Тихон Захарович Сёмушкин
Приключения Айвама
Последний урок тянулся особенно долго. Айвам почти не слушал, что говорит учительница, и, ёрзая на скамейке, поминутно глазел в окно.
— Айвам, что ты сидишь как на горячих углях? Сиди спокойно и слушай внимательно, что я объясняю, — строго сказала учительница. Айвам понурил голову и опустил карие глаза на изрезанную ножом крышку парты. Мальчик как бы превратился в костяного черноголового истуканчика, какие дядя Тэнмао вырезал из моржовых бивней, долго пролежавших на дне моря и оттого почерневших. Он сидел неподвижно, сложив руки на груди, как у костяных божков. Но, несмотря на строгое замечание учительницы, терпения его хватило ненадолго. Скосив один глаз, он опять заглянул в окно, освещённое снаружи луной.
Стояла пора полярной ночи, время, когда навага идёт вдоль берегов косяками. Ловля рыбы и беспокоила Айвама. Зайдёт луна, тогда не пойдёшь во льды половить рыбку.
Немного вытянутая голова Айвама, покрытая коротко остриженными волосами, словно жёсткой черной щетиной, с небольшой впадиной посредине черепа обращала на себя внимание. Мальчик казался серьёзным и озабоченным. Учительница посмотрела на него и хотела вторично сделать замечание, но тут прозвенел колокольчик, извещавший об окончании урока. Айвам перемахнул через парту и первым выбежал из школы, на бегу одеваясь в красиво расшитую меховую кухлянку.
Снежная тропинка к яранге проходила по гранитным камням, с которых ветер сдувал снег, и они чернели, как летом. Сокращая путь и прыгая с камня на камень, Айвам во весь дух мчался домой, сверкая пятками оленьих торбасов. От январской оттепели и наледи камни были скользкие. Мягкие торбаса с влажной лахтажьей[1] подошвой скользили по ним, и нужна была необычайная сноровка, чтобы бежать с такой скоростью и не расквасить себе нос. Но Айвам был отличный прыгун, он ни разу не споткнулся. В свои двенадцать лет он уже брал призы по прыжкам даже в соревновании со старшими мальчиками. И если бы не занятия в школе, он ходил бы на охоту за нерпой и кормил бы семью мясом, как его отец, давно уже погибший во льдах. Но теперь вот и рыбку половить некогда: в школу надо ходить. А как хорошо ловить рыбку навагу!
Луна, за которой следил Айвам, заменяла давно скрывшееся солнце. Айвам очень спешил; ведь скоро и луна — единственный источник света — скроется в торосах моря.
Так он вбежал, запыхавшись, в сенки своей яранги и, быстро приподняв занавеску мехового полога, передал матери школьную сумку. Затем, торопливо схватив со стенки яранги рыболовный крючок с блесной и мешок из нерпичьей кожи, бросился к выходу.
— Айвам! — послышался голос матери. — Не хочешь ли ты убежать куда? Или ты забыл, как я люблю поскорей услышать школьные новости? Да и не мешало бы тебе съесть кусок нерпичьего мяса. Ведь мясо молодой нерпы ты не отличишь от гуся.
— Нет, Уакат! Я поем и расскажу тебе новости посла, когда наловлю рыбки. Луна скоро зайдёт — крикнул мальчик на бегу и добавил: — Нельзя пропустить ход наваги.
Доносились ещё какие-то слова Уакат, но Айвам уже не разбирал их и мчался к обрывистому морскому берегу.
Вслед за ним, спотыкаясь и ударяясь мордочкой о камни, гнался Лилит. Грязный мохнатый Лилит. Он всегда перепачкается в нерпичьем жиру. Он даже ещё не научился как следует облизывать себя. Его нельзя было бы и любить, если бы он не был таким умным и ласковым. И, кроме того, Лилит всегда весёлый. Он может даже смеяться глазами, а если чуть обидишь, то и плакать. Вот какой Лилит! Айвам в жизни Лилита в своё время принял большое участие. Короче говоря, Айвам спас жизнь ему.
— Оставлять белошёрстного щенка — зря корм переводить. Толку не будет. Все равно из него не выйдет настоящей собаки. Он даже не удержался на донышке ведра, — категорически и со знанием собачьего дела сказал дядя Тэнмао.
Конечно, дядя Тэнмао говорил правильно, и вот почему. Когда принесли ещё слепых кутят от только что ощенившейся Звёздочки, он взял их и положил на дно перёвернутого ведра. Слепые кутята кишмя кишели на донышке, ворочались, ползали и некоторые сваливались за борт.
— Вот те, которые подползают к краю и чувствуют опасность и отползают назад, — объяснял дядя Тэнмао, — они будут разумными собаками. На таких не страшно ездить в пургу: не свалишься с обрыва. А эти, что упали с донышка ведра, — свалились, не чувствуя опасности, — не собаки. За такую собаку не только трёх песцов никто не даст — на заячью шкуру никто её не захочет выменять.
Одноглазый дядя Тэнмао был достойным человеком. Еще будучи молодым парнем, он слыл искусным охотником на диких оленей. Однажды в горах он заарканил очень крупного оленя-быка. Тэнмао отличался тогда необыкновенной силой, и всё же он с трудом подтянул его. Огромный бык, лишённый свободы, метался как безумный, увлекая за собой охотника. Тэнмао упирался ногами в снег а сам напрягался до предела.
Борьба человека с диким оленем продолжалась долго. Наконец Тэнмао подтянул к себе быка, и в тот момент, когда охотник направил нож в сердце мечущегося оленя, отросток ветвистого рога выбил левый глаз у Тэнмао. С тех пор он получил прозвище «Одноглазый».
Тэнмао хорошо понимал жизнь и пользовался всеобщим уважением. Недаром русские поручили ему управлять маяком, который освещает путь проходящим кораблям.
И все же, несмотря на то, что дядя Тэнмао говорил правду, Айвам поднял этого самого мохнатого белошёрстного щенка, упавшего с донышка ведра, прижал его к своей груди и стал уговаривать дядю не убивать щенка.
Дядя Тэнмао после гибели отца Айвама заботу о его семье взял на себя. Он очень полюбил мальчика Айвама и относился к нему как к родному сыну. На просьбу Айвама, очень настойчивую, дядя Тэнмао улыбнулся своим единственным глазом и сказал:
— Пусть живёт!
В тот же день Айвам дал ему кличку «Лилит», что означает «камусовая рукавица». С тех пор между Айвамом и Лилитом установилась неразрывная дружба. Нередко они вместе и спали. Лилит стал любимой семейной собакой.
Когда Айвам бежал к морскому берегу и обронил рыболовный крючок, он оглянулся и увидел бегущего за ним Лилита. Айвам рассердился: каждому понятно, что. у него не было времени возиться сейчас с псом. Он погрозил щенку и довольно внушительно крикнул:
— Лилит, домой!
И действительно, недружелюбный голос Айвама возымел своё действие: щенок остановился. Он сел на задние лапы и недоумённо уставился на хозяина тремя черными точками: два глаза и нос. Но в следующий же миг пёс стал игриво крутить пушистым хвостом, разметая снежинки, и заискивающе улыбаться глазами, хотя лицо Айвама было определённо сердитое: брови нахмурены, губы вытянуты, приготовлены для ругательства.
— Домой, Лилит! — громко крикнул он ещё раз, резко шагнув в сторону щенка.
Лилит поднялся и медленно пошёл обратно, но всё же оглядывался, явно не понимая настроения хозяина.
Как только Айвам опять побежал вперед, Лилит быстро повернулся, секунду постоял, что-то ловя своим чёрным носом и, словно рукавица, подхваченная ветром, покатился вслед за мальчиком. Айвам вышел из терпения. Он в третий раз остановился и в третий раз озлобленно пригрозил псу. Айвам даже плюнул в сторону Лилита.
— Совсем сдурел этот Лилит, только время отнимает! — вслух сказал мальчик.
Ни угрозы, ни просьбы — ничто не действовало на щенка. Всякий раз, как только Айвам останавливался и грозил ему, Лилит, не решаясь приблизиться к хозяину, неизменно в отдалении присаживался. В тот момент его морда казалась противной и выражала лишь глупое упрямство а глаза были совсем бесстыжие.
Айвам с укором и уже молча глядел на него, думая: «Взять бы его сейчас за уши и бросить в ярангу».
Мальчик поднял ком снега, кинул в щенка и очень быстро побежал вперёд. Добежав до крутого склона горы, где проходил морской берег Айвам сел на нерпичий мешок. Один миг, и он пулей пронесётся на скользящем мешке до самых торосов моря. Хорошо скользит нерпа по снежному пласту, совсем как лыжи, подбитые этой кожей!
Айвам хотел было уже оттолкнуться ногами, как расслышал за собой знакомый звонкий отрывистый лай. Мальчик обернулся, и лицо его вдруг расплылось в широкую улыбку. Карие, немного раскосые глаза заблестели таким добродушием, что Лилит пришел в восторг. Он ведь хорошо понимал выражение этих глаз. Лилит бешено завилял хвостом, тут же бросился к своему хозяину и взгромоздился на колени Айвама.
Укоризненно и в то же время ласково покачивая головой, Айвам, поглаживая пса, сказал:
— Эх ты, Лилит! Попробовал бы ты вести себя так в школе!
Лилит этого только и ждал. Услышав обычный, ласковый голос хозяина, он заскулил в какой-то сладкой истоме, поднялся на лапки и лизнул Айвама в нос.
— Ну, ладно, — сказал покоренный Айвам, — поедем. И они покатили вниз по снежному обрыву с такой невероятной быстротой, что Лилит закрыл глаза и перестал дышать.
