Николай ОРЕХОВ, Георгий ШИШКО
Трамвай на улице Липовой
Иван Петрович Кошкин догрызал уже третью авторучку. Обстановка в квартире максимально способствовала творчеству. В комнате было светло, тепло, но не жарко, воздух был свеж, но без сквозняков. не слышно было соседской дочки, которая всегда терзала слух писателя своими гаммами, а жена уехала в Ригу, к родителям, В таких условиях иной писатель уже издергался бы в поисках листа чистой бумаги. Но стопка белой финской «полевки» перед Иваном Петровичем тихо дремала нетронутой, за исключением нескольких листиков, на которых как-то невзначай, сами собой изобразились лохматые собаки с рыбьими хвостами, почему-то все сплошь в очках и с трубками. В голове у писателя-фантаста громоздились планеты, захваченные звездолетами воинственных и кровожадных цивилизаций, небритые космонавты отчаянно, но безуспешно пытались найти обратную дорогу или хотя бы тропку. Строили глазки молодые аборигенки разнообразнейших форм и расцветок. Взбунтовавшийся робот на астероиде разрезал купол ветростанции, а побледневшие астрономы палили в него из бластеров, лазеров и гранатометов, но почему-то никак не могли попасть… Мыслей хватало! Не было слов… Встреча с редактором, которая должна была состояться через несколько дней, грозила закончиться маленьким скандалом…
Зазвенел трамвайный звонок, Иван Петрович открыл рот, нахмурил брови и вытаращил глаза. Потом он вскочил со стула, подбежал к окну и расплющил нос о стекло. По улице шел трамвай! Это по его-то тихой Липовой улице, где и машины проезжали раз в час, а трамвайных рельсов и в помине не было! Но трамвай был настоящим, железным. Иван Петрович протер глаза кулаком и потряс головой. Трамвай деловито и неторопливо заворачивал за угол. Отчетливо была видна цифра «шесть» под стеклом, нарисованная крупно и разборчиво, под трафарет.
Иван Петрович отошел от окна и с удивлением обнаружил, что держит в правой руке листок с нарисованными лохматыми собачками. Он разорвал листок на мелкие клочки. задумчиво бросил их на ковер и вышел во двор. На краю тротуара соседский Мишка уже третью неделю чинил велосипед.
— Привет Миша, Скажи… ты трамвай «шестерку» видел?
— Конечно. Иван Петрович! Я на ней часто в веломагазин из центра езжу.
— Да нет, здесь, сейчас, на нашей улице?
Мишка с удивлением посмотрел на Ивана Петровича, потом улыбнулся:
— Розыгрыш? Новый сюжет? Да, Иван Петрович? А почитать раньше, чем в книге, дадите?
— Да-да, конечно… — задумчиво сказал Иван Петрович. — Ты же у меня главный критик…
Он похлопал ладонью по стволу старой липы рядом с Мишкой, пнул ногой какой-то камушек, щелкнул туда-сюда выключателем в подъезде и поднялся к себе на второй этаж. Мысли из головы исчезли, зато зачесались руки. Он схватил авторучку и на одном дыхании набросал три страницы. Отложив ручку, он откинулся в кресле, набил табаком любимую трубку, которую курил только во время работы, прикурил и только тогда перечитал написанное. «Да, бред сивой кобылы — это как раз про меня сказано», — с тоской подумал он, бросив странички на стол. Потом пододвинул чистый лист, снова взял авторучку и стал рисовать очередную рыбособаку. Руки уже не чесались. Голова оставалась пустой. Входная дверь скрипнула.
В комнату вошел абсолютно незнакомый Ивану Петровичу человек. Не заметив его, вошедший направился к дивану, снял пиджак и небрежно бросил его на спинку. Взяв с журнального столика графин, он, не глядя, налил в стакан чуть-чуть воды, поболтал ее в стакане и выплеснул в сторону. Вода попала Ивану Петровичу прямо на грудь и начала медленно стекать на брюки и ковер. Неизвестный мужчина налил воды опять и поднес стакан к губам. Потрясенный Иван Петрович встал со стула, вынул изо рта потухшую трубку и громко сказал совсем не то, что собирался:
— А рубашка у меня и так чистая!
Мужчина вздрогнул, растерянно опустил руки со стаканом, увидел Ивана Петровича и удивленно уставился на него:
— А-а-а… вам кого?
Теперь смутился Иван Петрович. На миг ему показалось, что он находится не в своей квартире. Он бросил взгляд на письменный стол, и лохматая рыбособака придала ему сил. Иван Петрович агрессивно сказал, в упор глядя на незнакомца:
— А я здесь живу!
В воздухе отчетливо запахло сварой. Мужчина оглянулся вокруг, поставил стакан обратно на столик и как-то застенчиво, но тоже с ноткой агрессивности в голосе ответил:
— Простите, но это я здесь живу!
— Извините, не знаю вашего имени-отчества, — насмешливо, как и подобает перед схваткой, возразил ему Иван Петрович, — а адрес, адрес у вас какой, а?
Мужчина спокойно, с достоинством, сел на диван, твердой рукой взял стакан, опрокинул его содержимое в рот, вздохнул и сказал:
— Петр Иванович Мышкин. Липовая, семь, сорок два. А у вас?
— Очень приятно, Иван Петрович Кошкин, и у меня… Липовая, семь, сорок два…
Они помолчали, недоверчиво глядя друг на друга. Желания сражаться почему-то не было ни у одного, ни у другого. Но вдруг Ивана Петровича осенило.
— Скажите, а вы в какую баню ходите, не в Сандуны случайно? — вкрадчиво спросил он.
— Какие еще Сандуны… Они же в Москве, а не в Минске, — сердито ответил Петр Иванович, затем хлопнул себя ладонью по лбу и рассмеялся: — На классике ловите! Нет-нет, в баню я не ходил.
Потом он перестал смеяться и тихо спросил:
— Ведь мы же в Минске, да? Иван Петрович бросил невольный и растерянный взгляд в окно, увидел соседского Мишку с велосипедом и облегченно вздохнул: — В Минске, кажется…
Петр Иванович задумался, нахмурил брови и сказал:
— А может… вы только не смейтесь… Может, тут со временем что-то произошло? Вы из какого года? Число сегодняшнее помните?
— Число? М-м-м… Тринадцатое апреля, кажется… семьдесят девятого года.
— И у меня семьдесят девятый, тринадцатое… Да-а-а…
Атмосфера в квартире постепенно разрядилась до уровня нейтральной. Зазвонил трамвай. Иван Петрович снова потряс головой, как давеча, и с надеждой взглянул на собеседника — не исчезнет ли? Но нет, Петр Иванович исчезать явно не собирался. Более того, он вдруг опять заулыбался, сунул руку в карман пиджака и сказал:
— А паспорт, паспорт с пропиской у вас есть?
Иван Петрович прошел к книжному шкафу, покопался среди книг и с чувством, всем своим видом выражая достоинство, протянул потрепанную книжицу:
— Вот, пожалуйста, прошу вас!
Паспорт Петра Ивановича выглядел значительно аккуратнее и даже был закатан в какой-то пластик с тиснением.
— Так, Липовая, семь… сорок два… Центральный… Прописан… января… шестьдесят восьмого…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
