Роман Воронов
Когда погаснут звезды
Город голубых крыш
Я потянулся за охрой, а Мастер сказал: – Возьми голубой.
– Но черепица не бывает голубого цвета, – возразил я.
Мастер только улыбнулся и макнул мою кисть в небеса.
Проживание воплощения, а для подавляющего большинства душ, согласно их Контрактам, откровенное выживание (не зря это благословенное с виду место во Вселенной некоторые называют космической тюрьмой), сродни путешествию сквозь непроходимые джунгли в одной набедренной повязке и без мачете – влажно, страшно и неуютно. Одной рукой вы отводите пальмовый лист, закрывающий обзор, другой хватаетесь за толстенную лиану, оказывающуюся скользким и трепетным телом молодой анаконды, при этом ваши ноги голыми ступнями давят многочисленных сколопендр и вместе с ними противно лопающихся под пятками мохнатых пауков, а впереди рычит, вздыхает, хрюкает и чавкает беспокойная жизнь изумрудного царства с его пантерами, муравьедами, кайманами и прочей нечистью, единственная цель которой, впрочем, как и вашей, остаться в живых, и что самое отвратительное – за чужой счет.
К сожалению, правда, надо еще выяснить, почему душа ощущает себя в проявленном виде именно так. Единственный ее инструмент в «джунглях» – сознание – увы, беззащитен (мачете при рождении не выдается). Стоит ему (сознанию) ослабить хватку, как следующая пальмовая ветвь хлещет по физиономии, а ноги цепляются за корни миртовых деревьев, и запросто можно оказаться носом в сырой земле, обильно орошенной испуганным вами же капибарой.
Ах, как хочется остаться на месте, не двигаться и зарастать травой, покрываясь плотным слоем мха, и ждать, сохраняя остатки жизненных сил исключительно на дыхание, законного перехода обратно. Но врожденная брезгливость пересилила пораженческие настроения и я, чертыхаясь, как сапожник у дверей питейного заведения, поднялся со дна бытия, столь привлекательного для страждущих чувственных наслаждений, и, обдирая локти и колени, двинулся дальше.
Наградой мне стали заросли манговой рощи, очаровавшие и одурманившие сладкими ароматами и сочными плодами, чей живительный нектар еще не успел высохнуть на подбородке; как я, почти счастливый и вполне сытый, вывалился на плоское, как блюдце, плато, с которого открылся изумительный вид на раскинувшийся в долине город белоснежных, полупрозрачных домов, увенчанных крышами голубого цвета.
Я громко икнул, то ли пораженный увиденным, то ли последнее манго было лишним, но звук моей возмущенной утробы породил явление странное, неожиданное и необъяснимое. Передо мной прямо из воздуха материализовался бравого, почти грозного вида вояка, обряженный в синие доспехи, опоясанный синим мечом и сверкающий из-под открытого забрала синими, пытливыми глазами. Сними он свой шлем, бьюсь об заклад, наверняка под носом у него топорщились бы усищи, естественно, синего цвета. Ошеломляющую воображение картину портил только рост рыцаря, подойди он ко мне вплотную, уперся бы султаном, украшавшим макушку шлема, мне в колено.
– Я Страж Города, – коротко представился синий коротышка и уперся в меня ледяным взглядом.
– И что это значит? – спросил я, старательно сдерживая улыбку, пытавшуюся прорваться наружу.
Страж сделал шаг вперед:
– Это означает, что войти в Город ты не можешь без моего разрешения.
Будь ноги мои обуты, я бы отпихнул наглеца размером с курицу и проследовал бы дальше, не заботясь о судьбе синего вояки, ковырявшегося в зарослях манговых пальм среди обломков своих доспехов. Но лодыжки, исковерканные переходом сквозь джунгли, ныли от ран и усталости, а синий меч в руках Стража, который он уже успел достать из ножен, был, похоже, настоящим.
– Как же мне получить разрешение? – перешел я на миролюбивый тон, тем не менее ругая себя за то, что разговариваю с вооруженной «крысой», вместо того, чтобы просто перешагнуть через нее.
– Я задам тебе двенадцать вопросов… – начал было Страж, но я понимающе закивал головой и прервал его:
– И если я правильно отвечу, то ты пропустишь меня. Идет, только давай не на кулинарные темы.
Я захохотал, довольный собственной шуткой, на что синий человечек, нисколько не обидевшись, отреагировал странным образом. Он наклонился и поднял за лапку большого рыжего муравья, на удивление жертва не трепыхалась и вела себя смирно.
– Послушай, дружок, – обратился Страж к насекомому, – не напомнишь ли мне условия квантового перехода гелия?
Муравей вполне ожидаемо не напомнил. Со всей осторожностью Страж, неплохо разбиравшийся в физике, вернул насекомыша на место:
– Смышленый паренек, но молчун.
После чего с усмешкой взглянул на меня:
– Вопросы для входа в Город голубых крыш будут не о кулинарии, а о Боге.
– Шоу с муравьем, надо полагать, должно было доказать мне мою ничтожность перед грядущим? – огрызнулся я, не совсем понимая, куда клонит баклажановый сторож.
– Я буду оценивать не правильность ответа: истина непостижима, а саму попытку, – спокойно сказал Страж и, запихнув синий меч обратно в ножны, добавил, – довольно пустой болтовни, приступим к делу.
– А если я не хочу входить в Город? – попробовал пофрондерствовать я.
– Обратного пути нет, – улыбнулся Страж, – джунгли подсознания проходимы только в одну сторону, все попытки вернуться к началу обречены.
Я обернулся, сказанное синим не вызывало сомнений, но так, на всякий случай. У самой кромки манговых зарослей, сливаясь с зеленью травы, лежал огромный кайман с полуприкрытыми роговицами безжалостных глаз. Вопросов больше не осталось.
– Начинай, – подтвердил я Стражу свою готовность к экзамену.
Тот почтительно кивнул:
– Первый вопрос. Бог один?
Я стал лихорадочно перебирать в уме; Бог-Отец, Бог-Сын, а Дух Святой – это Бог или нет, сколько богов в греческом пантеоне? По-моему, двенадцать, а языческие истуканы? Суммировать их или остановиться на одном Абсолюте? В вопросе был подвох, это ясно, низкорослик при оружии явно имел комплекс – доказывать всем собственную состоятельность вопреки размерам. Я молчал, пауза затянулась.
– Прямо как муравей, – съязвил Страж.
«Чертов карлик определенно пытается сбить меня с толку», – подумал я, и ответ тут же пришел в голову:
– Бог один, когда я думаю о Нем, но Он многолик и многогранен, когда Его призывает каждый.
– О, муравей шевельнул лапкой, – отозвался Страж.
– Скорее, языком, – поддакнул я его же тоном.
– Из твоих слов следует, что Бог есть совокупность мнений каждой души о Нем, и такой ответ принят.
Страж сделал шаг назад:
– Второй вопрос. Есть ли у Бога отражение?
«Если Он смотрится на что-то, что способно вернуть Ему Его образ, – решал я, – то, что это может быть? Возможно, человек, как подобие Его, вот только такое «зеркало» слишком криво. Что может разглядеть Господь, когда все добродетели будут преломляться в грехах и пороках?» Я посмотрел на Стража, карлик
