет и тут в сероватой дымке. Вижу как ноги самостоятельно ищут тапочки. Странно, я роде им это не приказывал. Пусть, так и надо. Пол холодный и деревянный, можно засадить занозу, если пройдешь голыми пятками. Шлепанца клетчатые, но внутри гладкие кожанные, жаль, хотелось бы немного уюта в это серое утро. Осторожно сжимаю голову руками, и окидываю взглядом пространство. Маленькая комнатушка. Крохотная, и дышать в ней нечем. Обилие мебели, потекшие желтоватые обои на стенах, и доски торчащие из-за каждого шкафа. Это реальность. В ней я живу и это не изменить. о почему же все так мерзко и чуждо с утра? Возле кровати оквре. Коричнево серый, и некая птица на нем падает. То есть возможно она должна взлетать или делать воздушный пируэт, но мне то всегда кжетя одно: Птица падает. Падает безостановочно, в бездонную серую пропасть, может быть заполненную колкими ледянными крупинками. Стол, стул. Компьютер в углу. Сейчас он выглядит грязным и потертым. Его не хочется касаться. Возможно он напоминает пустые бутылки на столе, что сотались после вчерашнего празднества. Потерявшие привлекательность, от одного вида которых тянет на рвоту. Сижу на кровати и пялюсь мутным взороом в глубину квартиры. Вспоминаю сегодняшний сон. Утренний, приснившийся перед самым рассветом. Во сне: Белые, белые улицы внизу. Сверху падает снег и окружающие дома мутны, нерезки. Они темны и холодны, и не одно световое окошкко не прерывает поврехность черного монолита. Стреляют собак. Я слышу резкие удары ружей. И испуганный агонизирующий вой попавших под дробь дворняг. Псы почти не умирают тихо, горе охотники не могут точно попасть. Собаки лают, воют и их истеричные вопли эхом возносятся к крышам черных, монолитных домов. Встрелы, выстрели и все меньше собак подают свой голос в снежную тьму. Во сне я выглядываю в окно. Там белый, снег, искрящийся под яркими лучами фонарей. Под их синим светом. Во сне фонари ярки как маленькие солнца. Синие и беспощадные. а белую искрящуюся пустоту выскакивает одиноая собака и я понимаю, что он осталась одна. Ее морда в крови а глаза безумно сверкают на фонари. Она останавливается посреди улицы и издает тоскливый надрывный вой. Последний, он тихо умирает наверху, в кружащейся тьме. И никто не отзывается, никто. Только одинокий вопль оставшейся без собратьев собаки. Так и мы периодически кричим. Только мы можем позволить себе кричать беззвучно.
Во сне, я отхожу от окна. Я боюсь, я знаю,что сейчас произойдет, я не хочу это видеть. Выстрел. И тишина. Може быть пустота, а затем грубый отрывистый смех. Лающие звуки прыгающие по стенам. Я понимаю. Что они хотят делать, они убили всех псов, а теперь хотят начать стрелять по окнам. Я знаю это, и боюсь, боюсь, что стекло сейчас разобьется. С тем я просыпаюсь, и сейчас, сидя на краю скрипучей, шаткой постели я помню лишь чернго пса, медленно кружащегося по ослептилеьной белизне. Странно. Что это может быть? адо вставать и идти, надо срочно приказать телу двигаться. Что же было вчера? Все тоже самое. ет, никаких попоек, я просто читал до трех ночи. Я совсем не хотел спать, наоброт, ближе к ночи я становлюсь активней. Я ночное существо. Вот почему так мучительны серые утра. Встаю, это удается легко, так что даже удивительно. Действительно, удивляюсь, мне казалось, что тело скованно тонким слоем ледовой корочки. Почему? Ведь на самом деле этого нет. Есть лишь серый рассвет и снег за окном. В два шага персекаю комнатушку и выхожу в большую. Здесь пазнет сыростью, но меня это не колышет. Куда сначала: в ванную или на кухню. Риторический вопрос, я не хочу есть, но мне сейчас нужна вода. Ковыляю на кухню. Кухня маленькая, из одних острых углов. Холодная, вон и форточка ботается, постукивает о стекло. Стук, стук, как будильник. У форточки тоже есть цель. Беру со стола бутылку с темной, выдохшейся давно газировкой. Деая глоток, два, горло обджигает и я давлюсь этой кислятиной. Во рту наконец начинает ощущаться вкус, он килсый резкий, и отдает тухлятиной. Смотрю на на жидкость в бутылке. Почему то похоже на кровь, но я знаю что это всего лишь вода, лишенная газа. Запиваю это все заваркой. Так то лучше, и вкус снова в пределах допустимого. Есть я конечно не буду, не до еды сейчас, да и не могу я по утра есть. Еда не жуется. Все хочется рукой подвигать челюсть, для улучшения процесса. Иду в спальню, натягиваю одежду. А затем неторопливо бреду в ванную. а пути меня все равно заносит, и я ударяюсь в щкаф. ичего, это зима. В ванной: останавливаюсь перед зеркалом, но не смотрю. абираю горсть пахнущей ржавчиной воды и осторожно полоскаю лицо. а зубную щетку смотрю с отвращением. Холодно, и почему то щетка кажется мне аналогом половой тряпки. Гадко. Поднимаю глаза и смотрю на себя. ичего нового, меня вообщем то не беспокоит мой внешинй вид. Только вот глаза, красные, отекшие, с мелкими прожлками в уголках. Странный взгляд, инетерсно, как я смотрюсь со стороны? Плевать. Выхожу из ванной, и в коридоре начинаю одеваться. адо идти. И пусть за окном пустота, я должен кое-как доползти до института. Дальше легче. атягивая одежду, вбиваю ноги в ботинки, тяжеленные, зимние. Твердые персональные гробики для ног, как их кто то обозвал. е помню кто, но я понимаю его. Тяжелый тулуп, что прямо сгибаюсь под его тяжестью. Рукавицы на руки. Я готов. Пакет, ии еще один пакет вннутри, краска на полиэтилене ободралась и являет миру причудливую головоломку цветных кусочком. Так и мир наш, он обшарпан, карска с енгтсыплется и исчезает в пустоте. И остается лишь снег. Выхожу на площадку и хлопаю дврью, все, она заперта. В это хмурое утро я вряд ли попаду в замок ключом. Спускаюсь вниз, оглядывая серые стены. а них мат, рисунки, все привычно, черный маркерные линии сливаются, плавятся в глазах. е до них сейчас. Толкая дыерь и выхожу. Вот я и на воле. Или в клетке побольше, это уж кто как считает. Падает серый безликий снег. Он пушистый, крупный, снега много. Много и народа на улице, такого же безликого. Серый тени, вот они кто. Серые тени бегут мимо, моментом скользят по тебе глазами, растворяются. Это не люди. Это прохожие. Когда нибудь ни придут домой, скинут тяжелую зимнюю одежду. Может тогда они обретут личность, станут сами собой. о пока они безлики, они уподобляются снегу. Иду вдоль по улице, ловлю снежинки на руковицу, скоро их станет много. Снег сегодня сухой и не лепится. Впрочем под колесами машин он все равно стаивает, обращается в липкую грязную кашу. У каши задача тепрь другая, она будет липнуть к колесам, пытаться тормозить машины, она будет казаться гадкой, и норовит обрызгать проходящго пешехода. Что ж, она имеет на это право, ведь каше уже никогда не стать вольной снежинкой. Каша не равнодушна. Она мерзка. Иду все дальше дальше, прохожие словно расступаются, сплошной поток маок, белзиликих лиц. Идется почему то тяжело, все время спотыкаюсь о снег. Да на троутаре снег та же каша, только здесь она хватает за ноги. Перебегаю дорогу перед самым носом у автомобиля. Иногда думаю, что будет если я неожиданно споткнусь? Если упаду под непрерывный железный поток машин. е думать об этом, я всегда прехожу осторожно. Это новая улица, она такая же серая но у нее есть отличие. а столбе, справа от дороги висит табличка: "Москва". Столица. Табличка указывает в глухую бетонную стену. Это смешно, и глупо. Москва рядом? ет. Москва далеко. Прохожу площадь, глядя себе под ноги. Люди здесь спешат они почти бегут, спотыкаясь на снежных завалах, и даже снег здесь другой. Он больше не падает лениво и спокойно. Он носится, рвется и бьет в лицо колючим кулаком. о ничего осталось недолго. За площадью парк с голыми деревьями, здесь неподалеку всегда пари канализация. Мерзкий запах, но он придает черно-белой улице хоть какую то тень реальности. Улыбаюсь, бреду вперед, и бессильно волочу пакет с тетрадями. Тослтые, в зеленой коже фолианты. Бред, я не собираюсь столько писать. Скорее всего из этих тетрадей я буду дергать листы по надобности. Серое небо сверху. Снег и лед под ним, это пож ногами. И холодно. Почему же так холодно? Впрочем я знаю: Холодно бывает и летом. Из даьнейшего, замечаю старый разбитый Москвич, стоящий вощзле приземитой девитеэтажки. Сколько стоит здесь эта машина, ободранная и помятая и снег на ней скопился полуметровым слоем. И лишь фара, как больной измученный глаз пялится на проходящих. Он хотел бы ездить, но с колесами вмерзшими в лед это невозможно. Прихожу в институт. Крупное, каменное здание, какое то квадратное, из илдних острых углов. Почему так. Отсорожно толкаю тяжелые стеклянные двери. Если толкнуть сильно , дверь можнт вернуться и сильно ударить. Может быть даже убить. Холодно, в вестибюле тоже холодно, и статуя Ломоносова слепо пялится на меня. Больше в помещении никого, странно. Почему так. Бреду к расписанию, нао узнать, что у нас сейчас. Бабка гардеробщица хмуро на меня косится, интересно за кого она меня принимает? ебось за наркаша какого? А что, вид у меня походящий, и даже движения замедленные. Только это не то. Просто сегодня все утро идет снег. Строчки расписания расплываются пред глазами. Бабка сздаи прожигает спину огненным взглядом. Прямо ненавидит, надо же, и за что только? Почему только лбди все такие? Пустота. Бедая пустота. Во что я вижу в расписании. Мучительно сосредотачиваюсь, всматриваюсь. о пустота не исчезает. ет ничего, сегодня первые две строчки пусты. Первая и вторая пара. Пусто, никого, и нет у меня никаких занятий влодь о двеннадцати. Тупо смотрю в расписание. Иногда строчик видны крисстатльно ясно, иногда все закрывет туман. Зачем я шел? Или все это было напрасно. Расписание черно-белое,бесстрастное, а в центре - пустота. Вот так, серая пустота. Утром и вчером. И завтра и была вчера, пустота. ичего сегодня нет, мог бы поспать гораздо попозже. Пусть и шум бы не помешал. Пожмаю плечами,мучительно хочется пить. И снова холодно. Бреду прочь, домой, домой, пуцсть там пыльно, но тепло. Почему то испытываю ощущения сродни отчаянию. Почему? Почему? - вот он главный вопрос. о ему не пробится сквозь снег. ичему нетпробиться сквозь снег. Прихожу домой. Идти дмой, это всегда мучительно. Ты хочешь добраться до него, скорей, перебриаешь ногами, но на самом деле ты двигаешься как вялая осенняя муха, идвижения твои, гасит снеговая каша. Дома. Снимаю тулуп и с облегчением скидываю ботинки. Каркасы, они натерали мне леву ногу, долго и упорно, и возможно добились своего, и теперь там будте мозоль. еважно, я знаю что мне теперь нужно. Подползая к компьютеру, бухаюсь на стул. ет, тепрь компьютер не выгялдит гадким. аоборот, он белый, он теплый, он друг. За ним хорошо. Щелкая выключателем и тихое гудение вентиллятора сразу заполняет душу покоем. Как просто, тихий гул, и скоро комнатушку заполнит теплый воздух. Вздыхаю. У меня есть противоядие от серых будней. Втыкаюсь в Виндоус, а затем в маленькое черное окошко логина. Пальцы елозят мышкой а мозг отдыхает. Модем надрывно хрипит, послыая частичку меня в далекие дали. Они не серые, цветные. Мне нужно поговорить, все рано с кем, и все равно о чем, любая тема прогонит серую, липкую, как сны в матрассе тоску. И может быть я смогу не заснуть. Втыкаюсь в чат. Странно ну тут сегодня только то то одни. Его имя странно. Присматриваюсь: "0". Просто ноль. Зеро. Вхожу сам, пальцы прыгют и выбивают на клавиатуре нервную дробь. -Привет 0. Что за странный никнейм. В ответи не приветствия. Фраза: -Обычный. оль серый, у него нету цвета. Я фиолетовый, всегда любил подобные цвета. -Может это абревиатура?- спрашиваю. -ет, это ноль, зеро, пустота. -Пустота? -Да, пустота. Что ты знаешь о пустоте? -В ней ничего нет. - печатаю я и рука на секунду зависает над enterом. -е всегда- говорит ноль- иногда бывает так что в пустоте что то есть. -Что же может быть в пустоте? -у например снег. - бесстрастные точки на экране, кто стоит за ними? Я бессильно смотрю в экран. Пустота? Что же за сегодня день? -А еще?- печатаю я. Руки бегают сами по себе, я лишь наблюдаю. -А еще люди. Город, ржавые машины. Еще это шумная площадь и умирающий на белом снегу пес. Пустота, это несбывшиеся надежды, это серый, плоский мир за окном. Вот еще какая бывает пустота? -Я понимаю, пустота бывает везде. Бывает она и в душе. о откуда это занешь ты? -Я знаю -чуть печально отвечает зеро- потому что я и есть ничто. -о ты же пишешь. Вот эти строчки на жкране, разве не так? -Да, строчки, то видимая часть пустоты. А за ними ничего нет. -о как ты можешь доказать? Как? -А ты проверь- говорит ничто, и исчезает. Я тихо сижу, на стуле, гудит компьютер и соединение вот вот оборвется. Связь плохая. Что я забыл еще зделать в это срое утро? Ах, да, я протягивю руку и она погружается в монитор. А затем я падаю лицом в экран. Я знаю что не ударюсь. А за стеклом и правда одна ПУС-ТО-ТА.
