Саша Шалееф
2 дробь 9
2/9
Два на девять не делится
Не оставив остатка
Череды тождесловий
И после нолей,
Эти губы обветрятся
В завихрениях мельницы -
И развалины Ольвий
И сны кораблей,
Он, она и они
Будут видеть окутавшись
В одеяла, в одежду
В сатиновых бликах;
И покоить надежду,
В девятых запутавшись,
Этих сказок страницах
Странной зимы.
А знаешь
А знаешь, я люблю дыханье занавесок;
Рассвет – который здесь и не узнать;
Люблю слова, которые в довесок,
И обстоятельства, которых не отнять.
Люблю слова кривые, обнаженные;
И звуки города – которые порой,
Если прикрыть глаза немного сонные,
Напоминают море и прибой.
Люблю перроны, окна запотевшие
Железных, но усталых поездов;
Твои глаза – весёлые и нежные,
И у подъезда двух смешных котов.
И ожиданье встречи и свидания,
И даже то – что про любовь пишу;
Я знаю то что будут расставания
Опять. Но только знай, что я люблю.
Когда цветы сирени станут белыми,
Когда зимой Неву засыпет снег,
Когда листва спадет с берёз
дождями серыми -
Ты знай, что я люблю тебя,
мой человек.
Анапест
Я молюсь чтоб замерзла вода
И дыхание ветра Антарктики
Пронеслось. Никогда,
повторюсь, никогда
Не любил я зелёные бантики.
В серебре остывает листва,
Ртуть скрутилась в улитке от холода.
Никогда, повторяюсь опять, никогда
Не любил парадного города.
Поздний вечер и тает свеча,
Глух анапест, застыла симфония.
Никогда, повторюсь ещё раз, никогда
Не любил я. Надеюсь, ирония.
Бал
Мне ненавистно жить как в сказка,
Но всё же, сам не знаю почему,
Мечтаю я в своей бумажной маске
Поважничать на праздничном балу -
Когда все гости приукрасив рожи,
Сольются в безупречный маскарад,
Как атеисты произносят "Боже" -
Начнут блистать на тысячи карат.
И это безотчетное веселье,
Со стороны напомнит мне бедлам
И как спасенье, вспоминаю пенье
Древнеиндийских лам.
Баркарола
Генералы-дни простите,
проживаю зря -
Мне по нраву, то другое,
что хранит заря -
Белым полотном закрою
я окна мольберт,
Нарисую для рояля
ре-минор концерт;
И закружит под сонату
полная луна,
Упадут немые звёзды
на мольберт окна;
Старый пёс голодным воем
ранит тишину,
Оборвав на баркароле
томную луну…
Генералы-дни простите,
проживаю зря -
Мне по нраву, то другое,
что хранит заря.
В вагоне
В туннеле дурно пахнет керосином.
Ещё мгновенье – свет берёт разгон
И снова шумный день аквамарином
Врывается в вагон.
Не жарко. Ветер пробивает раму,
Старушка странно лижет эскимо,
А посмотрите, там через канаву
Из двух акаций чудное панно!
Залп увертюры дикой мирабели,
Шалфея, кипарисов, как дурман -
Какой художник в этой акварели,
Поставил белоснежный Инкерман?
Вагон затрясся. Мальчик подавился.
Старушка облизнулась языком.
Вдруг, почему-то взгляд остановился
На женщине хрустящей огурцом.
В иле
Так страшно быть здесь одному,
В дождях и снах попеременно.
Я часто вглядываюсь в тьму,
Хоть это так несовременно.
Из туч нависший потолок,
Нависший потолок с бетона,
Остывший падает листок
По заключению Ньюто́на.
Расстрел, столица, чья-то тень,
Лишь чёрту нужные застолья,
Больная рифма "тень и день",
Сухой цветок у изголовья.
Три полных шага между стен
На рваные тома романов,
Трамваи в катакомбах вен
Стучат по ободу тамтамов…
И где-то здесь укрылся день
Я отыскать его не в силе,
По-прежнему больная тень
Лакает влагу в мутном иле.
В середине
И в середине ноября
Я уезжаю с Коктебеля.
Уже шершавая листва
Лежит в самшитовой постели.
К ней рядом, от недавней бури,
Скатились мячики маклюры,
И в далеке Хамелеон
Под серый спрятался хитон…
Послушай, мой далёкий друг,
Читатель этих описаний:
Мне кажется, что жизнь – как круг
С чертами встреч и расставаний,
Лун и рассветов череда,
Но кто мы в нём – увы, не знаю.
И в середине ноября
Я уезжаю.
Декаданс
Го́лы деревья
Их чёрные вены
Кожу едят
Бледнолицего фона
Серого неба.
Осколки богемы
Внемлют шуршанью
Иглы граммофона.
Вдруг, светотень
Моего декаданса
Бо́а надела
Ажурного вальса -
Это простая
Настольная лампа
А за окном
Неизменна картина.
Жернова
Не друидов это ль песни
И не их ль костры
Разжигают небо за горой?
Посмотри, уходят в вечность,
Две луны уходя вместе
С звёздною крупой.
Всё степя, перелесками
Вдоль дорог верста,
Но лучами, небо полнилось
Древнего костра.
Кто с мечами, кто с иконами,
Кто с мышами, кто с воронами
Открывал глаза.
А над степью песнь грустная -
Лютня, да свирель,
Медный бубен, да сырой курган.
Ветру слышен топот конницы,
Сто племён в легендах горлицы
Но их нет ни здесь, ни там.
И молились сёстры ведами
Ворожа водой,
Уносили вёсны с ве́трами
В чём секрет земной.
Лишь один старик рассказывал
Кутаясь плащом:
"Если небо не на месте,
Если небо не на месте,
Значит ты уже на нём…
Ты беги, пока не поздно,
Белая вода.
Посмотри, как эти звёзды,
Мелят жернова…"
Капли
Тише. Просто, листопад.
Неслышно звёзды говорят,
Каплей, с ночи до утра
Пьяный от вина.
Свитер, небо, Лист и джаз
И счастье – это не про нас.
Не слышишь и не позовешь.
Это просто дождь.
Меласса
Моя фантазия больна.
Мои стихи глупы – не скрою.
На белом полотнище льна,
Меласса бурною рекою
Течёт. И мечется бизань
В порывах знобного норд-оста…
Гольфстрим, седеющий Тянь-Шань
В объятье круглого погоста.
Мерцает
Мерцает город
в рифмах Мандельштама.
На горизонте, гала фонарей.
Не потревожат ленного тумана,
Ни ворон, ни сверчок, ни соловей -
Только стучится в окна-кастаньеты
Пустынный ветер ритмом сарабанды.
Испания, Куросио и Анды
На снимках, помещённые в газеты…
Мерцает город
в рифмах Мандельштама.
На горизонте, гала фонарей.
Ни ворон, ни сверчок, ни соловей
Не потревожат.
Натюрморт
Ночь так тиха, все спят и славно.
Не смея нарушать покой,
Еложу стул я под собой
И грежу милою Дианой.
С розливом дождь-аккордеон
Листвой ложится на бульвары,
Погоны сняли генералы
Когда пришёл на поле он.
(Я извинюсь за каламбур
И по возможности продолжу)
Смешным калачиком спит кошка,
А что такое натюрморт?
Вот и комар. Хлопок. Осечка.
От ветра, вдруг погасла свечка.
Не то
Пишу и чувствую: "не то",
Но знаю, что нельзя иначе.
Мне бы топить камин на даче
И
