Чекмаев Сергей
Девятое марта
Поздний ночной автобус мчался по заснеженному городу, завывая расхлябанным мотором. Водитель торопился в парк и старался проскакивать пустующие остановки - сегодня все-таки праздник, хочется попасть домой пораньше.
Получалось плохо. Хоть район и считается спальным, все равно - на каждой остановке кучкуются группки веселых и пьяных людей: парни с бутылками пива, по одной в каждой руке, девчонки с охапками цветов... Смеются, возятся от избытка молодых сил, виснут друг на друге. Восьмое марта сегодня: чего не повеселиться?
В открывшиеся двери ввалилась теплая компания - человек десять. Рассаживаются по креслам, благо автобус полупустой. Не обошлось без возни и здесь: кто-то из парней норовит усадить к себе на колени сразу двух девчонок.
- Подожди! Ну, подожди же ты!
Девушки заняты. У одной из них в руках сотовый телефон, видимо сегодняшний подарок. Аппарат сложный, кнопочек много, хочется во всех разобраться.
Не успели все, наконец, устроиться, как сразу же начался веселый, с подколками спор. Решалась сложная проблема, на уровне Теории Относительности: как в латинской транскрипции писать "я" - "ja", "ya", или "ia". Похоже, подружки добрались до SMS-функций и собираются теперь осчастливить кого-то эсэмеской.
- Надо через этот, как его, ну, "игрек", как русское "у", короче...
- Тогда получиться "и-а", че ты ослик, что ли?
- "И" с хвостиком ставь, я видела, так немцы пишут!
Парни ржут.
- Без бутылки не разберешься, - сквозь смех выговорил один из них.
Действительно, серьезная задача. Эх, ребята, мне бы ваши проблемы! Я прижался лбом к холодному стеклу, смотрел на чуть присыпанные снегом тротуары, необычно яркие, в разводах цветных кругов, фонари, вечернюю иллюминацию витрин и немногочисленных в этом районе реклам.
За моей спиной взрыв смеха - один из парней рассказал разухабистый анекдот. Пошлый, на грани армейского юмора. По-хорошему, не для женских ушей, конечно, но сегодня можно - сегодня все веселы и раскованы.
Кроме меня. Я не улыбаюсь вместе с ними. Не с чего. Ведь завтра девятое марта и я снова уйду. Пока еще не знаю каким способом: судьба, если это, конечно, она, весьма изобретательна. В последний раз меня сбила невесть откуда взявшаяся на пустынном проселке "Волга". А до этого обошлось без посторонних, просто потемнело в глазах, мир крутанулся пару раз и... Инфаркт или кровоизлияние в мозг... А три или четыре раза назад, помнится, меня прикончили совсем уж экзотично: взорвался газовый коллектор под моими ногами.
Впрочем, я могу и ошибаться. Ведь до конца разглядеть собственную смерть мне не удавалось ни разу. Как никому, наверное, в этом мире. По крайней мере, никому, кто бы смог потом этим похвастать. Проявившись снова, я пытался отыскать в газетах и милицейских сводках сообщения о СВОЕМ происшествии. Не получилось. Выяснилась подробность, которую при иных обстоятельствах можно было бы назвать забавной. На второй раз у меня появились смутные подозрения, а на третий они превратились в уверенность.
Я же помню все свои прежние жизни. Помнил и тогда.
В начале - ничего необычного, все как у других. Языковая школа, неудачная попытка поступить в институт, два года службы на Алтае, потом худучилище, полуголодная богемная жизнь, скитания по друзьям и женщинам-однодневкам, наконец, первые заказы, мастерская... В столице прижилась мода на антикварную мебель, и мои акции поползли вверх. Да, забыл сказать: я - реставратор, столяр-краснодеревщик, в последние лет пять эта профессия снова стала денежной.
Так все и шло до марта две тысячи второго. Странный год, год-перевертыш, палиндром. Сейчас я, конечно, могу говорить, что чувствовал нечто необычайное, приближение странных событий... но это будет ложь. Ничего я не чувствовал, жил, как жилось... Пока не умер в первый раз. На следующий день после женского дня, после трех огромных букетов, уютного застолья с французским белым "Шато д'Ор"...
Парадоксально, но когда я ожил - почему-то помнил свою прежнюю жизнь до последней секунды. Помнил, как тот чернявый с быстрыми глазами вытащил из-за пояса серебрянно-матовый пистолет. Со всех сторон набегали крепкие парни в камуфляже и штатском, чернявый затравлено озирался, зрачок дула дергано следовал за его взглядом. Не помню, кто выстрелил первым, но неожиданно по ушам вдарило звонкими хлопками, в воздухе кисло пахнуло порохом. Что-то горячее стукнуло меня в грудь, и сразу же навалилась боль и темнота.
Я все это помнил. И долго еще бегал потом, искал ТО место, даже приходил на Петровку, пытался там что-то доказывать. Боюсь, меня сочли не совсем нормальным. На второй раз я уже почти не удивлялся. Но, ожив, первым делом спустился в штукатуреную сырость подземного перехода (места были мне незнакомы, лишь потом на вывеске ближайшего дома я прочел: "Нахимовский проспект") и купил в киоске Роспечати газету. Число меня поразило: четырнадцатое мая две тысячи первого. Я долго пытался это осмыслить. Самое забавное, что все мои друзья, контакты, знакомые остались прежними, ну, разве что, чуть-чуть, самую малость непохожими. А может, мне просто так казалось. И лето, и осень, и даже зима потом развивалась уже по другому сценарию, но девятое марта я снова не пережил.
В третий раз я очнулся прямо посреди бульвара, судя по зацветающей глади большой, заботливо окольцованной бетоном лужи, на Чистых Прудах. На меня никто не обращал внимания, из чего я заключил, что не появился из воздуха, а все время был здесь: шел вот человек по каким-то своим делам, остановился на секунду: голова закружилась или вспомнил что-то. Мало ли. Было теплее, чем в прошлый раз. Солнце ощутимо пекло, легкий ветерок гнал по улицам пушистый тополиный пух. Продавец газет у метро обмахивался своим товаром, на лбу его выступили крупные капельки пота.
- Сегодняшняя газета есть?
- Завтрашний "МК" есть! Десять рублей. Хотите?
Я хмыкнул про себя - тоже мне, продавец будущего. Порылся в карманах как и в прошлый раз деньги были.
"Комсомолец" был от седьмого июня. Наверное, я сильно переменился в лице, продавец спросил с тревогой:
- Что с Вами? Печатный брак? Да нет проблем, не волнуйтесь - я заменю!
Я не отвечал, и он продолжал дальше:
- А-а! Вы первую страницу смотрите! Хреново, что наши проиграли, да?
Я тогда буркнул что-то, не помню. С продавцом этим я больше не виделся, к Чистым прудам меня с тех пор не заносило ни разу.
Постепенно я привык. Девятого марта - край, конец пути. И назад, в две тысячи первый, май или июнь... Пока самое раннее для меня - второе мая, а позже всего я очнулся девятнадцатого июня посреди какого-то пустыря в Алтуфьево. Так и крутит меня какой-то сплошной круговорот и не видно конца и края. Хоть бы какой-нибудь знак, самый туманный, пусть просто намек, - я пойму. Ведь нет же ничего... Помню, фильм был такой с Биллом Мюреем - "День Сурка", там герой попадает в схожую историю, но он вращался вокруг одного дня, не то, что я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
