Прощеное воскресенье
Олег Вячеславович Лазарев
© Олег Вячеславович Лазарев, 2015
© Олег Вячеславович Лазарев, фотографии, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
I
Мягкие, цвета слоновой кости, стулья были расставлены в зале усадьбы в несколько рядов полукругом. В центре зала у черного слегка облупленного рояля пели отрывок из какой-то оперетты:
«Улыбкой нежной, чуть-чуть небрежнойты сердце каждого пленишь.Карамболина, Карамболетта!У ног твоих лежит блистательный Париж!»
Он сидел с самого края второго ряда-полукруга и смотрел на исполняющую музыкальный номер девушку. Мария… Он узнал ее имя лишь двадцать минут назад из объявления ведущего, и оно ему вполне нравилось. Часто впечатления о том или ином имени крепко связаны в человеческой памяти с носителями этих имен, и зачастую имя может стать приговором в людских отношениях. По крайней мере, у него так было точно. Скажем, он ужасно не любил имя Ольга, не любил до противности и тошноты. Все началось с того, что в школе в одном классе с ним училась такая Оля, с которой они поначалу крепко дружили, а потом безнадежно рассорились. Да, впридачу он удостоился получить от нее пощечину при всем классе. С тех пор ко всем Олям и Ольгам он относился холодно и старался обходить их стороной.
С Машами же дело обстояло совсем, надо даже сказать, абсолютно, иначе. Та Маша в длинном праздничном платье, которая с усердием пела оперетту, заметно волновалась. Это можно было понять по рукам, точнее по кончикам пальцев – они дрожали, чего не было у ее наставницы, с которой они выступали в тот вечер поочередно. Учительница ее не была стара, но даже красива и почти молода. Когда же Маше предстоял выход к роялю, она чинно садилась у двери на мягкий стул, надевала очки, и сквозь них внимательно следила за своим де́тищем.
Ближе к середине концерта он принялся оживленно глядеть по сторонам, время от времени приподнимаясь на своем стуле. Сзади раздалось недовольное ворчание. Заслышав ропот, он быстро повернулся навстречу голосам. Как раз окончилась очередная композиция, и ведущая что-то объявляла по бумажке.
– О! – обрадованным полушепотом воскликнул он, и, глядя на пышный букет в руках пожилой женщины, вопросил: – Цветочком не поде́литесь?
– Еще чего?! Нет! – прижав к себе букет, в негодовании отрезала женщина.
«Ну и… сидите дальше», – подумав про себя, разочарованно отвернулся он.
После следующего исполнения, которое Мария под аккомпанемент рояля пела одна, ему настойчиво постучали пальцем по левому плечу. Вновь обернувшись, он увидел ту самую женщину с благоухающей белой лилией в руках, которая до этого составляла центральную часть композиции букета.
– Держите, – сунула ему цветок женщина.
– Спасибочки! Сколько я должен? – обрадовался он.
– Нисколько, – нехотя ответила женщина.
После выступления он подкараулил Машу на витой лестнице, когда она путешествовала по усадьбе в сопровождении гладковыбритого с черной бабочкой фотографа, и торжественной вручил ей с боем добытую лилию.
– Классное, потрясающее исполнение! – воскликнул он. – Сфоткаемся на память?
Маша не отказала ему…
А сейчас он опаздывал на поезд, который должен был увезти его из тех краев, где судьба впервые свела их вместе.
«Давай, давай, давай…» – он выскочил из вагона метро, когда до отправки поезда оставалось пять минут.
«Целых пять минут!.. У тебя есть еще целых пять минут!!!»
На нем была зеленая кепка, такого же цвета куртка, и темно-голубые джинсы. И еще черный рюкзак за спиной. На вид ему было лет около двадцати одного.
Народа в метро, несмотря на довольно позднее время, было много, и парень дернулся к еще продолжающему тянуться вверх перегороженному эскалатору. Обежав дежурную и изящно перепрыгнув через толстый бархатистый канатик, он стремглав пустился по ступеням. Дежурная хлопнула в ладоши, затем с упоением их потерла, и неспешно направилась в свою будку, откуда вскоре раздался щелчок рубильника – эскалатор изменил направление движения, и теперь парень беспомощно семенил на одном месте. Послышалось хихиканье – окружающие люди начинали посмеиваться. Одна дама в красной юбке потянулась в сумочку за телефоном, чтобы запечатлеть представшее взгляду зрелище.
– Давай!! Мужик!.. Уважаю!.. Будут знать наших!! – принялся горланить не совсем трезвый с козлиной бородкой мужчина.
Однако парень уже понял, что сопротивление бесполезно, и, усмехнувшись, стал спускаться обратно. Когда он поравнялся с дежурной, та торжественно прикрикнула:
– Сумничал?! Вот так вот – не будешь умничать!!
Он прибежал на платформу, когда проводница уже поднималась в вагон – все-таки он успел.
– Уф-ф-ф!.. Успел… Вот я и на месте, – миновав два вагона, он плюхнулся на свое боковое. Его соседом оказался мужчина лет пятидесяти с небольшой пролысиной на голове, который сидел и задумчиво смотрел в окно.
– В темпе столицы? – задал вопрос мужчина.
– Ага!.. Успел же! – он достал из рюкзака кока-колу и сделал три глотка.
– Будешь ложиться?
– Не-не! Сидите. Я посижу пока. Эсэмэску еще нужно кинуть, – он вытащил телефон и принялся набирать в нем сообщение.
– До ку́да едешь?
– До N, – не отрываясь от телефона, сказал парень. – Вы?
– Тоже, – мужчина встал и пошел в конец вагона, туда, где находятся комнаты проводников, и принялся разглядывать висевший там маршрут поезда.
Проводницы пили чай и громко смеялись. Одна из них, заметив мужчину, вышла из своего купе:
– Вы чего здесь смотрите?
– Расписание.
– Чего там?
– А разве это имеет значение?
– Мужчина, Вы мне вопросом на вопрос не отвечайте. Если я спрашиваю – значит имеет.
– После N, скажи́те, поезд идет куда-нибудь?
– Да нет. Не заказывали. Заказали б, так может развернули и в Махачкалу поехали. А Вам куда надо-то? – она говорила весело, быстро и довольно сбивчиво.
– Туда, где дураков нет. Есть такие места?
– Ну Вы ска́жите… Думаю, мужчина, Вы поездом ошиблись. В России таких мест нет, – с акцентом на каждом слове проговорила последнюю фразу проводница.
– Запад?.. Может быть… может быть и там такие места еще можно найти. Хотя мне кажется, что у нас их больше.
– Не пойму я, к чему Вы это. Вам делать нечего – вот и все. Анкету вон лучше заполните. Фамилия, имя, отчество, мнение о проводнике, – она положила перед ним листок с напечатанной немного набок анкетой. – Как Вас зовут?
– Михаил Анатольевич, – суховато ответил мужчина.
– Вот и пишите!
– Как скажете. А пожалуй, Вы правы – без дураков жизнь станет скучной. А так дело всем есть: один анкету печатает, другой – заполняет, а третий, не читая, выбрасывает. Красота!..
Заполнив анкету, он вернулся обратно на свое место. За окном было темно и ничего не видно, лишь люди да предметы отражались в его толстом, местами поцарапанном, стекле. Он поглядел на отражение соседа, а потом перевел взгляд на него самого. В его лице он сразу выделил широкий подбородок, придававший ему мужественность и особенную выразительность, а также живые глаза, глубоко посаженные под навесом густоватых бровей. Весь облик молодого человека являл собой добродушие, простоту и открытость.
– Домой?
– А?!
– Домой, говорю, едешь? – громче повторил мужчина.
– Не-ет… – улыбнулся парень, – на работу.
– Дивно! Все в Москву работать едут, а ты из Москвы… Сейчас же праздники.
– Вот в праздники и начнем.
– Молоде́ц…
– Вообще ужасно не люблю я вот так опаздывать, как сейчас. В беготне жить не успеваешь.
– Согласен…
Михаил вновь перевел взгляд на окно – так, в молчании, он переждал время. Наконец, сняв часы и положив их в боковой карман брюк, он поднялся со словами:
– Парень, не знаю, как тебя зовут…
– Павлом.
– Приятно… – Михаил начал забираться на свою верхнюю полку. – Интересный, должно быть, ты человек, Павел. Может, еще встретимся когда-нибудь. После…
– А Вы-то куда едете?
– С Родиной прощаться.
– А-а, – промычал Павел. – Уезжаете куда-нибудь?
– Далеко, – ответил мужчина.
– Ясненько. Тогда спокойной ночи.
– Да… – вздохнул он. – Спокойной ночи, – и скрылся за темно-коричневой полкой.
Поезд плавно постукивал колесами…
II
По прибытии в N, ранним утром, пассажиры поезда разбрелись кто куда. На улице еще было темно, когда Михаил, поглядев расписание автобусов, расположился на деревянной скамейке в зале ожидания. Народа кроме него там было четыре человека.
Щелкнув замком, он раскрыл портфель – единственный свой багаж. Достав оттуда потрепанную, с грязно-желтыми разводами, книгу, и несколько плотно исписанных формулами листов бумаги, он погрузился в изучение. Иногда, не отрывая мысли, он смотрел несколько секунд в сторону, а затем вновь переводил взгляд обратно.
