Вадим Чекунов
Тираны. Императрица
ГЛАВА 0
БЕСЕДА У КАМИНА
Замок Мортлейк, Англия. 1840 год
В курительной комнате царили полумрак и молчание.
За окном густели дождливые сумерки. Капли приглушенно стучали по стеклу и широкому карнизу, отбивая убаюкивающий ритм. Тихо потрескивал камин. Волны тепла расходились от него по всему залу, приводя в движение клубы застоявшегося табачного дыма.
Лица трех расположившихся в глубоких кожаных креслах джентльменов были едва различимы. Силуэты их тоже скрадывались наступающей темнотой и внушительностью мебели. Но все-таки было возможно разобрать, что один из них долговяз — худые ноги в лакированных штиблетах он протянул к огню, а острые локти выступали в стороны, будто сидящий отстаивал свое право на место. Когда он затягивался сигарой, красноватый огонек освещал его длинный узкий нос и впалые щеки. Джентльмен справа являл собой полную противоположность первому — казалось, этот коротышка состоял из одних округлостей. Кресло было ему явно велико, и, если бы не щеточка аккуратных усов и не сигара в толстых пальцах, в темноте зала он легко сошел бы за разжиревшего мальчика, облаченного в охотничью куртку и клетчатые панталоны в обтяжку. Фигура третьего выделялась широкими плечами и крепко посаженной головой. Он расположился почти на самом краю сиденья, с ровной вытянутой спиной, будто в седле. Сигару он, в отличие от двух других, не держал пальцами, а зажимал зубами, напоминая грозную башню с нацеленной на неприятеля пушкой. Визитный фрак темно-серого цвета сидел на нем идеально, но явно стеснял своего обладателя, судя по всему, привыкшего к иной одежде.
Вот уже четверть часа троица предавалась курению с видом людей, занятых крайне важным делом, болтать во время которого — дурной тон. На кончиках сигар наросли серые столбики пепла, и могло показаться: джентльмены соревнуются, у кого он продержится дольше. Наконец коротышка парой аккуратных постукиваний о пепельницу стряхнул со своей сигары лишнее, повертел ее, любуясь оранжевым конусом тлеющего кончика, поерзал в кресле — ноги его в высоких ботинках из оленьей кожи не доставали до пола — и сокрушенно произнес:
— Да уж… Послал же Господь такую погодку…
Долговязый курильщик неопределенно хмыкнул, выпустив очередное облачко дыма. Зато третий, коренастый, живо отреагировал, по-прежнему не вынимая сигару изо рта:
— Как по мне, так нет ничего прекрасней, чем добрая английская непогода!
Коротышка по-детски поболтал в воздухе ногами и вкрадчиво спросил:
— Так понимаю, полковник Траутман, экспедиция на восток оставила в вашей душе неизгладимый след?
Тот, кого назвали полковником, наконец-то положил сигару в пепельницу.
— Не только в душе, мой друг, но и в теле! Ну скажите на милость, чем может досадить проливной дождь? Разве что грязь развезет на дороге, да намокнешь слегка. Против последнего есть надежное проверенное средство! — Траутман щелкнул по стоявшему на низком столике возле его кресла широкому стакану с виски. — А в проклятой Азии оно, к сожалению, не работает. И дожди там совершенно другие. А уж заразы столько, что европейцу остается лишь молиться, чтобы не подхватить всё разом… Эта чертова лихорадка до сих пор дает о себе знать. Подумать только, теперь не могу выкурить и половину сигары! И мне очень повезло, что я сижу сейчас в Мортлейке среди вас, господа, а не кормлю рыб где-нибудь у берегов Кантона. Дьявол бы побрал этот Китай!..
Полковник нахмурился, взялся было за сигару, но, с сожалением крякнув, затушил ее.
— Вижу, вы натерпелись изрядно, — сочувственно произнес коротышка.
— Китай действительно опасен для белого человека, мистер Кинзи, — вдруг отозвался третий из собравшихся, подтянув свои длинные ноги к креслу. — Пребывать там намного труднее, чем в Индии. И не только в климате дело. Это совершенно иной мир, отличный от всего, с чем мы сталкивались раньше.
— Очень интересно… И в чем же отличие? — Толстый Кинзи сложил короткие руки на объемном животе и совиным взглядом выпученных глаз уставился на военного в ожидании подтверждения слов долговязого. — Мне казалось, разница между тамошними землями невелика…
— Черта с два! — неожиданно для собеседников повысил голос Траутман. — Три года службы в Бенгалии дались мне легче, чем полгода болтанки вдоль южных берегов этой проклятой страны. Не знаю, как там в глубине материка — нам следует спросить лорда Филдинга, ведь он дважды бывал в их столице с дипломатической миссией.
Филдинг выдержал паузу, сосредоточенно водя ухоженными пальцами по граням толстостенной хрустальной пепельницы. Кинзи, не сводя с него глаз, нетерпеливо поерзал, скрипнув кожей кресла, а полковник поглядывал на нескладного штатского слегка снисходительно, как и полагалось военному человеку.
— Страна эта причудлива и огромна, — оставив наконец пепельницу в покое, задумчиво начал лорд Филдинг. — Поездка через нее мне запомнилась не меньше, чем нашему бравому Сэмюэлю рейд вдоль побережья. Нам крайне повезло, что туземные чиновники были довольно обходительны и почти без помех препроводили до самого императорского дворца. К русским миссиям они относились гораздо прохладнее. Надо сказать, всех без исключения иноземцев там принято считать дикарями и варварами, по нелепой случайности овладевшими технической стороной жизни. В благородстве души нам отказано полностью, мы для них — «заморские дьяволы», «длинноносые черти» и множество других определений. Между тем, одни лишь их ритуалы поклонения своему императору столь нелепы, с точки зрения просвещенного европейца, что даже мысли не возникает, кто же из нас на самом деле дикарь…
Закончив тираду, лорд Филдинг пожал костистыми плечами, как бы призывая собеседников присоединиться к его горькому недоумению.
Траутман кашлянул в кулак и глухо сказал:
— Это правда. Как есть дикари. Сколько стычек у нас ни случалось с ними, ясно одно — правила войны им неведомы. Вооружены черт знает как. Взаимодействия никакого, вместо солдат воюет крестьянский сброд. Разве что маньчжурские полки еще представляют угрозу. Но тактика у них осталась со времен кочевания. Действуют только наскоком и всей ордой разом! Не выйдет атака, так просто бросают оружие и бегут без оглядки. Но если уж случится им отсечь и одолеть какой наш отряд — тут пощады не жди. Вот что я вам скажу, господа: Бог бывает милосердным, а китайцы — никогда!
— Лорд Мельбурн утверждает, что до тех пор, пока война не объявлена, а происходят столкновения у пограничных территорий, мы не вправе требовать от китайцев соблюдения принятых норм, — тускло произнес Филдинг, поглаживая золоченую морду льва на пуговице своего фрака.
— Не знаю, не знаю… — проворчал полковник. — Дикари горазды на выдумки собственных правил, соблюдений которых они требуют от всех без исключения. И плевать им на звания и ранги. Сколько раз они разворачивали русские миссии, например! Не удивительно, что терпение Николая лопнуло и он приказал готовить войска.
— Мне довелось слышать, что туземная холодность к посланникам из Петербурга как раз объясняется тем, что были допущены нарушения неких правил. Верно ли это, сэр? — поинтересовался мистер Кинзи. — О китайских церемониях ходят самые невероятные слухи… Ведь вам приходилось испытывать их на себе?
Серебряная цепочка тускло мерцала под животом любознательного толстяка. Когда Кинзи попытался дотянуться до нее, чтобы выудить часы, то стал похож на откормленного кота, чешущего брюхо.
Лорд Филдинг несколько раз задумчиво кивнул, словно припоминая, что с ним случалось в Поднебесной.
— Эта страна живет и дышит традициями, многим из которых не один десяток веков, — произнес он. — Когда-то это помогало, теперь же стала очевидна архаичность подобной организации государства. Но традиции в Китае сильнее здравого смысла. Они там настолько крепки, что даже нынешняя правящая династия, отнюдь не китайская, во многом придерживается их. Попутно, конечно, добавив свои.
— По сути, маньчжуры — самые обыкновенные захватчики? — скорее утвердительно заявил, нежели спросил мистер Кинзи. Ему наконец удалось достать часы, и он, щелкнув крышкой, взглянул на циферблат.
— Разумеется, — вновь кивнул Филдинг. — Причем довольно деспотичные. Взять, например, их приказ коренному населению носить маньчжурскую одежду и прически. Всех, кто не побрил лоб, схватили и насильно привели в «надлежащий вид» после сурового наказания. Император-маньчжур живет во дворце, выстроенном для китайских владык, именуется Сыном Неба. Он проводит большую часть жизни внутри стен своей крепости, куда постороннему не попасть — отсюда и название: Запретный город. Простым смертным в Пекине не дозволяется даже смотреть на башни и ворота этого места. А в те редкие случаи, когда их правитель выезжает за пределы дворца — на молитву в отдаленный храм или на охоту, — в столице случается настоящая катавасия. Стража гонит народ прочь с дороги, теснит куда подальше. Следом бегут уборщики, сметают весь мусор, сносят торговые стойки и даже целые лавки могут разломать, лишь бы очистить доступное взору владыки пространство. Улицы, по которым проляжет путь Дракона, посыпают желтым песком, а выходы в прилегающие переулки завешивают полотнищами ткани. Смотреть на властелина строжайше запрещено. Однако, джентльмены, отмечу, что азиаты — страстные любители зрелищ! Если им приспичит на что-либо поглазеть, даже смертной казнью не напугаешь!
