ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
3 А У Р — инженер-нефтяник.
Р А У Ф — рабочий, помощник бурильщика, друг детства Заура.
Т А И Р О В — нефтяник, ученый.
Б А Д И Р О В — начальник управления Морнефти, доктор географических наук.
Н А Р М И Н А — секретарша, 19–20 лет.
С А Б И Р — нефтяник, рабочий пенсионного возраста.
М А Т Ь Н А Р М И Н Ы
О Т Е Ц Н А Р М И Н Ы
С Е В Д А — певица, 23–25 лет.
А К И Ф М А М Е Д О В — знатный рабочий-нефтяник, Герой Социалистического Труда.
П О К У П А Т Е Л Ь Н И Ц А
П Р О Д А В Щ И Ц А
К А С С И Р Ш А
М О Л О Д О Й Ч Е Л О В Е К
С Е К Р Е Т А Р Ш А
М О Л О Д Ы Е М У Ж Ч И Н Ы
И Ж Е Н Щ И Н Ы
Действие происходит на искусственном стальном острове и на «Большой эстакаде» — в открытом море, в Международном курортном лагере, в квартире З а у ра, в магазине — в Баку.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Ночная улица. В полной тишине доносятся приближающиеся шаги и голоса двух молодых людей.
М у ж с к о й г о л о с. …А ты знаешь, что такое нефть? Знаешь?
Ж е н с к и й г о л о с (нервно). Знаю, знаю.
М у ж с к о й г о л о с. А ты скажи, если знаешь.
Ж е н с к и й г о л о с. Ты это серьезно?
М у ж с к о й г о л о с. Так знаешь или нет?
Ж е н с к и й г о л о с. Господи! Жидкость. Черная и маслянистая. Пахнет керосином… Успокоился?
М у ж с к о й г о л о с. То-то и оно! «Пахнет керосином». И это все?
Ж е н с к и й г о л о с. Не понимаю, что ты заладил — нефть, нефть? Говорить тебе больше не о чем? С ума сойти! Полвторого ночи — нефть!
М у ж с к о й г о л о с. А когда же нужно говорить о нефти?
Ж е н с к и й г о л о с. Со мной лучше никогда. Ненавижу все эти слова: нефть, дебит, план… Слышать не могу больше. Особенно ночью.
М у ж с к о й г о л о с. Пожалуйста. Мне-то это меньше всего нужно.
Ж е н с к и й г о л о с. Очень интересно. Нас здесь только двое. Кому же тогда это нужно?
М у ж с к о й г о л о с. Тебе… Да, да, тебе. Ты тоже принимаешь участие в добыче нефти. Верно? И что бы ты ни думала, это действительно героический труд…
Ж е н с к и й г о л о с. Все только героическое, все только историческое. Куда ни глянь. Надоело!
М у ж с к о й г о л о с. Должна же ты знать, во имя чего работаешь.
Ж е н с к и й г о л о с. Я очень хорошо знаю, во имя чего работаю. Прошу, прекрати!..
Нармина и Рауф выходят из-за угла на освещенную часть улицы.
Н а р м и н а. До завтра, Рауф. Дальше не ходи со мной.
Р а у ф. Не выйдет. Я до утра не засну, только и буду думать, что тебя какой-нибудь негодяй подстерег и зацапал в вашем темном подъезде.
Н а р м и н а. Уйди, ради бога. Никто меня там не зацапает.
Р а у ф. Значит, это сделаю я.
Н а р м и н а. Рауф, прошу тебя, мы уже совсем дошли, уходи. Я сказала дома, что приду в одиннадцать.
Р а у ф. Теперь ясно, почему ты так нервничаешь. Так и скажи, что боишься свою мамочку!
Н а р м и н а. Прекрати!
Р а у ф. О чем же говорить человеку? О нефти нельзя, о маме твоей тоже… Я тебя прошу. Ты раз и навсегда объясни дома, что ты уже самостоятельный человек, сама зарабатываешь себе на жизнь. И, в конце концов, ты провела вечер вместе со мной, своим законным женихом.
Н а р м и н а. Вот это ее особенно обрадует… (Тревожно оглянулась на подъезд). Уходи.
Р а у ф. Принципиально не уйду. Пора положить конец. Ты такая гордая, умная, справедливая…
Н а р м и н а (на мгновение забыв о подъезде). Это ты обо мне?
Р а у ф. Да, о тебе. И все это исчезает, ты становишься совсем другим человеком, стоит только заговорить о твоей матери. Никак не могу понять, каким образом она так тебя запугала. Тебя и твоего отца. Гипноз какой-то. Ведь ты-то прекрасно знаешь, что она…
Н а р м и н а. Оставь ее в покое. Слышишь? Сколько раз тебе говорить?
В подъезде появляется в ночной рубашке мать Нармины, подходит к дочери и дает ей пощечину.
М а т ь Н а р м и н ы. Отправляйся домой!
Н а р м и н а. Мама!
Р а у ф. Что вы делаете?
М а т ь Н а р м и н ы (не обращая внимания на Рауфа). Я дома с тобой поговорю. Не хочется соседей будить!
Р а у ф. Это же ваша дочь! Как вы можете так унижать ее достоинство!
М а т ь Н а р м и н ы. Если ты сию секунду не уберешься, посмотришь, что я из твоего достоинства сделаю.
Р а у ф. Я не Нара и не ваш муж и вас не боюсь. Предупреждаю, что я не позволю больше…
М а т ь Н а р м и н ы. Ничего, вот с этой минуты начнешь бояться!
Н а р м и н а (встает между ними). Мама! (Рауфу) Я же просила! Уходи, умоляю тебя, как мне все это надоело! (Исчезает вместе с матерью.)
Рауф несколько мгновений смотрит им вслед, потом бросается к подъезду, но дверь уже заперта. Хватается за ручку.
Р а у ф (громко). Нара! Вернись! Нечего тебе в этом доме делать! Идем со мной!
Никто ему не отвечает.
(Прислушивается, потом медленно отходит от подъезда. Идет по безлюдной улице.) Легко сказать: «Идем!» А куда?
Приемная начальника управления Морнефти Бадирова.
За столом секретаря — Нармина.
Входят Заур и Рауф.
3 а у р. Здравствуй, Нармина.
Р а у ф. Приветствую!
Н а р м и н а. Здравствуй, Заур. (На Рауфа не смотрит.)
З а у р (обеспокоен, но старается не показать этого). Ты не знаешь, зачем я нужен Бадирову?
Н а р м и н а. Не знаю. Сразу после ухода парторга приказал, чтобы я тебя вызвала.
Р а у ф. А со мной ты разговаривать не хочешь?
Н а р м и н а. Тебя сюда никто не звал!
З а у р. Да ладно вам. Вы же не дети. Помиритесь, я прошу вас.
Раздается звонок вызова.
Н а р м и н а. Извини. Бадиров! (Уходит в кабинет Бадирова.)
З а у р. Чего он меня вдруг вызвал?
Р а у ф. Сейчас узнаешь. Не понимаю — каждый раз у тебя такое лицо, как будто тебя к зубному врачу приглашают.
З а у р (натянуто улыбается). Сам не могу понять, в чем дело. Вроде бы я не трус и нутро у меня не подхалимское, а все равно при каждой встрече с ним такое напряжение появляется, что разговариваю с трудом. Ничего поделать не могу. Перед самим собой стыдно.
Р а у ф. А потому, что он личность. Это и давит на тебя. В его присутствии многие теряются! Все! Кроме меня!
3 а у р. На тебя, значит, его личность не давит?
Р а у ф (усмехается). А он со мной еще ни разу не разговаривал. (Разворачивает сверток, принесенный с собой, достает хрустальную вазу, ставит ее на стол Нармины.) Вещь? Нарке понравится, у нее вкус хороший.
З а у р. Смотри, разоришься!
Р а у ф. Разоряются те, кто дарит любимой женщине духи, цветы и прочую нестабильную галантерею, а от таких подарков всем одно удовольствие и выгода.
З а у р. Насчет удовольствия, допустим, понятно, а в чем выгода?
Р а у ф. Все просто. Сегодня это будет приятно Нарке, а через четыре месяца мне... когда она эту банку принесет в наш общий дом. И не только вазу, я и раньше ей дарил полезные вещи. Сегодня помирюсь. Ужасно нервная она стала. Во всем мать ее виновата. (Замолкает, заметив, что дверь кабинета Бадирова приоткрылась.)
З а у р (рассеянно). И зачем я ему вдруг понадобился?
Р а у ф. А вдруг ему захотелось тебе что-нибудь хорошее сделать. Он же все может. Ты зайдешь сейчас в дверь, а он тебе (голосом Бадирова): «Мы тут подумали с товарищами и решили представить вас к званию». И ничего особенного! Такая власть у человека! Подумать страшно. Эх, был бы я на его месте.
З а у р. Ты? На месте Бадирова? Представляю…
Через неплотно прикрытую дверь доносятся голоса.
Г о л о с Б а д и р о в а. Поверьте, мне это очень неприятно. Моя жена не права, и я непременно скажу ей об этом. Она не должна была разговаривать с вами таким тоном. Я вас прошу, не обижайтесь.
Г о л о с Н а р м и н ы. А я совершенно не обиделась. У большинства женщин в этом возрасте характер портится. Ничего удивительного.
Г о л о с Б а д и р о в а. В каком же это возрасте?
Г о л о с Н а р м и н ы. В возрасте вашей супруги.
Г о л о с Б а д и р о в а. Да, да, да… К сожалению, люди, независимо от возраста, иногда говорят не то, что следует. Вы можете идти.
Н а р м и н а (входит в приемную, на Рауфа не обращает внимания. Зауру.) Слышал? (Кивает на дверь кабинета.) Час назад звонила его жена, а у него парторг в это время сидел и инструктор из райкома. Я все ей объяснила, говорю, если не срочно, позвоните минут через десять-пятнадцать, а она как набросится на меня, как бешеная. Я послушала и дала ей в ухо отбой. Никого не стесняется. А посмотришь на нее — испугаешься, такая страхолюдина! Вместо того чтобы молиться на него круглые сутки, она же его еще в дурацкое положение ставит.
